Способы выражения иронии в художественном тексте и перевод (на материале современной британской литературы). Особенности перевода иронии в художественной литературе с английского языка на русский язык

Министерство образование и науки РФ

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Северо-Кавказский государственный технический университет»

Кафедра лингвистики, межкультурной коммуникации и туризма

Курсовая работа

по дисциплине «Теория перевода»

на тему: Специфика воспроизведения иронии в англо-русском переводе (на материале художественных текстов)

выполнил: Незнамов Николай Андреевич

проверил: канд. филол. наук, доцент Калинин И. В.

Ставрополь 2011

Введение

Глава I. Общая характеристика понятия иронии

1 Раскрытие сущности иронии

2 Концепции иронии в зарубежной лингвистике (обзор основных теоретических подходов)

Глава II. Основные приемы передачи иронии

Глава III. Специфика воспроизведения иронии в англо-русском переводе (на материале художественных текстов)

Заключение

Список использованной литературы

Приложение

Введение

Данная курсовая работа посвящена изучению специфики перевода иронии в художественном тексте. Функциональные возможности проявления иронии в языковом материале художественных текстов способствуют глубокому осмыслению исследуемых дефиниций в художественных текстах и рассмотрению лингвистических механизмов формирования иронического эффекта.

Актуальность исследования заключается в том, что феномен иронии, несмотря на свою распространенность и долгую историю, до сих пор остается малоизученным с точки зрения теории перевода, в связи с чем, существует потребность в определении способов перевода и исследования трансформаций, происходящих при воспроизведении иронии.

Объектом исследования являются языковые средства выражения иронии в художественных текстах.

Предметом исследования выступают способы перевода иронии. В ходе лингвистического анализа выделены такие средства репрезентации иронии, как каламбур, метафора, художественное сравнение, перифраз и т.д.

Целью работы являетсяисследование специфики воспроизведения иронии в англо-русском переводе на материале художественных текстов.

Для достижения поставленной цели в работе необходимо решить следующие задачи:

− раскрыть сущность понятия иронии и выделить основные виды иронии;

выделить критерии для отбора иронически маркированных стилистических средств;

раскрыть основные теоретические подходы изучения иронии в зарубежной лингвистике;

выделить основные приемы передачи иронии в переводе;

− определить наиболее частый и наиболее редкий способ перевода каждого вида иронии;

Материалом исследования послужили художественные тексты и их переводы.

Методы исследования выбраны с учетом специфики объекта, целей и задач работы. При отборе случаев языковой реализации иронии и установлении ее признаков, а также при описании наблюдаемых иронически маркированных единиц в вербальной и символической форме используются метод интерпретации результатов наблюдения; метод сопоставления. Статистический прием характеристики фактов. Все виды анализа художественного текста применялись комплексно.

Глава I . Общая характеристика понятия иронии

.1 Раскрытие сущности иронии

Современный словарь иностранных слов дает два определения иронии: «тонкая скрытая насмешка» и «стилистический прием контраста видимого и скрытого смысла высказывания, создающий эффект насмешки»; по Аристотелю же ирония - это «высказывание, содержащее насмешку над тем, кто так действительно думает». В распространенном определении иронии как бесконечной абсолютной отрицательности сказано о том, что ирония направлена не против отдельного феномена, отдельного существования, но что все сущее становится чуждым ироничному субъекту, а он становится чуждым всему сущему, и как действительность утрачивает для него свою законность, так и он в некоторой степени становится недействительным. Слово «действительность» употреблено здесь, прежде всего в значении «исторической действительности», то есть действительности, существующей в определенное время и при определенных обстоятельствах (Попович А. С., 1988: 15-17).

Принято выделять три основных вида иронии: прямую иронию, анти иронию и самоиронию.

Прямая ирония - способ принизить, придать отрицательный или смешной характер описываемому явлению.

Анти ирония противоположна прямой иронии и позволяет представить объект анти иронии недооценённым.

Самоирония - ирония, направленная на собственную персону. В самоиронии и анти иронии отрицательные высказывания могут подразумевать обратный (положительный) подтекст. (Гальперин И. Р., 1990: 87).

Современная лингвистическая наука устанавливает диалогическую природу иронии и анализирует отношения между сознанием автора и адресата, а также предметом иронического высказывания. Исходной позицией большинства современных исследований является постулат о том, что в самой сути иронического общения заложена необходимость активного интеллектуального контакта его участников, и для объяснения сути иронии важнее всего обратить внимание на ее знаковую природу и парадоксальность.

Следует отметить, что оперирование понятием «ирония» в традиционном смысле не укладывается в рамки современных исследований.

Так, традиционная интерпретация данного феномена (О.Я. Палкевич, Т.Ф. Лимарева) позволяет рассматривать ее как ментальное и лингвокультурное образование (Е.А. Брюханова), определяющее функции иронии в формировании особенностей национального видения мира.

Современное состояние лингвистической науки предполагает изучение иронии и иронических контекстов на уровне смежных дисциплин: психологии, психолингвистики, культурологии и др.

В узусе феномена иронии становится очевидным, что для отражения всех оттенков иронического смысла, используется и слово, и словосочетание, и предложение, но только на основе антропоцентрического подхода расшифровывается смысл авторской иронии точно и последовательно. Основополагающим фактором интерпретации иронии в художественных текстах является знание реалий из разных областей жизни, истории, культуры народа. Именно на опыте знаний языкового коллектива, являющегося результатом совместной общественной жизни и общности культуры, основана ирония. (Казакова Т. А., 2000: 65-66).

Значимость контекста и паралингвистических факторов в процессе интерпретации свидетельствуют об их ситуативной обусловленности, так как иронические указатели чаще всего требуют расширенного контекста. Причем при толковании иронического смысла отдельно взятого контекста, необходимо учитывать взаимодействие и взаимообусловленность эксплицитности и имплицитности высказываний автора. Так, контрастная основа контекстуальных условий, способных создавать второй план в сравнении с первым, также предметно-логические и контекстуальные значения и наличие эмоционально-оценочных компонентов, позволяют выделить иронически маркированные единицы текста.

Прагматика средств создания иронии таких, как каламбур, метафора, образное сравнение, перифраз, аллюзия способствует углублению знаний о специфике функционирования иронии в контексте и аспектов ее проявления. Более того, функциональность интерпретации переносных иронических смыслов способствует восприятию имплицитности значений единиц текста на подсознательном уровне. (Бреус Е. В., 1998: 107-111).

Ирония на лексико-семантическом уровне создается организацией средств языка как в структуре авторского повествования, так и в речи персонажей и передается посредством широкого диапазона стилистических приемов (каламбура, метафоры, олицетворения, образного сравнения, оксюморона, гиперболы, зевгмы, аллюзии). В качестве основания отнесения перечисленных приемов к иронически маркированным рассматривается в первую очередь способность создания определенных оттенков модальности, т.е. выявление негативного отношения автора высказывания к факторам действительности. Было замечено, что в этом случае ирония не столь прямолинейно реализует отношение контекстуального значения слова к предметно-логическому.

Критериями для отбора иронически маркированных стилистических средств выступают: 1) способность к созданию второго плана, контрастирующего с первым; 2) контраст между предметно-логическим и контекстуальным значением; 3) наличие эмоционально-оценочного компонента. Важным представляется тот факт, что возможность к созданию иронического эффекта не является системно закрепленной за лексической единицей (единицами) характеристикой. В связи с этим первостепенное значение следует уделять контекстуальным условиям реализации иронии, учитывающим и лингвистические и экстралингвистические факторы, что является проявлением функционального подхода в изучении иронии. (Виноградов В. В., 1984: 57-61).

Очевидно, что средства и приемы могут быть менее или более специализированны для выражения авторского иронического отношения к излагаемому (так, каламбур, оксюморон, гипербола традиционно изучаются как средства создания иронического эффекта); менее или более (а то и вовсе редко) употребляться; входить в систему других средств и приемов или появляться изолированно. К последнему случаю относятся, как правило, случаи чистого анти фразиса (12,9% всех случаев реализации иронического смысла).

Долгие годы ирония была мощным (и зачастую единственным) орудием реконструкции не только для художников, но и для всей мыслящей части советского, а впоследствии - и постсоветского общества; одним из немногих достойных методов обращения с тоталитарным культурным пространством и своего рода анестезирующим средством, позволявшим противостоять кошмару советских будней, не отчаиваясь и не впадая в истерику.

Именно ирония, а не юмор, не смех, поскольку ирония - эффективный способ отстранения от действительности, своего рода вежливый отказ от насильственно навязанной сопричастности, тогда как смех - это все же один из способов активного участия в жизни, по большому счету, смех предполагает согласие с жизнью. (Новиков А. Л., 2004: 23-25).

По меткому наблюдению известного журналиста Александра Тимофеевского еще "лет десять, даже пять назад ирония была универсальным языком для описания любых политических коллизий"; в течение многих лет ирония была универсальным языком, подходящим, в том числе, и для художественных практик.

1.2 Концепции иронии в зарубежной лингвистике (обзор основных теоретических подходов)

В ходе более чем двух тысячелетней истории исследований иронии представления об этом феномене значительно менялись и пополнялись, включая в ряды своих исследователей не только филологов и философов, но и литературоведов, культурологов, психологов, психоаналитиков. И хотя определение, впервые данное этому явлению еще Аристотелем («высказывание, содержащее насмешку над тем, кто так действительно думает»), в общем виде не потеряло свою актуальность, все же современные исследователи в области языкознания так и не выработали единого мнения ни о глубинной сущности данного феномена, ни о его конституирующих характеристиках. (Гальперин И. Р., 1989: 14).

В зарубежной лингвистике научное исследование иронии именно как языкового явления начинается с работы Гаральда Вайнриха в 1966г., в которой дается впоследствии часто цитируемая «стандартная элементарная модель иронии». Эта модель сконструирована с опорой на диалоги Платона, где говорящий (Сократ) ведет беседу со слушающим (своим «противником»), в то время как любопытная публика прислушивается к разговору обоих. Согласно этой схеме «жертвой» иронии чаще всего является тот, кто сам не может понять истинного значения иронического высказывания (то есть оппонент Сократа). Сегодня такое представление не разделяет уже ни один исследователь, поскольку нельзя отрицать тот факт, что в большинстве случаев целью иронически представленной критики является именно то, чтобы слушающий понял критику. (Сдобникова В. В., 1990: 73).

Михаэль Клайн (l974г.) также считает, что «жертва» иронии не понимает имплицитного смысла высказывания. Однако М. Клайн первым обозначил в качестве констатирующего признака иронии несовпадение между различными коммуникативными уровнями, и первым указал на необходимость «неязыковой» информации (т.е. знаний о мире, о контексте, о конкретной ситуации и т.п.), без которой невозможно восприятие иронии.

Характерной чертой исследования Генриха Лёффлера (1975г.), который ограничился риторической иронией, является то, что в качестве необходимого условия для понимания иронии он называет общий язык с общими духовно-культурными и этическими фоновыми знаниями. Как следствие, одной из функций иронического высказывания он считает "gruppensprach1ichen Selektionsmechanismus", т.е. «механизм выделения языковых групп».

Вольф Дитер Штемпель (1984) обращает внимание на тесную связь иронии и юмора, и основной ее функцией называет шутку, или остроту. В своем исследовании автор опирается на Фрейдовский анализ тенденциозных острот, согласно которому тенденциозные остроты в отличие от всех других видов острот дают наибольший эффект (т.е. вызывают наибольшее удовольствие) и обслуживают две основные тенденции: такая острота является либо враждебной, обслуживающей агрессивность, сатиру, оборону, либо скабрезной, служащей для обнажения.

Ульрике Гиссман (l977г.) видит необходимое условие иронии в оценочной составляющей. Кроме того, она доказывает, что хотя сигналы иронии необходимо связаны с иронией, тем не менее, они не составляют какого-то отдельного класса особых языковых сигналов, а являются обычными языковыми средствами, которые могут использоваться и в других целях.

Урсула Оомен (1983г.) также признает за конституирующее свойство иронического высказывания его оценочный характер, который и определяет языковую структуру высказывания. У.Оомен проводит анализ семантических и синтаксических закономерностей построения таких фраз. По ее мнению, ироническое значение возникает вследствие «отношения напряжения между буквальным и производным смыслами», а не просто замещает буквальное значение, как это утверждалось всеми предшествующими исследователями. (Петрова О. В., 2000: 116-123).

Появление нового направления в лингвистике под названием «Теория речевых актов», начало которому положили сразу ставшие известными американские ученые Джон Остин и Джон Серль, дало толчок для принципиально новых исследований иронии, опирающихся на постулаты этой новой теории. Основная идея данной теории, впервые отчетливо сформулированная в книге Джона Остина «Как производить действие при помощи слов», изданной в 1962 г., сводится к тому, что фразу можно рассматривать как действие (например, фраза «Дует!» является действенным побуждением закрыть форточку). При этом в различных контекстах и ситуациях одна и та же фраза будет иметь совершенно разные иллокуции. (Терехова Г. В., 2003: 34).

Теория речевых актов послужила базой для многочисленных статей, монографий и диссертаций об иронии. В терминологии теории речевых актов проводит свое исследование иронических высказываний Давид Й. Аманте, исходя из того, что иронический речевой акт в другом контексте может быть и неироничным. По его мнению, иронические высказывания строятся на ситуативных ожиданиях, которые в свою очередь базируются на общих фоновых знаниях. А условием возникновения иронического смысла является наличие в речевом акте двух противоречащих пропозиций, которые объединяет, по меньшей мере, один и тот же референт.

Хенк Хаверкейт (1990) также придерживается терминологии Дж. Серля. Однако определяющим моментом иронии он считает не про позицию, а иллокуцию. Свой анализ примеров он строит на описании языковой структуры высказываний и выводит, таким образом, два принципа образования иронического значения: антонимическая оппозиция (прежде всего в отдельно взятых лексемах) и отрицание про позиции (в предложениях). Критикуя то, что большинство исследователей концентрируются на анализе утверждающих высказываний, Х. Хаверкейт проверяет действие выведенных им принципов также на директивных, комиссивных и экспрессивных высказываниях.

Очень серьезное исследование было проведено немецким лингвистом Норбертом Гроебеном. В первой части книги, где он описывает свое понимание иронии с точки зрения речевых актов, он делает вывод, что ирония представляет собой «иносказательно-контрастивное высказывание», и конституирующим признаком иронии является контрастивная диссоциация на пропозициональном уровне (между буквальной и подразумеваемой пропозицией).

Кроме прагмалингвистического описания иронии Н. Гроебен работает над психолингвистическим аспектом продуцирования и восприятия иронии. В ходе исследования он делает немало интересных выводов и заключений (Федоров А. В., 1992: 57-60).

Противореча трем вышеназванным исследователям, Ингер Розенгрен (1986г.) в своей работе утверждает, что ирония вообще не относится к уровню речевых актов и ее нельзя определять с точки зрения иллокуции и пропозиции, потому что ирония может быть реализована любым без исключения речевым актом, да и вообще возникает только в процессе коммуникации. Поэтому иронию нельзя назвать ни косвенным, ни имплицитным речевым действием. Теоретический подход И. Розенгрен строится на том, что любое ироническое высказывание представляет собой, прежде всего негативную оценку, которую И. Розенгрен называет пропозициональной установкой говорящего. Следовательно, конституирующим моментом иронии является «противоречие между действительной и выраженной пропозициональной установкой». Поскольку истинная установка относится к знанию контекста, то, по мнению, И. Розенгрен, лингвистические средства никогда не могут дать понять, какой именно вывод должен сделать из услышанного собеседник, ведь это зависит только от конкретной ситуации.

Интересные перспективы в изучении феномена иронии дала теория инференционной модели коммуникации, предложенная Гербертом Полем Грайсом. Основу этой модели составляет намерение говорящего передать слушающему некую мысль. В качестве ведущего выдвигался принцип коммуникативного сотрудничества (или принцип кооперации - Cooperative Principle), который в свою очередь осуществлялся на основе четырех максим: 1) качества (quality): максима истинности сообщений; 2) количества (quantity): максима достаточности, информативности сообщения; 3) релевантности (relevance): Т.е. говори в соответствии с заданной темой; 4) способа выражения (manner): максима ясного, краткого, упорядоченного построения сообщения. Нарушение этих максим имеет свое определенное значение, которое слушающий должен вывести сам в зависимости от контекста.

Г. П. Грайс уже в своей первой работе (1975г.) причислил иронию к одному из видов инференционных моделей: кто-то делает высказывание, которое очевидным образом нарушает максиму количества, поскольку оно выражает не истинное мнение говорящего, а то, что слушающий может вывести сам из контекста.

Тщательной ревизии теорию инференций подвергает затем в 1990 году Ронг Чен, с тем, чтобы лучше применить ее к проблеме понимания иронического смысла. Его модификации состоят, прежде всего, в восстановлении «обоюдного знания» (mutual knowledge) и пополнении перечня максим, позволяющих обосновать использование иронии в тех случаях, которые оставались не охваченными в теории Г. П. Грайса. В качестве мотивов использования иронии Ронг Чен называет «вежливость», «эгоизм» и «экспрессивность» (politeness principle, selfishness principle, expressivity principle).

Вежливость как первопричину использования иронии считает и Дж. Лич (1983), который даже постулирует особый мотив, характерный только для иронии, - "irony principle", который рекомендует использование иронии во всех тех случаях, когда критика не может быть выражена без нарушения максимы вежливого отношения. Однако такой подход вряд ли можно считать убедительным, поскольку есть много примеров, когда ирония служит не сглаживанию, а именно обострению критики, а также, когда в шутливом разговоре ирония является только развлечением. (Копанев В. А., 1983: 111-114).

Большой резонанс среди ученых лингвистов вызвала работа Дэна Спербера и Д. Уилсона (1981) "Irony and the Usemention Distinction", где авторы предлагают новый подход - теорию релевантности, согласно которой любое ироническое высказывание представляет собой своего рода «упоминание» ("echo mention"). Согласно выдвинутому авторами тезису, говорящий использует фразу, содержащую иронический компонент, не в общепринятом смысле, а с его помощью цитирует нечто знакомое. Этой цитатой говорящий одновременно выражает свое негативное отношение к источнику цитаты, которым может быть некий человек, некое событие или некое положение вещей. Под понятием «упоминание» авторы понимают не «лингвистическое высказывание», а отсылку к самым разным знаниям, например, к стандартным правилам поведения. К тому же такие «упоминания» не обязательно должны быть выражены эксплицитно: они могут имплицитно выявляться многочисленными инференциями.

Роджер Крейц и Сэм Глюксберг (1989) также берут за основу теорию релевантности, но говорят о ее недостатках и несколько модифицируют, дав ей название echoing-reminder-theory. Их основная идея заключается в том, что ироническое высказывание хотя и требует некоего базового релевантного элемента (reminder), однако он не обязательно должен представлять собой некий конкретный антецеденс (событие, фразу или т.п.), хотя это и повышает иронический эффект высказывания. Однако если такого конкретного антецеденса нет, то его роль выполняют нормы и общепринятые правила. (Казакова Т. А., 2001: 88).

Необходимо также сказать о статьях Раймонда Гиббса, в которых автор утверждает, что процесс генерирования иронического значения по стандартной прагматической модели Г. П. Грайса и Дж. Серля экспериментально не подтверждается. Трехступенчатая процедура восприятия, вытекающая из теории Г. П. Грайса - 1) понимание буквального смысла, 2) осознание несоответствия в конкретном контексте, З) выведение подходящего значения - требовала бы гораздо больших временных затрат по сравнению с экспериментальными данными Р. Гиббса, согласно которым иронические высказывания неожиданным образом понимались даже несколько быстрее, чем высказывания с буквальным значением. Р. Гиббс делает вывод, что иронические высказывания понимаются напрямую, минуя фазу выведения дословного смысла. Это подтверждается, по его мнению, еще и тем наблюдением, что во многих случаях передать буквальное значение гораздо сложнее, чем перефразировать иронический смысл.

Затем Р. Гиббс берет за основу теорию релевантности и показывает, что ироническое высказывание понимается тем быстрее, чем эксплицитнее оно выражает тот элемент контекста, на который ссылается ирония. Кроме того, Р. Гиббс проводит эксперименты, позволяющие сделать вывод, что иронические высказывания лучше задерживаются в памяти человека именно благодаря лежащей в их основе «эховой» структуре ("Echo-Struktur"). (Кухаренко В. А., 1988: 57-59).

Данный обзор не претендует на полноту отображения всех идей, связанных с изучением иронии. Однако в целом можно констатировать, что зарубежная лингвистика в последние десятилетия предложила необычайное многообразие подходов и трактовок иронии, которые позволяют не только доказать или опровергнуть постулаты общих лингвистических теорий, но и проливают свет на психологию человеческого общения.

Глава II . Основные приемы передачи иронии

Ирония заключается в подразумевании противоположного во внешне положительных характеристиках. Иногда подразумеваемое выражается в языковых единицах, которые сами по себе представляют трудность для перевода, но гораздо чаще проблема заключается в несоответствии традиционно применяемых способов выражения иронии в разных культурах. Выражение иронии, насмешки осуществляется различными способами, которые могут различаться по форме, содержанию и функциях в разных языках и речевых традициях. (Палкевич О. Я., 2000: 73-75).

Простейшим способом выражения иронии в английском и русском языках являются кавычки, когда вполне стандартное и ожидаемое слово или фраза берутся в кавычки в стандартном контексте:

When I left my public school I had an extensive knowledge of Latin and Greek literature, knew a certain amount of Greek and Latin history and French grammar, and had "done" a little mathematics.

Окончив частную гимназию, я неплохо знал античную литературу, имел представление об античной истории и французском языке, а также «прошел» азы математики.

Более сложной разновидностью иронии является противопоставление двух качеств или двух взаимоисключающих возможностей в одном и том же контексте. Основная сложность при переводе таких контекстов возникает в том случае, если два контрастирующих в исходном тексте элемента требуют сами по себе преобразования в переводящем языке и в преобразованном виде зачастую не обеспечивают тексту достаточной иронической выразительности:

I went to Balliol University a good classic and a complete ignoramus.

Перевод этого предложения связан с необходимостью преобразования слова classic, в результате которого полученное соответствие не является достаточно выразительным для создания иронического контраста - «специалист по классической филологии, с хорошими знаниями в области классической филологии» и т. п. Наиболее распространенный прием, который помогает в таких случаях переводчику, заключается в добавлении, позволяющем объединить противопоставленные элементы иронического контекста:

Я отправился в Баллиол специалистом в области классической филологии и полным невеждой во всех остальных областях.

Одной из проблем при переводе иронического контекста, основанного на контрасте, может быть необходимость антонимического преобразования, которая, в свою очередь, требует преобразования самой структуры контраста:

I knew vaguely that the first Chapter of Genesis was not quite true, but I did not know why.

При переводе на русский язык в этом контексте меняется первая часть противопоставления, что требует соответственного преобразования второй части:

Я смутно сознавал, что начало Книги Бытия отклоняется от истины, но понятия не имел, в какую сторону. (Бреева Л. В., 2000: 108-114).

Более сложные преобразования применяются в случае развернутого иронического контекста, выходящего за пределы предложения, причем в условиях, когда необходимо придерживаться ключевых элементов иронии.

Thinking up titles is an art in itself, but we, legions of would-be authors, face another literary crisis: title depletion. Heedless of the future, successful authors the world over keep consuming a precious resource - book titles - as if there were no tomorrow, and that puts the rest of us off. And they have creamed off the best. Maybe I would have written The Brothers Karamazov, but some older guy got it first. We"re left with odds and ends, like The Second Cousins Karamazov.

Перевод этого текста связан с ироническим понятием thinking up titles, которое проходит через весь текст, контекстуально видоизменяясь, то есть каждый раз задает переводчику различные задачи. Придерживаться единства основы для иронического контекста приходится в условиях постоянных преобразований, самым главным из которых является преобразование образной основы иронического оборота:

Придумывание заглавий - само по себе искусство, но мы, легионы писателей будущего, сталкиваемся с кризисом жанра: с истощением источника названий. Не заботясь о будущем, писатели во всем мире, уже получившие свое, продолжают эксплуатировать драгоценные ресурсы - месторождения названий книг, - как будто будущего вовсе не будет, и тем самым лишают нас последнего. А сами между тем снимают сливки. Я, может, назвал бы свой роман Братья Карамазовы, да какой-то дед уже обошел меня. Вот нам и остаются только отвалы, а не назвать ли мне свою книгу Кузены Карамазовы!

В приведенном переводе использован самостоятельный общий образ: истощение ресурсов - эксплуатация месторождений − отвалы − который в русском контексте помогает воссоздать более плотную в соответствии с русской традицией ироническую структуру. (Казакова Т. А., 1999: 134-158).

При переводе иронических контекстов с английского языка на русский мы нередко встречаемся с ироническим обыгрыванием известных цитат или их более сложного варианта, аллюзий. Использование цитаты в качестве образной основы для иронического образа может при переводе осложняться, например, необходимостью лексико-грамматических преобразований, требуемых контекстом, в результате чего сама цитата неизбежно теряет исходную форму, то есть перестает быть цитатой. Здесь проходит очень тонкая грань: даже преобразованная, цитата должна быть узнаваема в переводном тексте, иначе она теряет статус цитаты, что может сопровождаться, в свою очередь, информационными потерями. Например, перевод иронического парадокса Оскара Уайльда, построенного на аллюзии к одной из основополагающих цитат европейской культуры То be - or not to be?, встречается именно с такого рода проблемой:

To read or not to read? All books can be divided into three groups: books to read, books to re-read, and books not to read at all.

Одним из способов сохранить иронический контекст может быть добавочный образ, который позволил бы сохранить автономность столь важного для аллюзии инфинитива и вместе с тем не нарушил бы логики исходного текста, с одновременным применением кавычек, выделяющих важные компоненты иронии:

Все книги можно поделить на три группы, снабдив их этикетками: «читать», «перечитать», «не читать». (Бреус Е. В., 1998: 37-43).

Как всегда, проблемой, вызывающей неизбежные преобразования, является наличие в ироническом контексте компонентов, неизвестных переводящей культуре:

Иногда переходят Невский проспект мужики, спешащие на работу, в сапогах, до того перепачканных грязью, что даже Екатерининский канал, известный своей чистотою, не в состоянии был бы ее смыть.

В этом предложении выделенные слова являются основой иронии, то есть, безусловно, означают прямо противоположное: Екатерининский канал известен тем, что очень грязен. Однако для читателя, не знакомого с реками и каналами Санкт-Петербурга, эта ирония полностью пропадает в непосредственном переводе: "the Ekaterininsky Canal well-known with its pure waters". Для того чтобы довести до англоязычного читателя иронию Гоголя, можно воспользоваться антонимическим преобразованием ("... boots so mud-stained that they could surpass even the Ekaterininsky Canal, a notoriously muddy stream"). В таком случае основой иронии в переводном тексте становится слово surpass, в то время как неизвестный читателю перевода Екатерининский канал характеризуется прямо как «грязный». При таком раскладе компонентов, конечно, теряется часть исходной информации, но зато сохраняется сам прием иронии как способ характеристики образа.

Другим вариантом может служить применение комментария, который позволяет сохранить исходную структуру иронии и при этом снабдить читателя перевода необходимой информацией, например, используя такое пояснение:

The Ekaterininsky Canal is notorious with its muddy waters among the rivers and canals of St. Petersburg. (Казакова Т. А., 2000: 234-241).

Таким образом, отечественными лингвистами были предложены следующие рекомендуемые правила перевода иронии:

Полный перевод с незначительными лексическими или грамматическими преобразованиями применяется в тех случаях, когда это позволяют как словесный, так и грамматический состав иронического оборота в исходном тексте, при условии совпадения социально-культурных ассоциаций.

Расширение исходного иронического оборота применяется в тех случаях, когда смысл иронического словоупотребления неочевиден для иноязычной культурной среды. В таких случаях часть подразумеваемых компонентов иронии облекается в словесную форму в виде причастных или деепричастных оборотов, расширенных атрибутивных конструкций и т. п.

Антонимический перевод, то есть перевод с противоположным грамматическим или лексическим значением, применяется тогда, когда прямой перевод утяжеляет переводную структуру в силу различия грамматических или лексических норм и тем самым затемняет или вообще не передает смысл иронии.

Добавление смысловых компонентов применяется в тех случаях, когда требуется сохранить исходные лексико-грамматические формы (например, цитаты) в условиях информационной недостаточности аналогичных форм в языке перевода.

Культурно-ситуативная замена применяется в тех случаях, когда прямое воспроизведение способа выражения иронии невозможно, поскольку он не будет воспринят переводящей культурой, а сама ирония должна быть передана, поскольку она составляет существенную часть авторского способа выражения.

Глава III . Специфика воспроизведения иронии в англо-русском переводе (на материале художественных текстов)

В первой главе мы выделили три основных вида иронии. Основной целью исследования будет проследить изменения, происходящие с текстом оригинала при переводе, используя при этом правила перевода иронии, приведенные во второй главе данной работы. А также попытаться выявить способы перевода встречающиеся наиболее часто и наиболее редко.

Для демонстрации изменений, происходящих при воспроизведении иронии, были отобраны 3 наиболее ярких примера, по одному примеру на каждый вид иронии. Полный же список использованных примеров показан в приложении.

После каждого вида иронии будет приведена таблица наглядно показывающая наиболее и наименее частотные способы перевода того или иного типа иронии.

Прямая ирония является самым распространенным видом иронии, это своего рода высмеивание, средство придания смешного или отрицательного характера какому-либо явлению, к примеру:

What can we do about it? - - Yossarian said grimly (J. Heller. P. 72).

Что мы можем с этим сделать? - спросил Нэйтли.

Mы можем поговорить об этом - мрачно ответил Йоссариан (Хеллер Д. С. 72).

языковой лингвистический стилистический ирония

Анализ результатов перевода прямой иронии

Результаты исследования показывают, что наиболее частым способом передачи прямой иронии является полный перевод, то есть в таких случаях наблюдается практически полное соответствие текстов оригинала и перевода и совпадение социально-культурных ассоциаций.

Следующим видом иронии является антиирония, то есть художественное средство позволяющее представить объект антииронии недооцененным, к примеру:

Dick Stroeve flattered himself on his skill in cooking Italian dishes, and I confess that his spaghetti were very much better than his pictures. (J. Galsworthy P.134).

Дик Строуви хвастался своим умением готовить Итальянские блюда, я же надеялся, что его блюда были лучше, картин которые он рисовал. (Голсуорси Д. С.134).

Анализ результатов перевода анти иронии


При воспроизведении иронии в тексте перевода используются различные средства передачи иронического контекста, но основными из них являются: расширение иронического контекста и добавление смысловых компонентов. Так, в приведенном выше примере мы наблюдаем, что в переводе появляется причастный оборот, то есть происходит расширение иронического контекста.

Последним видом иронии является самоирония, то есть ирония направленная на собственную персону, например:

Excuse me, are уоu stupid or are уоu not English? - (J. Galsworthy P.301).

Простите, вы идиоты или вы не англичане? - (Голсуорси Д. С.301).

Анализ результатов перевода самоиронии

В ходе исследования было выяснено, что основным способом передачи самоиронии, так же как и прямой иронии, является полный перевод.

Таким образом, по результатам исследования прослеживается, что наиболее часто для передачи иронического контекста применяется прием полного перевода. Также отмечается, что такой способ перевода иронии, как культурно - ситуативная замена встречается очень редко.

Заключение

Анализ результатов исследований, проведенных в рамках отдельных наук, позволяет создать основу рассмотрения феномена иронии в данной работе, а также классифицировать ее виды и средства, принимая во внимание уже существующие гипотезы.

В первой главе данной работы мы охарактеризовали понятие иронии, выделили её основные виды и выделили критерии для отбора иронически маркированных стилистических средств, а также были рассмотрены основные концепции воспроизведения иронии в зарубежной лингвистике.

Во второй главе перечислены основные приемы передачи иронии в англо- русском переводе: полный перевод, расширение иронического контекста, антонимический перевод, добавление смысловых компонентов и культурно-ситуативная замена.

В третьей главе описано проведение исследования по специфике воспроизведения иронии в англо- русском переводе на материале художественных текстов. Из различных художественных произведений были отобраны 30 наиболее ярких примеров, затем эти примеры были селектированы по видам иронии и способам её перевода. После каждого вида иронии приведена диаграмма, наглядно отображающая наиболее частотные и самые редкие способы перевода конкретно взятого типа иронии. В конце третьей главы сделан вывод о том, что наиболее частотным способом передачи иронии в англо - русском переводе является полный перевод, то есть перевод с незначительными лексическими и грамматическими преобразованиями.

Реализация основных принципов современной лингвистики в процессе изучения иронии убедительно демонстрирует возросший интерес к данному языковому явлению, характеризующийся комплексным синтезирующим подходом.

Известно, что лексико-семантический уровень рассматривает функционирование разновидностей иронии, но до сих пор в научно-теоретических исследованиях не в полной мере всесторонне освещено функционирование иронии как языковой единицы в художественном тексте. Ироническое оценивание становится необходимым в плане антропоцентрического переосмысления лингвистических идей.

Список использованной литературы

1. Бреус, Е. В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский [Текст] / Е. В.Бреус. − М. : УРАО, 1998 - 376 с.

Бреус Е.В. Теория и практика перевода с английского на русский [Текст] / Е.В.Бреус. − М. : УРАО, 1994 - 414 с.

Виноградов, В. В. Лексические вопросы перевода художественной прозы [Текст] / В.В.Виноградов. − М. : Гардарики, 1984 - 341 с.

Виноградов, В. В. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика [Текст] / В. В.Виноградов. − М. : Высшая школа, 1980 - 287 с.

Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / И.Р.Гальперин. − М. : Едиториал УРСС, 1990 - 356 с.

Казакова, Т. А. Практические основы перевода [Текст] / Т.А.Казакова. − Санкт-Петербург. : СОЮЗ, 2000 - 418 с.

Казакова, Т. А. Теория перевода (лингвистические аспекты) [Текст] / Т.А.Казакова. − М. : Высшая школа, 1999 - 317 с.

Бреева, JI. B. Синтаксические средства создания иронии [Текст] / Л. В. Бреева // Романо-германская филология. Саратовский государственный университет. 2000. №1. С. 63 - 68.

Копанев, П. И. Вопросы истории и теории художественного перевода [Текст] / П. И. Копанев. − Минск. : СОЮЗ, 1983 - 511 с.

Кухаренко, В. А. Интерпретация текста [Текст] / В. А. Кухаренко. − М. : Высшая школа, 1988 - 294 с.

Вишневская, В. Д. К вопросу о статусе иронии. Языковые средства выражения иронии [Текст] / В. Д. Вишневская // Мир культуры: теория и феномены. 2002. №2. С. 42 - 46.

Новиков, А. Л. О контекстуальном смысле слова [Текст] / А.Л Новиков // Филологические науки. 2004. №4 С. 27 - 31.

Вольф, Е. М. Функциональная семантика оценки [Текст] / Е.М.Вольф. − М. : Эдиториал УРСС, 2002 - 331 с.

Вронский, И. О. Об использовании фразеологических единиц английского языка для создания комического эффекта [Текст] / И.О.Вронский // Вопросы филологии и истории преподавания иностранных языков. 1976. №1. С. 47 - 51.

Попович, А. С. Проблемы художественного перевода [Текст] / А.Попович. − М. : Высшая школа, 1988 - 408 с.

Сдобникова, В. В. Теория перевода [Текст] / В. В. Сдобникова, О. В. Петрова. − М. : Восток-запад, 1990 - 325 с.

Терехова, Г. В. Теория и практика перевода [Текст] / Г. В. Терехова. − Оренбург. : Едиториал УРСС, 2003 - 276 с.

18. Meyers, R. A. Toward a Definition of Irony / R. A. Meyers. - London. : Scribner, 1997 - 276 p.

Muecke, D. C. Irony and the Ironic / D. C. Muecke. − New York. : Kumarian Press, 1992 - 176 p.

Muecke, D. C. The Communication of Verbal Irony / Muecke D. C. - New York. : Kumarian Press, 2002 - 194 p.

Список источников:

1. Galsworthy, J. The White Monkey / J. Galsworthy - New York. : Bantam Books, 1996 - 413 p.

Galsworthy, J. The Swan Song / J. Galsworthy - New York. : Bantam Books, 1990 - 501 p.

Heller, J. Catch-22 / J. Heller - New York. : Berkley Books, 1981 - 394 p.

Приложение

What can we do about it? - asked Nately.can talk about it - Yossarian said grimly

Что мы можем с этим сделать? - спросил Нэйтли.

Mы можем поговорить об этом - мрачно ответил Йоссариан

Dick Stroeve flattered himself on his skill in cooking Italian dishes, and I confess that his spaghetti were very much better than his pictures. Дик Строуви хвастался своим умением готовить Итальянские блюда, я же надеялся, что его блюда были лучше, картин которые он рисовал.

Excuse me, are уоu stupid or are уоu not English? Простите, вы идиоты или вы не англичане?

Sit still and if the policeman turns up punch him in his nоsе. Сидите спокойно, а если появится полицейский, двиньте ему в нос.

It was ironic that the fire station burned down. Иронично было то, что пожарная станция была разрушена из-за пожара.

I am sure it"ll break mу heart, but уоu mау leave. Я уверен, что это разобьет мне сердце, но вы можете уйти.

Their only hope was that it would never stop raining, and they had no hope because they all knew it would. Их единственной надеждой было то что, дождь никогда не прекратится, но так как они знали, что рано или поздно дождь закончится, они не на что не надеялись.

After that, Colonel Cathcart did not trust any other colonel in the Squadron. The only good colonel, he decided, was a dead colonel, except for himself. После этого полковник Каткарт не доверял ни одному другому полковнику в Эскадроне. Он решил, что лучший полковник это он сам и мертвый полковник.

I did not see Strickland for several weeks. I was disgusted with him, and if I had had an opportunity should have been glad to tell him so, but I saw no object in seeking him out for the purpose. Я не встречал Стрикланда несколько недель. Я был так зол на него, что если бы я его встретил, то высказал бы ему все, что я о нем думал, но мне казалось, что не следует искать его лишь ради этого.

Nately had lived for almost twenty years without trauma, tension, hate, or neurosis, which was proof to Yossarian of just how crazy he really was. Нэйтли прожил двадцать лет без единого ушиба и даже ни разу не разозлившись, что доказывало Йоссариану насколько сумасшедшим он был..

Turn left, at least in the morning it was there - Поверните налево, по крайней мере, утром он еще был там.

At the end of ten days, a new group of doctors came to Yossarian with bad news: he was in perfect health and had to get out of the hospital. Спустя десять дней, новая группа врачей пришла к Йоссариану с плохими новостями: он был абсолютно здоров и должен был выписаться.

I say, is your life safe? According to your theory, though, we are in a mighty soulful era. Скажите, а вам хорошо живется? Исходя из вашей теории, мы живем в ужасно душевное время.

I have no doubt your theatrical performance will receive the praise it so richly deserves. Не сомневаюсь, что ваше представление удостоится похвал, которых он так заслуживает.are looking so miserable, shall I bring уоu а drink? - Вы выглядите такой несчастной, принести вам чего-нибудь выпить?

He won the lottery and died the next day... of chronic emphysema from inhalation of the latex particles scratched off decades" worth of lottery tickets. Он выиграл в лотерее и умер на следующий день… от хронической эмфиземы, развившейся из- за стирания защитной оболочки с лотерейных билетов.

A traffic jam when you"re already late... to receive an award from the Municipal Planning Board for reducing the city"s automobile congestion 80 percent. Попасть в пробку, когда вы и так опаздываете… на церемонию, где вас должны наградить за сокращение количества пробок в городе на 80 процентов.

Can I have a nice cup of tea, please? - Можно мне чашечку хорошего, крепкого чаю? How do you know it is nice? It can be horrible! - Откуда вы знаете, что он будет хороший, может он окажется ужасным!

It was the kind of the party which makes you wonder why the hostess has troubled to bid her guests, and why the guests have troubled to come. Это был один из таких званых ужинов, придя на который вы бы призадумались, а зачем хозяйка позвала гостей и зачем гости согласились придти.

I went to Balliol University a good classic and a complete ignoramus. Я отправился в Баллиол специалистом в области классической филологии и полным невеждой во всех остальных областях.

In 1912 the Titanic was touted as "100% unsinkable", and yet the ship sank on its maiden voyage. В 1912 году Титаник был назван на 100% непотопляемым и тем не менее корабль утонул, выйдя в море в первый раз.

In 1981, while standing next to his car, President Ronald Regan was hit in the chest by a bullet fired by John Hinkley Jr. In fact, Hinkley"s bullet completely missed President Reagan, but then ricocheted off the car"s bulletproof window, and struck President Reagan in the chest. В 1981 году, президент Рональд Рейган, стоя у своей машины, был убит пулей, выпущенной Джоном Хинкли. На самом деле Хинкли попал в пуленепробиваемое стекло на машине президента, пуля отрикошетила и попала президенту в грудь.


Специфика воспроизведения иронии в англо-русском переводе

Глава II. Основные приемы передачи иронии

Ирония заключается в подразумевании противоположного во внешне положительных характеристиках. Иногда подразумеваемое выражается в языковых единицах, которые сами по себе представляют трудность для перевода, но гораздо чаще проблема заключается в несоответствии традиционно применяемых способов выражения иронии в разных культурах. Выражение иронии, насмешки осуществляется различными способами, которые могут различаться по форме, содержанию и функциях в разных языках и речевых традициях. (Палкевич О. Я., 2000: 73-75).

Простейшим способом выражения иронии в английском и русском языках являются кавычки, когда вполне стандартное и ожидаемое слово или фраза берутся в кавычки в стандартном контексте:

When I left my public school I had an extensive knowledge of Latin and Greek literature, knew a certain amount of Greek and Latin history and French grammar, and had "done" a little mathematics.

Окончив частную гимназию, я неплохо знал античную литературу, имел представление об античной истории и французском языке, а также «прошел» азы математики.

Более сложной разновидностью иронии является противопоставление двух качеств или двух взаимоисключающих возможностей в одном и том же контексте. Основная сложность при переводе таких контекстов возникает в том случае, если два контрастирующих в исходном тексте элемента требуют сами по себе преобразования в переводящем языке и в преобразованном виде зачастую не обеспечивают тексту достаточной иронической выразительности:

I went to Balliol University a good classic and a complete ignoramus.

Перевод этого предложения связан с необходимостью преобразования слова classic, в результате которого полученное соответствие не является достаточно выразительным для создания иронического контраста - «специалист по классической филологии, с хорошими знаниями в области классической филологии» и т. п. Наиболее распространенный прием, который помогает в таких случаях переводчику, заключается в добавлении, позволяющем объединить противопоставленные элементы иронического контекста:

Я отправился в Баллиол специалистом в области классической филологии и полным невеждой во всех остальных областях.

Одной из проблем при переводе иронического контекста, основанного на контрасте, может быть необходимость антонимического преобразования, которая, в свою очередь, требует преобразования самой структуры контраста:

I knew vaguely that the first Chapter of Genesis was not quite true, but I did not know why.

При переводе на русский язык в этом контексте меняется первая часть противопоставления, что требует соответственного преобразования второй части:

Я смутно сознавал, что начало Книги Бытия отклоняется от истины, но понятия не имел, в какую сторону. (Бреева Л. В., 2000: 108-114).

Более сложные преобразования применяются в случае развернутого иронического контекста, выходящего за пределы предложения, причем в условиях, когда необходимо придерживаться ключевых элементов иронии.

Thinking up titles is an art in itself, but we, legions of would-be authors, face another literary crisis: title depletion. Heedless of the future, successful authors the world over keep consuming a precious resource - book titles - as if there were no tomorrow, and that puts the rest of us off. And they have creamed off the best. Maybe I would have written The Brothers Karamazov, but some older guy got it first. Were left with odds and ends, like The Second Cousins Karamazov.

Перевод этого текста связан с ироническим понятием thinking up titles, которое проходит через весь текст, контекстуально видоизменяясь, то есть каждый раз задает переводчику различные задачи. Придерживаться единства основы для иронического контекста приходится в условиях постоянных преобразований, самым главным из которых является преобразование образной основы иронического оборота:

Придумывание заглавий - само по себе искусство, но мы, легионы писателей будущего, сталкиваемся с кризисом жанра: с истощением источника названий. Не заботясь о будущем, писатели во всем мире, уже получившие свое, продолжают эксплуатировать драгоценные ресурсы - месторождения названий книг, - как будто будущего вовсе не будет, и тем самым лишают нас последнего. А сами между тем снимают сливки. Я, может, назвал бы свой роман Братья Карамазовы, да какой-то дед уже обошел меня. Вот нам и остаются только отвалы, а не назвать ли мне свою книгу Кузены Карамазовы!

В приведенном переводе использован самостоятельный общий образ: истощение ресурсов - эксплуатация месторождений? отвалы? который в русском контексте помогает воссоздать более плотную в соответствии с русской традицией ироническую структуру. (Казакова Т. А., 1999: 134-158).

При переводе иронических контекстов с английского языка на русский мы нередко встречаемся с ироническим обыгрыванием известных цитат или их более сложного варианта, аллюзий. Использование цитаты в качестве образной основы для иронического образа может при переводе осложняться, например, необходимостью лексико-грамматических преобразований, требуемых контекстом, в результате чего сама цитата неизбежно теряет исходную форму, то есть перестает быть цитатой. Здесь проходит очень тонкая грань: даже преобразованная, цитата должна быть узнаваема в переводном тексте, иначе она теряет статус цитаты, что может сопровождаться, в свою очередь, информационными потерями. Например, перевод иронического парадокса Оскара Уайльда, построенного на аллюзии к одной из основополагающих цитат европейской культуры То be - or not to be?, встречается именно с такого рода проблемой:

To read or not to read? All books can be divided into three groups: books to read, books to re-read, and books not to read at all.

Одним из способов сохранить иронический контекст может быть добавочный образ, который позволил бы сохранить автономность столь важного для аллюзии инфинитива и вместе с тем не нарушил бы логики исходного текста, с одновременным применением кавычек, выделяющих важные компоненты иронии:

Все книги можно поделить на три группы, снабдив их этикетками: «читать», «перечитать», «не читать». (Бреус Е. В., 1998: 37-43).

Как всегда, проблемой, вызывающей неизбежные преобразования, является наличие в ироническом контексте компонентов, неизвестных переводящей культуре:

Иногда переходят Невский проспект мужики, спешащие на работу, в сапогах, до того перепачканных грязью, что даже Екатерининский канал, известный своей чистотою, не в состоянии был бы ее смыть.

В этом предложении выделенные слова являются основой иронии, то есть, безусловно, означают прямо противоположное: Екатерининский канал известен тем, что очень грязен. Однако для читателя, не знакомого с реками и каналами Санкт-Петербурга, эта ирония полностью пропадает в непосредственном переводе: "the Ekaterininsky Canal well-known with its pure waters". Для того чтобы довести до англоязычного читателя иронию Гоголя, можно воспользоваться антонимическим преобразованием ("... boots so mud-stained that they could surpass even the Ekaterininsky Canal, a notoriously muddy stream"). В таком случае основой иронии в переводном тексте становится слово surpass, в то время как неизвестный читателю перевода Екатерининский канал характеризуется прямо как «грязный». При таком раскладе компонентов, конечно, теряется часть исходной информации, но зато сохраняется сам прием иронии как способ характеристики образа.

Другим вариантом может служить применение комментария, который позволяет сохранить исходную структуру иронии и при этом снабдить читателя перевода необходимой информацией, например, используя такое пояснение:

The Ekaterininsky Canal is notorious with its muddy waters among the rivers and canals of St. Petersburg. (Казакова Т. А., 2000: 234-241).

Таким образом, отечественными лингвистами были предложены следующие рекомендуемые правила перевода иронии:

1. Полный перевод с незначительными лексическими или грамматическими преобразованиями применяется в тех случаях, когда это позволяют как словесный, так и грамматический состав иронического оборота в исходном тексте, при условии совпадения социально-культурных ассоциаций.

2. Расширение исходного иронического оборота применяется в тех случаях, когда смысл иронического словоупотребления неочевиден для иноязычной культурной среды. В таких случаях часть подразумеваемых компонентов иронии облекается в словесную форму в виде причастных или деепричастных оборотов, расширенных атрибутивных конструкций и т. п.

3. Антонимический перевод, то есть перевод с противоположным грамматическим или лексическим значением, применяется тогда, когда прямой перевод утяжеляет переводную структуру в силу различия грамматических или лексических норм и тем самым затемняет или вообще не передает смысл иронии.

4, Добавление смысловых компонентов применяется в тех случаях, когда требуется сохранить исходные лексико-грамматические формы (например, цитаты) в условиях информационной недостаточности аналогичных форм в языке перевода.

5. Культурно-ситуативная замена применяется в тех случаях, когда прямое воспроизведение способа выражения иронии невозможно, поскольку он не будет воспринят переводящей культурой, а сама ирония должна быть передана, поскольку она составляет существенную часть авторского способа выражения.

Характеристика лингвистических теорий иронии. Анализ когнитивного и оценочного аспектов иронического смысла. Анализ примеров иронии при сопоставлении текстов оригинала и перевода и определение средств реализации приема иронии в художественном тексте.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филологический факультет

Кафедра английской филологии и перевода

Магистерская диссертация

С пособы выражения иронии в художественном тексте и перевод (на материале современной британской литературы)

Козырева Наталия Владимировна

Научный руководитель:

д. ф. н., проф. Казакова Т.А.

Санкт-Петербург

Введение

Глава I. Ирония в лингвистических теориях. Аспекты иронического смысла

1.1 Лингвистические теории иронии

1.1.1 Традиционный взгляд на иронию и его критика

1.1.2 Ирония как эхо

1.1.3 Ирония как притворство

1.2 Аспекты иронического смысла

1.2.1 Контекст как инструмент создания иронии

1.2.2 Когнитивный аспект иронии

1.2.3 Оценочный аспект иронии. Семантика оценки

1.3 Ирония в аспекте перевода

Выводы по главе I

Глава II. Способы реализации иронии в художественном тексте и перевод

2.1 Лексико-семантическая стратегия

2.1.1 Антифразис

2.1.2 Гипербола

2.1.3 Литота

2.1.4 Иронический эвфемизм

2.1.5 Сравнение

2.1.6 Риторический вопрос

2.1.7 Стилистический контраст

2.1.8 Метафора

2.1.9 Игра слов

2.1.10 Цитационная ирония

2.1.11 Модальность неуверенности

2.1.12 Несобственно-прямая речь

2.1.13 Лексический повтор

2.2 Логико-семантическая стратегия

2.2.1 Абсурдная ирония

2.2.2 Логическое противоречие

Выводы по главе II

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Данная выпускная квалификационная работа посвящена способам выражения иронии в художественном произведении в контексте перевода.

Ирония как важная характеристика речевого поведения находится в русле исследований современной лингвистики и в последние десятилетия неоднократно становилась объектом исследований зарубежных и отечественных лингвистов и переводоведов, чем обусловлена актуальность данной работы. Общепринятым является мнение о том, что ирония представляет сложность при переводе в силу различий в средствах создания иронического смысла, принятых в разных лингвокультурах.

Цель работы - изучение языковых средств выражения иронии в современном британском романе, описание особенностей ее актуализации в исходном и переводном текстах. Данная цель обусловила следующие задачи :

1) рассмотреть существующие подходы к изучению иронии;

2) выявить механизмы, лежащие в основе функционирования иронии;

3) проанализировать выявленные примеры иронии при сопоставлении текстов оригинала и перевода и охарактеризовать средства реализации приема иронии в художественном тексте;

4) обобщить результаты анализа для выведения закономерностей перевода иронии с английского на русский язык.

Для достижения поставленных задач в работе использовались следующие методы исследования: методы контекстуального и прагматического анализа, метод лингвостилистического описания; сравнительно-сопоставительный метод, метод переводоведческого анализа.

Объектом исследования выступает прием иронии, который рассматривается в многообразии проявлений своих семантических, прагматических и когнитивных характеристик. Предметом исследования являются особенности реализации иронии в художественном тексте и его переводе.

Теоретической основой исследования послужили положения лингвистических и литературоведческих теорий описания иронии (D. Sperber, D. Wilson, G. Clerk, R. Gerrig, W. C. Booth, D. C. Muecke и др.).

Материалом исследования послужили современные англоязычные романы «Одержимый» М. Фрейна и «История мира в 10 Ѕ главах» Дж. Барнса, а также их переводы на русский язык, выполненные, соответственно, К. Н. Корсаковым и В. О. Бабковым.

Структура работы носит традиционный характер: исследование состоит из введения, двух глав с выводами, заключения и списка литературы.

В первой главе содержится обзор существующих концепций иронии и анализ роли оценочности и контекста в создании иронического смысла, а также трудности, связанные с переводом иронии и приемы ее передачи.

Во второй главе представлен анализ примеров иронии, выявленных в современных британских романах, и дается характеристика средств создания иронического эффекта, а также переводческих стратегий, используемых для перевода иронии на русский язык.

Заключение содержит суммарные выводы по работе.

Глава I . Ирония в лингвистических теориях. Аспекты иронического смысла

Ирония - многоликий феномен языка и культуры. Ирония изучается с разнообразных точек зрения и в разных аспектах: она рассматривается как троп, вид комического, особая модальность, форма языковой игры, интеллектуальная эмоция, мировоззренческая позиция и так далее. Она представляется интуитивно понятным любому носителю языка экспрессивным языковым средством, но вместе с тем определение иронии как понятия представляет для исследователей большую трудность.

Интерес к иронии как языковому явлению возник еще в античности, однако она до сих пор вызывает разногласия, причем в последние десятилетия активно развиваются конкурирующие теории иронии.

Вероятно, одна из сложностей изучения иронии связана с тем, что это понятие подвержено изменению. Ирония - понятие, объем и форма реализации которого трансформируются в ходе исторического развития. К. Коулбрук, прослеживая историю иронии от Аристотеля и до наших дней, отмечает значительные изменения этого понятия в европейской культуре (от сократовской иронии до таких историко-культурных типов иронии, как романтическая ирония и, наконец, ирония постмодернизма) (Colebrook: 1-13). Более того, в настоящее время в американском варианте английского языка понятие «ironic» претерпевает семантический сдвиг, в результате чего наблюдается тенденция к использованию «sarcastic» вместо «ironic» (Attardo 2013: 40).

В то время как большинство лингвистических работ, посвященных этому феномену, ограничиваются рассмотрением вербальной иронии, наряду с ней выделяются другие типы - главным образом ситуативная, драматическая и сократическая ирония. Понятие ситуативной иронии, или иронии судьбы, употребляется применительно к событиям, которые воспринимаются как ироничные, например, возгорание на пожарной станции, в результате которого она сгорает дотла (Attardo 2000: 794). Драматическая ирония часто используется в качестве текстообразующего элемента в художественных произведениях, в которых в результате заблуждения или незнания персонаж совершает роковую ошибку. Читатель (или зритель, если речь идет о театре) зачастую имеет преимущество перед персонажем и раньше осознает иронию ситуации. Некоторые исследователи выделяют еще одну разновидность литературной иронии, которая присуща произведениям, где повествование ведется от лица «ненадежного рассказчика» («unreliable narrator»), не способного верно оценить происходящее, например, ребенка или очень наивного персонажа, при этом читатель имеет возможность читать между строк и реконструировать то, что происходит в действительности (Wales: 240). Наконец, сократической иронией называют способ ведения диалога, когда ироник притворяется невеждой, чтобы продемонстрировать ложность мнения собеседника (Attardo 2000: 795).

В литературе наблюдается тенденция считать такие разновидности иронии особым, отдельным от лингвистической иронии, явлением. Даже вербальная ирония представляется некоторым авторам настолько разнородным феноменом, что они выражают сомнение в возможности создания единой теории иронии (Sperber, Wilson, 2012: 128). Вместе с тем существует точка зрения, согласно которой исчерпывающее описание языковой иронии требует рассмотрения всего спектра явлений, объединяемых этим названием (например, Clift 1999).

Существует целый ряд теорий иронии, от традиционного семантического подхода, восходящего к античности, до современных подходов, которые при объяснении иронии склонны ориентироваться на прагматический или когнитивный аспекты. Мы перейдем к рассмотрению некоторых из них и на этой основе попытаемся сформулировать рабочие критерии для выявления иронии, которым будем руководствоваться во второй главе.

1.1 Лингвистические теории иронии

1.1. 1 Традиционный взгляд на иронию и его критика

В рамках традиционного семантического подхода, берущего начало от классической риторики, ирония рассматривается как троп, который заключается в использовании высказывания в значении, противоположном буквальному. Таким образом, противопоставляются внешнее значение высказывания (буквальный смысл) и подразумеваемое значение: «Традиционно ирония определяется как использование выражения с целью передать противоположное тому, что утверждается In the traditional definition irony is seen as saying something to mean the opposite of what is said » (Concise Encyclopedia of Pragmatics: 406). Операция отрицания позволяет реконструировать подтекст. Определения, включающие указание на функцию иронии, говорят о том, что она выражает осуждение или насмешку. Так, И. В. Арнольд называет иронией «выражение насмешки путем употребления слова в значении, прямо противоположном его основному значению, и с прямо противоположными коннотациями, притворное восхваление, за которым в действительности стоит порицание» (Арнольд 2002: 66). Если исходить из последнего определения, единица иронии - это слово, но, как мы увидим в дальнейшем, этот подход слишком ограничен. Другие определения предполагают более крупные единицы выражения иронии вплоть до целого текста, например: «Ирония - один из видов языковой манипуляции, которая заключается в употреблении слова, выражения или целого высказывания (в том числе и текста большого объема) в смысле, противоречащем буквальному (чаще всего в противоположном) с целью насмешки» (Ермакова: 7).

Итак, традиционный подход видит в иронии противоположность между тем, что сообщается (буквальным значением высказывания, или экспликатурой), и тем, что подразумевается: интерпретация сообщения ироника В литературе, посвященной иронии, ироником называют автора иронического высказывания. сводится к операции отрицания экспликатуры. Вместе с тем, как указывают критики этого подхода, во множестве случаев этот шаг не является ни достаточным, ни необходимым. Дэн Спербер и Дейдра Уилсон критикуют семантические теории иронии за прагматическую неадекватность: если сводить смысл иронического высказывания к его противоположности, в большинстве случаев такие высказывания оказались бы бессмысленными. Так, автор фразы See what lovely weather it is , произнесенной под проливным дождем, едва ли может ставить себе целью передать и так очевидную мысль, о том, что погода оставляет желать лучшего (See what terrible weather it is ). Это замечание следует признать в целом справедливым, поэтому было бы правильнее сказать, что несоответствие высказывания ситуации сигнализирует адресату о том, что говорящий использует иронию. Кроме того, традиционный подход не объясняет, зачем адресант прибегает к такому изощренному методу: вместо того чтобы прямо выразить свою мысль, он произносит нечто противоположное или противоречащее ей, к тому же рискуя быть непонятым.

Пол Грайс приводит следующий пример: A и B идут по улице, и при виде машины с разбитым стеклом B произносит: Look , that car has all its windows intact. В ответ на недоумение A он поясняет: You didn"t catch o n; I was in an ironical way drawing your attention to the broken window (Grice: 54). Высказывание B удовлетворяет требованиям традиционной теории иронии, но при этом не является ироничным, из чего становится очевидно, что классический подход не способен объяснить сущность феномена иронии. П. Грайс объясняет это тем, что в нем в недостаточной степени учитывается ценностный компонент иронического высказывания: для него ирония неразрывно связана с выражением оценки или отрицательного отношения к какому-либо явлению.

Еще один недостаток теории иронии как отрицания заключается в том, что она не объясняет некоторые частные типы иронических высказываний. Так, существуют случаи иронии, применительно к котором операция отрицания в качестве средства декодирования подтекста будет явно неуместной (во всяком случае, на уровне семантики высказывания), и нельзя утверждать, что какие-то из содержащихся в них слов используются в противоположном значении. К ним относятся:

1) примеры, в которых говорящий высказывает мнение, не противоречащее его собственным убеждениям: I love children who are tidy (замечание матери, которая входит к детскую, где царит беспорядок). Сюда же можно отнести иронические преуменьшения: You can tell he"s upset (о человеке, который разъярен и устраивает сцену на публике);

2) ироническое восклицание (Ah, Tuscany in May! при проливном дожде): восклицательное предложение нельзя подвергнуть отрицанию как не содержащее пропозиции или преобразовать в противоположность (автор не имеет в виду *Tuscany in December ! );

3) случаи, когда ирония основывается на том, что утверждение говорящего содержит очевидную истину, как например, следующая реплика Барака Обамы: I think it "s important to realize I was actually black before the election (www.theguardian.com). Этой фразой Обама отреагировал на несостоятельные с его точки зрения обвинения в расизме, прозвучавшие в адрес его критиков и американского электората в целом.

Следует упомянуть и о том, что некоторые исследователи приводят примеры иронических высказываний, не имеющих целью выразить отрицательное отношение. Хотя прототипический случай иронии действительно представляет собой критику под видом похвалы, возможны и случаи иронической похвалы, которая подается в виде критического замечания. Например, гость комментирует изысканные блюда, поданные хозяйкой дома, следующим образом: Once again something simple out of a can (Kotthoff 2003: 1390). В этом примере притворная критика на самом деле играет роль комплимента. Анализ подобных примеров наряду с реакцией адресатов позволяет Хельге Коттхофф заключить следующее: главным, что сообщается в ироническом высказывании, является расхождение в оценочности между буквальным смыслом и подтекстом («a gap in evaluative perspective», «an evaluation gap») (ibid.).

Наконец, по мысли Уэйна Бута, ирония значительно глубже, чем употребление слова в противоположном смысле, и создает намного более насыщенные смыслы, чем «перевод» иронического высказывания на буквальный язык; такое перефразирование не может быть полным (Booth: 39).

Продолжающие работать в русле традиционного подхода авторы, реагируя на критику, расширяют спектр смыслов, подвергаемых отрицанию для реконструкции подтекста: это может быть как пропозиция, содержащаяся в высказывании, так и одна из его импликаций.

Рахель Гиора разработала теорию иронии как особого вида отрицания, при котором не используются эксплицитные негативные маркеры. Ироническое высказывание описывает ожидаемое или желательное положение вещей и служит указанием на то, что реальное положение вещей ему не соответствует. Р. Гиора акцентирует внимание на том, что ирония не отменяет буквального значения высказывания, а также не обязательно подразумевает противоположное ему значение: в ироническом высказывании объединены эксплицитное и имплицитное содержание, так что смысл складывается из разницы между ними. Например, значение фразы What a lovely party ! , высказанной на скучной вечеринке, заключается в том, что вечеринка не соответствует ожиданиям (Giora 1995: 240).

Поверхностное значение высказывания (в терминологии Р. Гиоры «the marked utterance») не отбрасывается, а участвует в интерпретации высказывания: оно по контрасту указывает на то, что определенное положение вещей далеко от ожидаемого или желаемого. Ироническое высказывание, как следствие, включает в себя и экспликатуру, и импликатуру.

Маркер иронического высказывания - его неправдоподобность или несоответствие контексту. Например, как пишет Р. Гиора, ирония нарушает требование информативности, являясь либо чрезмерно, либо недостаточно информативной в сравнении с требованиями контекста. Подобная неуместность высказывания побуждает адресата к выстраиванию импликатуры, часто критического характера, которая затем сравнивается с поверхностным значением высказывания (Giora 1995: 245-246). Например, на грубость можно отреагировать ироничной фразой Thank you . В таком контексте выражение благодарности указывает на несоответствие поведения принятым нормам и, следовательно, становится средством выражения упрека Как пишет О. П. Ермакова, едва ли не любой речевой акт может приобрести ироническое звучание в соответствующих условиях (Ермакова 2006). .

Теорию Гиоры можно считать продолжением традиционной точки зрения, однако включение в сферу иронического высказывания его импликаций позволяет объяснить ряд случаев иронии, которые обычно не охватываются традиционным подходом. Кроме того, Гиора делает акцент на оценочном компоненте иронического высказывания, основанного на представлении адресанта о нормальном или желательном положении вещей.

Несмотря на существенную переработку традиционной теории, некоторые исследователи считают, что ирония требует принципиально иного подхода. В результате поисков новой интерпретации этого феномена появилась теория Дэна Спербера и Дейдры Уилсон, которая предлагает видеть в иронии эхо, или отсылку к другому высказыванию или мысли.

1. 1.2 Ирония как эхо

В качестве альтернативы семантическому подходу Д. Спербер и Д. Уилсон предложили собственное объяснение вербальной иронии, основывающееся на разработанной ими теории релевантности. Теория релевантности представляет собой попытку совместить идею коммуникации как кодирования и декодирования, с одной стороны, и, с другой стороны, представление о тексте как свидетельстве об интенции говорящего. Рассматривая сообщение как средство передачи интенции его автора, адресат пытается выявить наиболее релевантный смысл в условиях конкретного контекста. Изучение иронии в рамках теории релевантности привело к созданию принципиально новой теории, которая внесла значительное оживление в дискуссию, посвященную этому феномену.

Д. Спербер и Д. Уилсон находят серьезные недостатки в традиционном подходе к пониманию иронии, а также выступают с критикой в адрес теории П. Грайса об иронии как нарушении одной из максим: по их мнению, настолько распространенный феномен по определению не может быть девиантным. Как считают эти исследователи, явление вторичной номинации, к которому относятся метафора и ирония, не следует считать результатом нарушения языковых норм: восприятие образной речи подчиняется тем же правилам, что и восприятие «буквальных» высказываний: так, текст интерпретируется как иронический, если такое значение наиболее релевантно.

Сосредоточив внимание на прагматической функции иронии, Д. Спербер и Д. Уилсон выступили с теорией иронии как эха, или эхоического высказывания, согласно которой главным компонентом смысла иронического высказывания является эхо, или отсылка к некоему другому высказыванию или мысли. При этом автор иронического высказывания хочет так или иначе отстраниться от высказывания-антецедента, выразить неодобрение или насмешку Л. Хатчеон выделяет девять функций иронии, в том числе людическую функцию и функцию самозащиты (Hutcheon 2003: 45). .

Если последователи П. Грайса считают, что автор иронического высказывания не осуществляет речевой акт, а лишь притворяется, что делает это, то Д. Спербер и Д. Уилсон в первоначальной версии своей теории сделали акцент на различии «use» и «mention»: иронизирующий «упоминает» (такое упоминание сродни цитированию) высказывание, выражая к нему отрицательное отношение (Sperber, Wilson 1981). Примером «mention» может послужить следующий диалог, один из участников которого иронически воспроизводит часть высказывания другого: A: I"m really fed up with this washing up . B: You"re fed up! Who do you think"s been doing it all week? (Concise Encyclopedia of Pragmatics: 338). В этом случае слова You " re fed up являются таким «упоминанием» предыдущей реплики собеседника, имеющим целью передать возмущение B и поставить под сомнение правомерность жалобы A.

Позднее исследователи заменили понятие «mention», предполагающее достаточно точное цитирование высказывания или мысли, более широким понятием «interpretive use»: ироническое высказывание может отсылать не только к конкретному высказыванию, но также к общепринятой точке зрения или стереотипу, и способно представлять антецедент в значительно измененном виде. Наконец, мысль, к которой отсылает ироническое высказывание, приписывается другому человеку, определенному типу людей или людям в целом (ирония атрибутивна). Исследователи, рассматривающие иронию как эхо (Sperber, Wilson, Curcу и другие), связывают восприятие иронии с когнитивной способностью, которая позволяет осознать, что высказывание говорящего относится не к некоторому положению вещей в мире, а к чьей-либо мысли или мнению. Говоря в терминах когнитивных наук, иронизирующий не высказывает, а метарепрезентирует точку зрения. Кроме того, правильная интерпретация иронии адресатом требует от него, чтобы он смог определить источник «упоминаемой» в высказывании мысли. Следовательно, участники коммуникации должны обладать некоторым объемом общих знаний.

Таким образом, ирония отсылает к другому высказыванию, мысли (реальной или воображаемой), стереотипу, общепринятой точке зрения или ценности, ожиданиям («standard expectations»), желательной ситуации. Целью иронии является выражение (негативного) отношение к «цитируемой» точке зрения, представлению, стереотипу.

Преимущество данной концепции заключается в том, что она способна объяснить ряд случаев иронии, которые представляют трудность для семантической теории. Исследователи убедительно показывают, что одно и то же высказывание, в зависимости от контекста, может быть как ироническим, так и буквальным. Наиболее убедителен аргумент о том, что наличие высказывания-антецедента делает возможным интерпретацию высказывания как иронического или повышает вероятность того, что оно будет воспринято как ироническое. Так, Д. Уилсон анализирует описанный выше пример П. Грайса Look , that car has all its windows intact и показывает, что он становится ироническим при наличии соответствующего контекста: если до этого говорящий высказывал неуверенность по поводу того, что в этом районе безопасно оставлять машины на улице, в то время как адресат уверял его, что нет никаких поводов для беспокойства (Wilson: 212). Таким образом, ироническое высказывание требует определенного сценария ситуации, из которого становится понятно, что говорящий отсылает адресата к некому высказыванию или мысли.

Существование эхоической иронии представляется неоспоримым, однако способность теории Д. Спербера и Д. Уилсон убедительно объяснить все случаи иронии вызывает сомнения. Например, интерпретация высказывания Oh great. That"s nice . (в случае, когда произошло что-либо нежелательное) требует реконструкции исходного мнения или нормы, к которой оно отсылает, но в данном случае фраза кажется слишком общей, чтобы можно было восстановить такой антецедент (Partington 2006: 186).

Поиски подхода, обладающего большей объяснительной силой, привели к созданию альтернативных теорий иронии. Среди прочих бытует мнение о том, что ирония происходит из свойственной человеку склонности играть и надевать маску (Leech 1969: 175). Такое представление легло в основу теории иронии как притворства.

1. 1.3 Ирония как притворство

Теория иронии как притворства была предложена Гербертом Кларком и Ричардом Герригом. Данные авторы опираются на анализ иронии П. Грайса, который, как и авторы теории эхо, считал иронию тесно связанной с выражением отрицательного отношения к чему-либо или (негативной) оценки какого-либо явления, но также добавил крайне важное с их точки зрения замечание о том, что иронизировать? значит, в частности, притворяться. При этом, хотя ироник хочет, чтобы его притворство раскрыли, он не заявляет открыто о том, что притворяется. В качестве аргумента в пользу своей позиции Г. Кларк и Р. Герриг приводят этимологию слова ирония (греч. e?сщне?б «притворное невежество»). По их мнению, тот факт, что говорящий, иронизируя, притворяется другим, объясняет то, почему люди не используют фразу «выражаясь иронически» (ср. «выражаясь метафорически»). В ответ на это можно возразить, что в разных языках существуют лексические маркеры иронии, например, «like» в американском варианте английского языка или «можно подумать» в русском, которые вводят иронию так же, как и «воздушные кавычки»: Like I care (Haiman 1998: 53).

Разъясняя, в чем именно состоит притворство иронии, Г. Кларк и Р. Герриг обращаются за ответом к Р. Фаулеру, который пишет о том, что ироническое высказывание предполагает две аудитории, одна из которых (А) разгадывает притворство, а другая (А 1), в силу наивности, принимает его за чистую монету: ироник S притворяется S 1 , который обращается к А 1 . В результате каждая из аудиторий интерпретирует высказывание особым образом, и между автором и теми, кто видит иронию, устанавливается особое взаимопонимание. Вторая из аудиторий может отсутствовать или вообще быть воображаемой, но аудитория А, по Р. Фаулеру, принадлежащая к посвященным (inner circle), в соответствии с намерением ироника, должна видеть все: «притворство, неразумность S1, невежество A 1 , вытекающее из этого отношение S к S 1 , A 1 и тому, что говорит S 1 . S 1 и A 1 могут быть конкретными личностями... или людьми определенного типа «the pretense, S 1 "s injudiciousness, A 1 "s ignorance, and hence S"s attitude toward S 1 , A 1 , and what S 1 said. S 1 and A 1 may be recognizable individuals... or people of recognizable types» » (Clark, Gerrig 1984: 122). S 1 - часто тип человека, который видит мир в розовом свете, который в своей близорукости становится, наряду с наивной аудиторией, жертвой иронии. Изображая свою жертву ироник, словно актер, говорит с соответствующей интонацией, преувеличенной или карикатурной.

Представляется, что, несмотря на заявления Г. Кларка и Р. Геррига об обратном, их анализ имеет много общего с теорией иронии Д. Спербера и Д. Уилсон в ее позднем варианте: обе теории исходят из того, что ироник не берет на себя ответственность за буквальное содержание своего высказывания - он произносит его не всерьез или цитирует чужую мысль. При этом притворщик использует идеи или мысли своего «персонажа», что не так далеко от творческого цитирования. Как притворство, так и свободное цитирование основываются на использовании чужой речи, т. е. на механизме метарепрезентации.

Анализируя иронию в сатирическом памфлете Джонатана Свифта «Скромное предложение», Г. Кларк и Р. Герриг доказывают, что теория иронии как эха не может объяснить механизм иронии в этом художественном произведении: вынесенное в заглавие книги предложение настолько абсурдно (оно заключается в том, чтобы кормить богатых англичан ирландскими детьми), что невозможно представить себе, чтобы кто-то на самом деле мог бы с ним выступить, и, как следствие, у предполагаемой цитаты нет источника. Если «Скромное предложение» Свифта считать случаем эхоической иронии, то абсолютно любой текст может быть интерпретирован как эхо, и тогда теория становится настолько расплывчатой, что теряет смысл.

В интерпретации Г. Кларка и Р. Геррига механизм реализации иронии в памфлете заключается в следующем: рассказчик, надевая на себя маску, выступает в роли представителя английского правящего класса, который обращается к своим соотечественникам, - произведение было написано, чтобы подвергнуть критике обращение англичан с ирландцами. Однако, предлагая такую интерпретацию, авторы в некотором смысле сами указывают на потенциальный источник «эха»: получается, что читателя отсылают к мнению определенной социальной группы, отношение которых к ирландцам доведено до абсурда.

Сходства в подходах Г. Кларка и Р. Геррига, с одной стороны, и Д. Спербера и Д. Уилсон, с другой, побудили некоторых исследователей попытаться объединить достоинства обоих подходов в одной гибридной теории («attributive-pretence accounts»), однако такие концепции не привнесли в изучение иронии принципиальной новизны.

Исследователь сарказма, родственного иронии явления, Джон Хейман рассматривает эти феномены как род театрального действа. По его мнению, есть нечто общее, что объединяет такие языковые явления, как сарказм, наигранность («affectation»), ритуальную речь и вежливую речь, и отличает их от метафоры. Таким обобщающим фактором является идея «раздвоенности говорящего» («the idea of the speaker as a divided self»), а точнее осознанной дистанцированности, отчуждения («alienation») говорящего от референтного содержания его высказывания. Говорящий отстранен от социальной роли, которую он исполняет (Дж. Хейман считает подобную отстраненность тождественной осознанию), и, следовательно, от экспликатуры (Haiman 1998: 10).

Отчуждение от себя заключается в том, что говорящий подавляет себя и вместо того, чтобы вести себя спонтанно и естественно, играет некую роль. Таким образом, согласно Дж. Хейману, в основе теории иронии лежит представление о том, что говорящий может обладать «отчужденным я».

В работе, посвященной анализу сарказма, Дж. Хейман рассматривает это явление как один из видов иронии, и будет уместно привести некоторые из его замечаний относительно различий между этими двумя феноменами. Ирония может быть ненамеренной или проявляться в ситуации (ситуативная ирония); с другой стороны, сарказм как форма вербальной агрессии всегда имеет под собой намерение и возможен только в словесной форме. При этом ирония может быть релятивна по отношению к ценностям и имеет свойство допускать разные точки зрения, а сарказм всегда абсолютен. К этому списку следует добавить способность иронии в некоторых случаях сохранять двусмысленность. На последнее качество обращает внимание Алан Партингтон, замечая, что двойственность иногда делает иронию выгодной коммуникативной стратегией. Например, участник телепрограммы делает следующее заявление: To my C-SPAN viewers: those of you who don"t like me, please stop writing . (Laughter) I am very thin-skinned, and it really gets to me. (Laughter ) Guarantees about 300 next week . (Laughter ) (Partington: 205). По мнению А. Партингтона, адресанту удается одновременно передать и экспликатуру («Я очень чувствительный человек »), и импликатуру («Мне нет дела до критики в мой адрес »).

Дж. Хейман пишет о том, что, вне зависимости от целей, которые преследует говорящий, с лингвистической точки зрения он выполняет одновременно две вещи: он сообщает своим слушателям эксплицитное высказывание, но в то же время «обрамляет это сообщение дополнительным комментарием, “метасообщением”, с помощью которого он отстраняется от содержания сообщения, давая понять, что имеет в виду нечто прямо противоположное. С точки зрения Дж. Хеймана, из-за этого метасообщения сарказм переходит в плоскость абстрактного, поскольку прибегая к сарказму, мы используем язык, чтобы говорить не столько о мире, сколько о самом языке (Haiman 1998: 12). Эксплицитное сообщение - в каком-то смысле, только носитель метасообщения: «Говоря прагматически, “метасообщение” - “Я презираю это сообщение (и любого, кто произнес бы его всерьез)” - это главное сообщение, которое хочет передать говорящий» (ibid.).

Ироническое высказывание выражает негативную оценку и вовлекает адресата в процесс со-конструирования оценочной позиции говорящего, поскольку она присутствует в высказывании только имплицитно. Таким образом, для того чтобы правильно интерпретировать содержание иронического высказывания, важно не столько понять, искренен ли адресант, сколько реконструировать те ценностные суждения, на которых основывается ирония.

Подводя итог, можно сказать, что ирония характеризуется двуплановостью, или двойным видением, поскольку в ироническом высказывании объединяются и одновременно противопоставляются две точки зрения. Сопоставление двух планов приводит к формированию оценочной составляющей иронического смысла.

Ирония может создаваться с помощью языковых средств разных уровней, которые позволяют выстроить соответствующий эффект двойственности. При этом имплицитный характер подлинного смысла иронии означает, что адресат активно вовлечен в процесс конструирования смысла.

Ирония может рассматриваться не только как характеристика текста, но и как результат его интерпретации адресатом. Когнитивные механизмы, которые делают возможным порождение и восприятие иронии, а также роль контекста как инструмента создания иронии и оценочный аспект иронии будут рассмотрены в следующей части работы.

1. 2 Аспекты иронического смысла

1. 2.1 Контекст как инструмент создания иронии

Контекст принимает непосредственное участие в формировании иронического смысла, причем его роль становится наиболее значимой в письменных текстах и в особенности в произведениях художественной литературы, где организация контекста выступает в качестве основного фактора формирования иронии (Клименко 2007, Booth 1971).

Внимание исследователей направлено на изучение вербальной иронии на примере отдельных предложений, иногда диалогов и микроконтекстов, но такой подход критикуется как слишком узкий (Partington, Kotthoff): для правильной интерпретации иронии может требоваться широкий контекст, а для изучения восприятия иронии необходимо принять во внимание реакцию на нее участников коммуникации. Если речь идет о художественном или публицистическом тексте, то авторская ирония может развертываться в рамках всего текста, и тогда для ее оценки нужен мегаконтекст (Leech).

Линда Хатчеон считает, что ирония неразрывно связана с контекстом, в котором она реализуется. По мнению этого автора, ирония - дискурсивная стратегия, которую невозможно понять вне ее воплощения в контексте (Hutcheon 1994: 86).

Типология контекстов по объему текстовой единицы, в рамках которой реализуется ирония, включает в себя микроконтекст (уровень предложения), макроконтекст (уровень абзаца) и мегаконтекст (текстовый уровень) (Походня 1984: 100).

Т. И. Клименко выделяет четыре основных типа формирующих иронический смысл контекстов, в рамках которых явление иронии рассматривается в лингвистических исследованиях (Клименко 2008: 81):

1) ситуационный (знания социально-исторического плана);

2) паралингвистический (просодика, жесты и мимика);

3) лингвистический (лексический и синтаксический);

4) экстралингвистический (культурологический), или вертикальный.

Все четыре типы контекстов участвуют в интерпретации иронического высказывания, причем паралингвистический контекст может быть представлен в письменном тексте в вербализованном виде.

Исследователь вводит понятие иронического контекста, который определяется как «речевая ситуация несоответствия одних свойств языковой системы другим ее свойствам, или несоответствие одной семиологической системы другой, моделируемое говорящим с целью создания парадокса восприятия, т. е. когнитивно-коммуникативной ситуации несоответствия» (Клименко 2008: 8).

1. 2.2 Когнитивный аспект иронии

Ирония часто рассматривается как феномен совмещения своей и чужой (объекта иронии) точек зрения. Так, смысловым ядром иронии, по Н. В. Веселовой, является «семантическая неоднозначность, возникающая в результате интертекстуальной “игры” с различными кодами и языками (“чужой” и “своей” речи)» (Веселова 2003: 5).

Б. А. Успенский приводит в качестве распространенного способа выражения иронии прием, который заключается в расхождении точек зрения автора и лица, от которого фразеологически ведется повествование (имеется в виду авторское использование чужой речи, или несобственно-прямая речь). Точка зрения персонажа входит в качестве составного элемента в авторскую точку зрения и несет на себе отпечаток авторского оценочного отношения (Успенский 1970: 138). В качестве примера можно привести предложение, которым открывается роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение»: «It is a truth universally acknowledged, that a single man in possession of a good fortune, must be in want of a wife.» (Austen: 3). Точка зрения, представленная в высказывании в виде несобственно-прямой речи, становится объектом авторской иронии.

Представление об иронии как о совмещении точек зрения созвучно когнитивным подходам к изучению этого явления. В последние десятилетия были предприняты попытки описания иронии с привлечением терминологического аппарата когнитивных наук, включая понятия метарепрезентации и индивидуальной теории психики («theory of mind»).

Под репрезентацией понимается отображение объекта или ситуации, которая имеет место в реальности. Репрезентации - например, рисунок или предложение - могут сами служить объектом для репрезентации. Таким образом рождаются метарепрезентации - репрезентации репрезентаций, или репрезентации второго и более высокого порядков. В когнитивных науках в фокусе внимания, как правило, находятся ментальные репрезентации, но применение этого термина не ограничивается ментальными феноменами. Так, в лингвистике под метарепрезентациями могут пониматься некоторые виды сложных предложений, а именно конструкции, которые отражают метакогнитивные процессы - «ментальные состояния особого рода, содержанием которых является... иное ментальное состояние» (Клепикова 2008: 51). Такие структуры можно считать языковыми аналогами ментальных метарепрезентаций.

В когнитивных исследованиях наряду с понятием метарепрезентации используется понятие индивидуальной теории психики (ИТП), под которым подразумевается способность приписывать другим людям ментальные состояния. Оба термина характеризуют метакогнитивные способности, которые позволяют моделировать внутренний мир другого человека и лежат в основе некоторых сложных форм вербальной коммуникации и позволяют создавать эффекты диалогичности и «стереоскопичности». Такие способности оказываются задействованы в ситуациях нарушения привычных моделей поведения, когда положение вещей характеризуется как «неожиданное, важное, гипотетическое, фантастическое, абсурдное, заведомо невозможное» (Величковский: 200).

Гипотеза о том, что в процессе понимания иронии участвуют сложные когнитивные процессы, находит подтверждение в психолингвистических экспериментах (Happй 1991: 160).

Теория психики и способность к метарепрезентации необходимы как для порождения, так и для интерпретации иронии. Автор иронического высказывания метарепрезентирует его эксплицитное содержание, вследствие чего между ним и выражаемой точкой зрения создается ироническая дистанция. В свою очередь адресат должен прийти к заключению, что высказывание - либо в эксплицитном содержании, либо в импликациях - противоречит истинным убеждениям говорящего, что возможно благодаря ИТП.

Следует отметить, что в своей интерпретации иронических высказываний адресат опирается на доступную ему контекстуальную информацию, включая свои знания об убеждениях говорящего и его ценностной картине мира.

1. 2.3 Оценочный аспект иронии. Семантика оценки

В свете отмечаемой исследователями тесной связи между иронией и оценочностью, которая признается важным или даже центральным компонентом смысла иронического высказывания (И. В. Арнольд, И. А. Солодилова, Г. Н. Чугунекова, Р. Гиора, Г. Кларк, Р. Герриг, Х. Коттхофф, А. Партингтон, Д. Спербер, Д. Уилсон, Дж. Хейман), целесообразно рассмотреть структуру оценочного значения, а также языковые средства выражения аксиологических суждений.

Е. М. Вольф предлагает рассматривать оценку как особую модальность, которая накладывается на дескриптивное содержание языкового выражения (Вольф 1985: 11). Развивая эту мысль, В. Н. Телия определяет оценочную модальность как «связь, устанавливаемую между ценностной ориентацией говорящего или слушающего и обозначаемой реалией (точнее, каким-либо свойством или аспектом рассмотрения этой реалии), оцениваемой положительно или отрицательно по какому-либо основанию (эмоциональному, этическому, утилитарному и т.п.) в соответствии со “стандартом"" бытия вещей или положения дел в некой картине мира, лежащим в основе норм оценки» (Телия 1981: 22).

Модальная рамка оценки, или структура компонентов оценочного высказывания, универсальна и включает в себя субъекта и объект оценки, аксиологические предикаты, а также имплицитно выраженную шкалу и стереотипы, поскольку любая оценка, даже абсолютная, предполагает сравнение. При этом социальные нормы как источник оценки лежат в основе иронического дискурса, который возможен постольку, поскольку существуют общие ценности и стереотипы (Hutcheon 1994: 91).

К факультативным элементам оценочной структуры относятся интенсификаторы и деинтенсификаторы, мотивировка и др. В качестве субъекта оценки, как правило, выступает лицо или социум, с точки зрения которого дается оценка (Вольф 1985: 47-52).

Аксиологические высказывания подразделяются на два основных типа: общеоценочные и частнооценочные (Арутюнова 1988: 75-77). Первые описывают объект в целом как «хороший» или «плохой» (bad weather , fantastic experience ), в то время как во вторых используются средства, сочетающие дескриптивное и оценочное значения (skilled leadership , boring book ). В частнооценочных структурах аспект оценки обнаруживается в семантике прилагательного, в то время как при общей оценке его следует искать в семантике имени самого объекта (Арутюнова 1988: 76).

При использовании общеоценочной лексики говорящий прибегает к имплицитной шкале оценок и социальным стереотипам. Так, высказывание It "s such a great movie ! понятно собеседнику благодаря наличию общего представления о замечательном фильме. Несоответствие эксплицитно выраженной оценки подобному общему представлению или норме может послужить созданию иронического эффекта: That"s a nice way to come into my kitchen - no greeting! (https://en.oxforddictionaries.com).

Носителем стереотипа могут выступать разные социальные группы. Важно отметить, что стереотипы исторически и ситуативно изменчивы: например, хорошая машина скорее всего будет иметь разные характеристики в зависимости от временного периода, а представление о плохой погоде может определяться не только общими стереотипами, но и целями коммуникантов. лингвистический ирония текст перевод

Ценностный аспект присущ широкому спектру разноуровневых языковых средств: к ним относятся аффиксы, содержащие сему оценки качественные прилагательные, пейоративная и мелиоративная лексика и пр. При наличии соответствующих прагматических и контекстуальных факторов оценочную функцию может выполнять практически любая языковая единица (Ретунская 1998). Оценочность текста складывается из значений, которые реализуются на всех уровнях языка - фонетическом, морфологическом, лексическом, синтаксическом. Чрезвычайно важную роль при выражении оценки играет просодика, которая, помимо прочих функций, активно используется как маркер иронического смысла в речи.

Оценочность зачастую определяется высказыванием в целом; при этом важно место описываемой ситуации в ценностной картине мира (Вольф 1984, Телия 1981). Слова, включающие оценку, знак которой не является фиксированным, раскрывают свое значение в контексте, ср: он занял удобную позицию невмешательства и они нашли удобное место для лагеря. Следует подчеркнуть, что способы выражения оценки не ограничиваются использованием лексических единиц с постоянным оценочным значением. Описание ситуации, имеющей положительный или отрицательный смысл в картине мира, также выражает оценку: You wanted Dinah as an attraction for your theatre; you denied her any life of her own. I understand you did not even pay her for her work. (BNC British National Corpus (http://corpus.byu.edu/bnc)). Таким образом, в оценочных языковых структурах отражается ценностная картина мира определенной лингвокультуры.

Для иронических высказываний характерно выражение ценностей, которые не разделяют автор и аудитория. Например, анализируя слоган Ignore the hungry and they"ll go away , У. Бут приходит к выводу, что читатель отвергает структуру ценностей, которая имплицитно заложена в высказывании (лучший способ решать проблемы - их игнорировать; неважно, что люди страдают от голода и др), и при этом не может допустить мысли, что таких ценностей придерживается автор, из чего следует необходимость интерпретировать высказывание иронически (Booth 1974: 35). Важно, что адресант не только отвергает отраженные в сообщении убеждения, но, кроме того, имеет основания считать, что именно этого ожидает от него автор высказывания, причем контраст между ценностной картиной мира и высказыванием служит сигналом иронии.

В. Н. Телия выделяет коннотативную оценочность, обладающую выраженной экспрессией. Один из механизмов создания подобной оценочности - вторичная номинация. Так, например, в отличие от собственно оценочного утверждения «Она - разиня», высказывание «Она - ворона» передает оценочное суждение о человеке посредством вторичной номинации, в которой образное представление сочетается с оценкой. Посредством коннотации можно выражать как положительную, так и отрицательную оценку. Например, высказывание «У нее живой и острый ум» передает эмотивно окрашенную похвалу, в то время как саркастическое замечание «У нее такой острый ум, что ранит все живое» выражает противоположную похвале оценку (Телия 1981: 21).

Положительная оценка означает соответствие норме или ее превышение, в то время как отрицательная оценка, напротив, подразумевает отклонение от нормы. Норма как зона на шкале оценок соотнесена со стереотипным представлением об объекте с соответствующим признаком.

Оценочный стереотип в его отношении к оценочной шкале - основной элемент, на который опираются общеоценочные высказывания. Он складывается из объектов, обладающих стандартными наборами признаков. Именно существование стихийно сложившихся стереотипов обеспечивает взаимопонимание: в ценностной картине мира коммуникантов существует представление о том, какими свойствами должен обладать хороший представитель определенного класса объектов: a good spy is supposed to take risks (BNC). Таким образом, аспект оценки обнаруживается в типе объекта оценки. Напротив, когда речь идет о частнооценочных признаках, аспект оценки заложен в семантике прилагательного (valuable antiques ).

Критерии оценки находят отражение в мотивировках, которые аргументируют оценки предметов, лиц, событий. Мотивировки, особенно когда они сопровождают общеоценочные обозначения, эксплицируют оценочные стереотипы или же указывают на квазистереотипы, т.е. те признаки, которые говорящий хочет представить как стереотипные. Очевидно, что высказывание с мотивацией в виде квазистереотипа приобретает иронический оттенок. Так, Дж. Лич приводит следующий пример иронического намека («innuendo»): He has occasional flashes of silence that makes his conversation perfectly delightful (Leech 2001: 175). Предложение построено таким образом, что выводимая из него пресуппозиция (искусство быть прекрасным собеседником заключается в том, чтобы время от времени делать паузы ) не соответствует настоящему оценочному стереотипу. Использование квазистереотипа служит сигналом иронии и позволяет интерпретировать высказывание как завуалированную критику.

Мотивировка должна сохранять ориентацию, т.е. не противоречить оценке, содержащейся в оценочных словах: *Это великолепная картина, таких полно во всех музеях . В результате смены ориентации создаются парадоксальные или иронические смыслы. Т. И. Клименко называет подобное свойство иронии «противоречивым семиозисом» (Клименко 2007: 26).

Сходным образом, оценочное слово в группе подлежащего может накладывать ограничения на содержание предиката, который должен быть семантически связан с оценкой: Замечательный художник вложил в картину всю свою душу .

Оценочность может выражаться косвенными речевыми актами («квазиоценочные» высказывания). Например, в ассертивном высказывании He failed the test . можно выделить оценочную модальную рамку, основанную на ценностной картине мира.

Очевидно, что сообщения, не содержащие эксплицитных оценочных элементов, способны приобретать оценочное значение на основе стереотипов, закрепленных в картине мира социума: The train arrived on time . Здесь оценка - имплицитный смысл высказывания в целом.

Семантика оценочных речевых актов определяется прагматической ситуацией. Оценочные речевые акты характеризуются неопределенностью перлокутивного эффекта. Одно и то же высказывание (например, You "re a genius ! ) можно интерпретировать как похвалу, лесть или иронию. Ясность в этом случае может внести контекст или интонация говорящего.

Ирония может также возникать в результате нарушения максимы скромности, накладывающей ограничения на самовосхваление: Please accept our wonderful gift . Кроме того, Е. М. Вольф рассматривает особый вид иронических экспрессивов, отличающихся семантической инверсией при оценке: в таких речевых актах используются номинации с инвертированным знаком оценки. Как правило, они выражают отрицательную оценку (осуждение, негодование и др.) при внешне положительном значении; ср.: Хорошенькое дельце! Очевидно, что такой тип высказывания является частным случаем антифразиса.

...

Подобные документы

    Исследование языковых средств выражения иронии в художественных текстах. Определение критериев для отбора иронически маркированных стилистических средств. Характеристика лингвистических механизмов формирования иронического эффекта в английском языке.

    курсовая работа , добавлен 21.06.2011

    Место феномена иронии в парадигме научного познания. Языковые средства репрезентации иронии в художественной прозе Э.М. Ремарка. Специфика переводческой трансформации художественного текста. Ирония как категория модальности. Лингвистические теории иронии.

    дипломная работа , добавлен 17.04.2015

    Проблема изучения интертекста в художественном тексте. Типология интертекстуальных элементов и связей. Особенности анализа произведений Л. Филатова в аспекте интертекстуальных связей. Интертектуальность и ее основные функции в художественном тексте.

    научная работа , добавлен 01.04.2010

    Остроумие - важный стилистический компонент публичного выступления и литературного произведения. Анализ иронии и сарказма как инструментов английского юмора. Английский юмор в произведениях и фильмах. Исследование сходства и отличия иронии от сарказма.

    реферат , добавлен 02.06.2014

    Понятие текста и проблема его определения. Принципы построения и различия художественных и нехудожественных текстов. Филологический анализ художественного текста. Исторические изменения категории времени. Способы выражения категории времени в тексте.

    курсовая работа , добавлен 03.05.2014

    Понятие повтора и его основные функции в тексте художественного произведения. Анализ способов перевода повторов с английского языка на русский на примере повести Дж.К. Джерома "Трое в лодке, не считая собаки". Классификация повтора в лингвистике.

    дипломная работа , добавлен 03.04.2013

    Перевод как разновидность межъязыковой и межкультурной коммуникации. Определение и сущность реалии. Способы и приёмы перевода лингвокультурологических англоязычных реалий в художественном тексте на примере романа Джорджа Р.Р. Мартина "Игра престолов".

    курсовая работа , добавлен 30.04.2014

    Характеристика коммуникативной природы художественного текста. Семантические классы глаголов приема пищи в английском языке. Способы реализации глаголов приема пищи в художественном тексте на материале произведения Хелен Филдинг "Дневник Бриджит Джонс".

    курсовая работа , добавлен 25.01.2016

    Общий концептуальный анализ (функций) компрессии в художественном тексте короткого рассказа, её влияние на его структуру. Выявление сходства и различия механизмов компрессии художественного текста, встречающиеся в литературе Великобритании и Китая.

    дипломная работа , добавлен 24.02.2015

    Изучение лингвистического механизма и специфики функционирования комического в художественном произведении дискурса. Определение условий репрезентации и интерпретации комического смысла. Средства и приёмы репрезентации комического в художественном тексте.

Как известно, ирония заключается в подразу­мевании противоположного во внешне положитель­ных характеристиках. Иногда подразумеваемое вы­ражается в языковых единицах, которые сами по себе представляют трудность для перевода, но го­раздо чаще проблема заключается в несоответствии традиционно применяемых способов выражения иро­нии в разных культурах. Выражение иронии, на­смешки осуществляется различными способами, ко­торые могут различаться по форме, содержанию и функциях в разных языках и речевых традициях.

Простейшим способом выражения иронии в ан­глийском и русском языках являются кавычки, ког­да вполне стандартное и ожидаемое слово или фра­за берутся в кавычки в стандартном контексте. Та­кие ситуации, как правило, легко переводятся ана­логичным приемом, за исключением области закавычивания, которая может меняться в зависимости от совпадения или расхождения грамматических со­ставляющих исходной единицы:

WhenI left my public schoolI had an extensive knowledge of Latin and Greek literature, knew a certain amount of Greek and Latin history and French grammar, and had "done " a little mathe­matics.

Окончив частную гимназию, я неплохо знал ан­тичную литературу, имел представление об ан­тичной истории и французском языке, а также "прошел" азы математики.

Более сложной разновидностью иронии является противопоставление двух качеств или двух взаимоисключающих возможностей в одном и том же замкнутом контексте. Осложнения при переводе таких контекстов возникают в том случае, если два контрастирующих в исходном тексте элемента требуют сами по себе преобразования в переводящем языке и в преобразованном виде зачастую не обеспечиваю тексту достаточной иронической выразительности:

I went to Balliol University a good classic and a complete ignoramus.

Перевод этого предложения связан с необхо­димостью преобразования слова classic , в результа­те которого полученное соответствие не является до­статочно выразительным для создания ироническо­го контраста - "специалист по классической фило­логии, с хорошими знаниями в области классичес­кой филологии" и т. п. Наиболее распространенный прием, который помогает в таких случаях перевод­чику, заключается в добавлении, позволяющем объе­динить противопоставленные элементы ироничес­кого контекста:

Я отправился в Баллиол специалистом в облас­ти классической филологии и полным невеждой во всех остальных областях.

Одним из осложнений при переводе ироничес­кого контекста, основанного на контрасте, может быть необходимость антонимического преобразования, которая, в свою очередь, требует преобразования са­мой структуры контраста:

I knew vaguely that the first Chapter of Genesis was not quite true, but I did not know why.

При переводе на русский язык в этом контексте меняется первая часть противопоставления, что тре­бует соответственного преобразования второй части:

Я смутно сознавал, что начало Книги Бытия от­клоняется от истины, но понятия не имел, в ка­кую сторону.

Более сложные преобразования применяются в случае развернутого иронического контекста, вы­ходящего за пределы предложения, причем в усло­виях, когда необходимо придерживаться ключевых элементов иронии.

Thinking up titles is an art in itself, but we, legions of would-be authors, face another literary crisis: title depletion. Heedless of the future, successful authors the world over keep consuming a precious resource - book titles - as if there were no tomorrow, and that puts the rest of us off. And they have creamed off the best. Maybe I would have written The Brothers Karamazov, but some older guy got it first. We"re left with odds and ends, like The Second Cousins Karamazov.

Перевод этого текста связан с ироническим по­нятием thinking up titles , которое проходит через весь текст, контекстуально видоизменяясь, то есть каж­дый раз задает переводчику различные задачи. При­держиваться единства основы для иронического контекста приходится в условиях постоянных преоб­разований, самым главным из которых является пре­образование образной основы иронического оборота:

Придумывание заглавий - само по себе искусст­во, но мы, легионы писателей будущего, стал­киваемся с кризисом жанра: с истощением источника названий. Не заботясь о будущем, писатели во всем мире, уже получившие свое, про­должают эксплуатировать драгоценные ресур сы - месторождения названий книг, - как будто будущего вовсе не будет, и тем самым лишают нас последнего. А сами между тем снимают сливки. Я, может, назвал бы свой роман Братья Карамазовы, да какой-то дед уже обошел меня Вот нам и остаются только отвалы: а не назван, ли мне свою книгу Кузены Карамазовы?

В приведенном переводе использован само­стоятельный общий образ: истощение ресурсов - экс­плуатация месторождений - отвалы - который в рус­ском контексте помогает воссоздать более плотную в соответствии с русской традицией ироническую структуру.

При переводе иронических контекстов с ан­глийского языка на русский мы нередко встречаемся с ироническим обыгрыванием известных цитат или их более сложного варианта, аллюзий. Использо­вание цитаты в качестве образной основы для иро­нического образа может при переводе осложнять­ся, например, необходимостью лексико-грамматических преобразований, требуемых контекстом, в результате чего сама цитата неизбежно теряет ис­ходную форму, то есть перестает быть цитатой. Здесь проходит очень тонкая грань: даже преобразован­ная, цитата должна быть узнаваема в переводном тексте, иначе она теряет статус цитаты, что может сопровождаться, в свою очередь, информационны­ми потерями. Например, перевод иронического па­радокса Оскара Уайльда, построенного на аллюзии к одной из основополагающих цитат европейской культуры То be - or not to be ?, встречается именно с такого рода проблемой:

To read or not to read? All books can be divided into three groups: books to read, books to re-read, and books not to read at all.

Если начало этого текста допускает воссозда­ние структурной аллюзии Читать или не читать? (ср. Быть или не быть?), то ее последующее разви­тие в английском тексте имеет безэквивалентную природу, с точки зрения перевода на русский язык: исходный инфинитив неизбежно либо полностью преобразуется при переводе на русский (книги, пред­назначенные для чтения; книги, предназначенные для перечитывания; книги, вообще непригодные для чте­ния), либо попадает в опосредованный контекст, в котором теряет свою самостоятельность (книги, ко­торые стоит читать; книги, которые стоит пере­читывать; книги, которые не стоит читать вооб­ще). Как легко заметить, оба простых граммати­ческих варианта перевода весьма далеко уходят от подобия Читать или не читать? - и вместе с этим теряют важнейшую часть иронических ассоциаций исходного текста, который в результате превраща­ется в нечто назидательное и весьма мало иронич­ное. Одним из способов выйти из этого положения может быть добавочный образ, который позволил бы сохранить автономность столь важного для аллюзии инфинитива и вместе с тем не нарушил бы логики исходного текста, с одновременным применением кавычек, выделяющих важные компоненты иронии:

Все книги можно поделить на три группы, снаб­див их этикетками : "читать", "перечитать", "не читать".

Как всегда, проблемой, вызывающей неизбеж­ные преобразования, является наличие в ироническом контексте компонентов, неизвестных переводя щей культуре:

Иногда переходят Невский проспект мужики, спешащие на работу, в сапогах, до того пере­пачканных грязью, что даже Екатерининский канал, известный своей чистотою , не в состоянии был бы ее смыть.

В этом предложении выделенные слова являются основой иронии, то есть безусловно означают прямо противоположное: Екатерининский калан известен тем, что очень грязен. Однако для читате­ля, не знакомого с реками и каналами Санкт-Петербурга, эта ирония полностью пропадает в непосредственном переводе: "the Ekaterininsky Canal well known with its pure waters " . Для того чтобы довести до англоязычного читателя иронию Гоголя, можно воспользоваться антонимическим преобразова­нием ("... boots so mud - stained that they could surpass even the Ekaterininsky Canal, a notoriously muddy stream"). В таком случае основой иронии в пере­водном тексте становится слово surpass , в то время как неизвестный читателю перевода Екатерининский канал характеризуется прямо как "грязный". При та­ком раскладе компонентов, конечно, теряется часть исходной информации, но зато сохраняется сам при­ем иронии как способ характеристики образа.

Другим вариантом может служить применение

Несмотря на огромное количество исследований, рассматривающих категорию иронии с позиций различных отраслей знания, интерес к этому явлению растет, а в эпоху постмодернизма ирония выступает как одна из мировоззренческих доминант современного человека.

По мнению испанского философа Ортеги-и-Г ассета «верования» преобладают в спокойные периоды развития общества, а «идеи» появляются в эпохи кризисов. Сомнение, являющееся предпосылкой появления идей, является и одним из оснований иронии. Таким образом, если ирония является компонентом культуры, то в момент кризиса последней, она выходит на первый план и становится отправной точкой для еще не появившихся или не сформулированных идей [Медведева 2006, с. 95].

Обращение к иронии в искусстве, литературе, а также других сферах жизни, объясняется стремлением человека поставить себя выше обстоятельств, трудностей, и всего хаоса, из которого состоит жизнь. Ироническое отношение к действительности помогает если не найти упорядоченное объяснение происходящему, то, по крайней мере, утвердить «небезнадежность» человеческих поисков и стараний. Как точно заметил С.Кьеркегор, "будучи отрицанием, ирония является путем - не истиной, а лишь путем к ней" [Кьеркегор 1993, с. 188].

На гармонизирующую роль иронии в личностном миросозерцании, указывают многие исследователи, среди которых М.М. Бахтин, который раскрыл важнейшую сторону своих эстетико-философских разысканий в области «смехового мира», указывая на то, что люди еще не глубоко представляют объективную гуманистическую суть смеха и глубины мудрого смехового начала, правящего наиболее яркими художественными мирами в искусстве всех веков. [Бахтин 1965, с. 75]. Эстетическая дистанция - это интеллектуальное и эмоциональное отношение человека к явлениям действительности, переживаемое не изнутри происходящего, а с позиции мудрого и сочувственного зрителя. Ироническая ситуация гармонизирует не объективный "смысл вещей", а отношение к этому смыслу в сознании участников диалога. Осознав и использовав это в полной мере, литература нового времени закрепила за собой новое качество - философский диалогизм - которое предполагает «сотрудничество» автора и читателя [Третьякова 2001].

Если философия рассматривает категорию иронии как критическую форму бытия, то для литературы и лингвистики, это уже понятие двоякое, которое имеет план содержания и план выражения. Здесь наблюдается расхождение в восприятии иронии как позиции автора, с одной стороны, и как целой гаммы языковых реализаций, с другой, хотя разделение это условно. Оригинальность, неожиданность и легкость вхождения в пространство неодномерной мысли рождает художественную ценность иронического образа.

Публицистический жанр, характеризующийся своей критической установкой при подаче информации, широко использует иронию для реализации своих основных функций: контактоустанавливающей, гедонистической (развлечение читателя, рост рейтинга издания) и прагматической (приглашение читателя к рассуждению в русле авторской позиции) [Овсянников 2001]. Следует отметить, что неразделимость информационной и воздействующей функций в газетно-публицистических текстах, рассматриваются как стилеобразующая черта современного газетно­публицистического стиля [Тюрина 2002].

Подобное «сотрудничество» автора и читателя предполагает рассмотрение иронического послания с позиций теории коммуникации и семиотики. В данном случае, минимальными семиотическими единицами иронии являются иронические коды, которые формируются у автора высказывания исходя из ожидаемой реакции реципиента, передаются последнему и декодируются им. На создание и интерпретацию иронического кода влияют экстралингвистические факторы: социальный статус автора и реципиента, их национальная и культурная принадлежность, знание языка, знакомство с прецедентными текстами и т.д. Ввиду того, что ирония передается имплицитно, процесс ее кодирования и декодирования более сложен, чем при интерпретации, скажем, метафоры, так как автор должен создать два кода узуальный и имплицитный, а реципиент должен распознать наличие второго уровня кодировки и правильно интерпретировать его смысл.

В условиях двуязычной коммуникации процесс создания и передачи иронических кодов становится еще более комплексным и, следовательно, подверженным коммуникативным сбоям, поскольку между автором и реципиентом появляется еще одно звено - переводчик. В первой стадии интерпретации высказывания именно он становится реципиентом, и от его понимания иллокутивного смысла, заложенного автором, зависит, дойдет ли исходный посыл до реципиента и, тем самым, достигнет ли автор своей прагматической цели. Во второй стадии перекодирования иронического высказывания успешность передачи иронии зависит от умения переводчика найти эквивалентные единицы в языке перевода и максимально приближенно к оригиналу передать локутивный и имплицитный смысл высказывания [Матюхина 2004, с. 56].

Функция передачи информации в газетно-публицистическом жанре определяет характер иронии, которая в нем встречается: под вечно критической позицией автора - а критическая установка уже сама в себе заключает сомнение и ироническое отношение к событиям - чаще всего присутствует комизм ситуации, реальное событие, которое и становится отправной точкой для создания образов. В своей реализации ирония опирается на три вида пресуппозиции (наличие у реципиента сообщения знаний, необходимых для верной интерпретации сообщения): текстовая, экстралингвистическая и интертекстуальная [Походня 1989, с. 109]. Рассмотрим, каким образом эти виды пресуппозиции используются для создания иронических образов и становятся переводоведческой проблемой при передаче сообщения средствами другого языка.

Для анализа обратимся к комичной ситуации, которая вызвала резонанс в обществе и широко обсуждалась в англоязычной прессе: истории о туфлях, брошенных иракским журналистом Мунтадером аль-Зейди в бывшего американского президента Джорджа Буша во время его прощального визита в Ирак. В статьях, посвященных деятельности уходящего президента, журналисты из изданий The Boston Globe, The Washington Post, The Financial Times иронизируют над происшествием следующим образом.

Часто само название задает иронический тон дальнейшему повествованию (излюбленный ход в публицистике, призванный привлечь внимание читателя): “At last, giving Bush the boot”(The Boston Globe, Dec 16, 2008). Иронический эффект достигается путем семантической деформации устойчивого выражения [Тер- Минасова 1981, с. 51] ‘to give smb the boot’, которое соответствует значению английских глаголов ‘fire, dismiss, discharge smb’. Актуализируется буквальное значение компонента ‘boot’ и проводится таким образом параллель между случаем с туфлеметанием и уходом Джорджа Буша с политической арены США. Вводная конструкция ‘at last’ еще больше указывает на критическую позицию автора. Нельзя также не обратить внимания на возможно случайную, однако от этого не менее эффектную аллитерацию Bush - boot. В переводе наблюдаем, с одной стороны, полное расхождение с оригиналом, невозможность выделить эквивалентные единицы, с другой стороны, сохранение образа и воссоздание иронической импликации за счет использования высокого стиля, напоминающего по размеру стихотворение Лермонтова, посвященное Пушкину: “И вот он пал, туфлей сраженный... ”. На ум поневоле приходят строки: “Погиб поэт, невольник чести /Пал оклеветанный молвой... ”. Данный перевод, на наш взгляд, является ярким примером достижения динамической эквивалентности.

Другой пример фразеологической игры: “George W. Bush, who ducked a volley of shoes from an enraged Iraqi journalist at a press conference in Baghdad on Sunday, professed to be perplexed. This was an epic insult intended for a serial bungler. But, like the shoes, it too went straight over his head. Mr Bush, who has buried America’s reputation throughout the Arab and Muslim worlds in the ruins of Iraq, did not, does not and will never get it. ” (The Boston Globe, Dec. 16, 2008) - “Джордж Буш, на воскресной пресс-конференции в Багдаде едва уклонившись от туфлей, которыми его обстрелял разъяренный иракский журналист, сделал все, чтобы весь мир увидел, как он озадачен этим происшествием. Что и говорить, попади обувь в цель, конфуз был бы эпический - под стать всему бушевскому правлению. Однако складывается впечатление, что, как туфли не попали в цель, так и причина этой выходки до

Буша не дошла. Даже похоронив под обломками Ирака репутацию Америки во всем арабском и исламском мире, Буш действительно не понимал, не понимает, и не поймет, за что его так не любят”. Наблюдаем актуализацию буквального значения фразеологизма ‘over one’s head’. Перевод эксплицирует иронию оригинала, сохраняя образность, однако эффект фразеологической игры утрачен. Наш вариант: «как туфли пролетели выше головы Буша, так и выше его понимания осталась причина подобного протеста».

Оба примера свидетельствуют о трудностях, продиктованных расхождениями во фразеологическом багаже языка оригинала и перевода, а также использованием фразеологической игры. Как и в следующем примере, для интерпретации иронического смысла требуется текстовая пресуппозиция:

“Bush legacy has at least one defender. "Mr. Bush served some good purpose to the economy before he left, " said the newly prosperous Turkish shoe maker” (The Wall Street Journal, Dec. 17, 2008). - “У Буша есть, по крайней мере, один защитник. "Господин Буш перед уходом сослужил хорошую службу экономике", - говорит преуспевающий ныне турецкий башмачник”.

В данном случае перевод не представляет трудности, ситуативная ирония передается по стандартам закономерных соответствий, не выходящих из области транскодирования.

Экстралингвистическая пресуппозиция предполагает наличие знаний экстралингвистических фактов (географических, этно-культурных, исторических реалий). Обратимся к следующему примеру:

“In Bush"s last pathetic days, with the world going broke and his administration in a moral chapter 11, he continues to misrepresent his culpability in the calamities that have befallen the country on his watch” (The Washington Post, Dec. 16, 2008). - “В последние, душераздирающие дни правления Буша, когда мир стоит на грани финансового, а администрация США на грани нравственного банкротства, президент продолжает отрицать свою вину за все те беды и несчастья, которые свалились на нашу страну во время его нахождения у власти”. Интерпретация иронической импликации требует в данном случае знания о текущей политической и экономической ситуации в стране и мире, а также о содержании упомянутой ‘chapter 11’ (глава Кодекса о банкротствах, регулирующая вопросы реорганизации неплатежеспособных (обанкротившихся) компаний под руководством старого менеджмента (обычно совместно с комитетом кредиторов) в попытке избежать полной ликвидации компании), снабженной в тексте эпитетом ‘moral’. Автор иронизирует над сложившейся в экономике кризисной ситуации и мерами по ее нормализации. Переводчик следует, в данном случае, стратегии прагматической адаптации, эксплицируя заложенную автором идею, что соответствует общим тенденциям перевода публицистики [Тюрина 2002].

Следующий пример иллюстрирует уже иронию ассоциативного характера, основанную на аллюзии к литературному произведению. Соответственно декодирование сообщения требует уже интертекстуальной пресуппозиции.

“He is in deep trouble in Iraq, but for much of the world he is goody-two-shoes ”. - “Ему в Ираке грозит большая беда, но для остального мира он самый настоящий герой, этакий Гуди Два-Башмачка (речь идет о рассказе Оливера Голдсмита (Oliver Goldsmith) "История маленькой Гуди Два-Башмачка". Это прозвище обычно дают по-настоящему добродетельным людям - прим. перев.)” (The Boston Globe, Dec. 19, 2008). Ирония, объектом которой является на этот раз «туфлеметатель», создает сравнение, основанное на аллюзии; ожидается, что англоговорящий читатель знаком с произведением или, по крайней мере, с данной лексической (фразеологической) единицей в том ироническом значении, в котором она фигурирует в современном английском языке. Для большинства же реципиентов перевода, дословная передача выделенной единицы перевода не несет должного смысла, эффект утрачен. И переводчику не остается ничего другого, кроме как перевести дословно выражение, эксплицировать его подтекст (“самый настоящий герой, этакий...”) и снабдить перевод примечанием. Таким образом, имеем дословный перевод с комментарием, который является не совсем удачным, так как нарушается ‘the principle of equivalent effect’ . Возможно, следует заменить образ на более знакомый русскому читателю: “... в глазах мира он стал храбрым «котом в сапогах». Однако с переходом “shoes - boots” можно также не согласиться.

Ассоциативная ирония, опирается на все перечисленные виды пресуппозиции и представляет наибольшую трудность для переводчика. В постмодернистской литературе это становится проблемой, так как требует от читателя должного уровня образования, постоянной работы над собой, пополнения багажа знаний о других культурах в эпоху смешения всего со всем. Публицистика же, будучи все-таки более «легкой» в плане установления причинно-логических связей в ее канве, может стать “перевалочным пунктом» на пути к более серьезной литературе, и значение переводческой деятельности в этом отношении приобретает колоссальное значение. Переводчик становится «заложником» знаний и для передачи иронического эффекта ему необходимо эти знания сообщить реципиенту, что создает риск нарушения принципа прагматической адаптации, и вновь ставит под вопрос определение перевода как такового.

Таким образом, проанализировав особенности передачи иронии при переводе англоязычной прессы на примере одного эпизода, описанного в нескольких англоязычных изданиях, можем сделать выводы: 1) ирония как мировоззренческая установка современного автора продолжает находиться под пристальным вниманием исследователей из различных областей знания; 2) в публицистическом жанре переводчик сталкивается как с ситуативным, так и ассоциативным типами иронии; 3) с переводоведческой точки зрения наиболее сложными являются те виды иронии, интерпретация которых требует экстралингвистической и интертекстуальной пресуппозиций, а также на микроуровне там, где для создания комического эффекта наблюдается авторская игра языковыми средствами; 4) четкое определение понятия ирония, в том числе проблема разделения на план содержания и выражения для перевода принципиального значения не имеет. Переводчик, на наш взгляд, руководствуется подходом, при котором в парадигме комического ирония занимает место основного центрального элемента [Матюхина 2002, с. 63] и находится в золотой середине по степени эмоционального накала между утверждающими (остроумие, юмор, парадокс) и разрушающими (пародия, сатира, сарказм, гротеск) видами комического.

Литература

Киркегор С. О понятии иронии. Пер. А. Коськовой, С. Коськова // Логос. 1993. №4. С. 176-198. Матюхина А.Н. Речевая форма, языковые средства и приемы иронии на материалах текстов газетно-публицистического стиля // Вопросы филологических наук, М., Спутник+. - 2004. - №6. - 193с. Овсянников В. В. Глобальная организация стилистического контекста в англоязычном газетном стиле // Вестник Санкт-Петербургского Университета, 2001. - С. 67­75. Походня С.И. Языковые виды и средства реализации иронии / С.И. Походня; АН УССР, Каф. иностр. яз. - Киев: Наук. думка, 1989. - 127 с. Тер-Минасова С.Г. Словосочетание в научном и дидактическом аспектах. - М.: Высшая школа, 1981. - 250 с. Третьякова Е. Ирония в структуре художественного текста [Электронный ресурс] // Ростовская электронная газ. - 2001. http://www.relga.rsu.ru/n73/rus73 2.htm Тюрина Н.А. Газетно­публицистический текст и прагматическое намерение автора //Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Выпуск 1.

Лексикология и фразеология (романо-германский цикл). 11-16 марта 2002г. - СПб.: СПбГУ, 2002.-С.34 Nida, E. Principles of Correspondence // The Translation Studies / Ed. by Lawrence Venuti. - London and New York: Routledge, 2003. - P. 126 - 140.



Загрузка...
Top