Театр имени Котэ Марджанишвили, зал, откуда попадаешь в гримерочные. До начала спектакля, который привезли в этот раз вахтанговцы на театральный фестиваль, осталось каких-нибудь минут десять. В этот раз вахтанговцы приехали с трагикомедией "Ветер шумит в тополях", поставленной по пьесе современного французского драматурга Жеральда Сиблейраса. В нем заняты всего трое актеров - Владимир Симонов, Максим Суханов и Владимир Вдовиченков.
Накануне я видела эту талантливую тройку на сцене. Зритель смеялся, плакал, опять смеялся… И так два с половиной часа. Сейчас наблюдаю на этими ребятами в рабочем процессе. В зале ненадолго появляется Максим Суханов, переговорив с одним из организаторов, уходит в гримерку. Мельком вижу прихрамывающего, уже явно в образе Владимира Симонова. Дольше всех здесь задерживается загримированный, с взъерошенной шевелюрой Владимир Вдовиченков.
© Sputnik / Denis Aslanov
Владимир Вдовиченков в роли Густава в сцене из спектакля по пьесе французского драматурга Жеральда Сиблейраса "Ветер шумит в тополях" в постановке Римаса Туминаса
Идет обычный рабочий процесс. И тут в дверях появляется бригада скорой помощи. Становится ясно: что-то идет не так. Выясняется, что актеру Владимиру Симонову нехорошо. В эти самые минуты проносится мысль, плаколо мое интервью с художественным руководителем Вахтанговского театра Римасом Туминасом. Да, что там интервью, когда под угрозой срыва может оказаться сам спектакль! Между тем, организаторы, посовещавшись, решают выйти на сцену и объявить зрителям, что по техническим причинам, начало спектакля задерживается. Направляются в зал, подходят к сцене, и в этот самый момент на ней появляется великолепная тройка. В общем, ветер зашумел в тополях вовремя, без опозданий, несмотря на актерское недомогание.
Римас Владиморович Туминас появляется в этом зале спустя несколько минут после начала спектакля.
— Я нашел местечко, в котором мы с вами уединимся, — говорит мне один из лучших театральных режиссеров мира.
Мы идем долго, переходим в другое крыло театра, и наконец оказываемся в маленьком холле, где относительно тихо и никого нет.
Мне показалось это место подходящим, - говорит с улыбкой Римас Владимирович.
Дорога, по которой мы идем к празднику, и есть самое главное
— Герои этой пьесы стремятся вырваться из дома престарелых. Вырваться к месту, где растут тополя. Вырваться, значит, преодолеть старость, одиночество, болезни. Но у них не получается. С другой стороны, если бы они все же осуществили свою мечту, разве это не убило бы их? Ведь достижение мечты иной раз означает потерю ориентира, единственного двигателя. Где же спасение?
— Есть такая болгарская притча. Зима, заснеженные горы, как в Грузии, деревня… Молодой человек приходит к старику — соседу, который плетет веревку и спрашивает: "Зачем ты плетешь эту веревку?" На это старик отвечает: "Летом, когда бывает засуха и вода из рек убывает, на дне одной из них живет существо, которое эту воду поглощает. Вот я и плету веревку, чтобы это существо поймать". "Ну, и что же, поймаешь, а потом?" "Ну, как поймаю и поведу к властям, губернатору. Приведу и скажу, вот я поймал виновника всех наших бед, вредителя, и они меня вознаградят. Попрошу для одного сына квартиру, для другого машину". "Ну, хорошо, а если не поймаешь, что тогда?" - говорит молодой человек. "Тогда останется веревка", - отвечает старик. Это такая вечная тема - желания людей, мечты. На мечту имеют право только люди в пожилом возрасте, а молодые планируют. Достичь мечты, победить смерть, отдалить ее… Почувствовать, что ты владеешь собой, жизнью владеешь. И почувствовать, что ты все можешь. Или другую землю найти, обетованную. Скажем, человеку нужен праздник, но праздник где-то далеко. Он может быть реальным. И мы идем по дороге к празднику.
© Sputnik / Denis Aslanov
— Важна дорога к нему или сам праздник?
— Важна, конечно, цель попасть туда. Но, вот я думаю, может, мы выдумали праздник, и его просто нет…
— А выдумали потому, что не смогли бы без него жить?
— Может, пока мы попадем на этот праздник, он к тому времени уже закончится? Или он переехал еще дальше от нас…? А, может быть, мы попадаем не на тот праздник, ничего интересного в итоге не обнаружим. То есть у нас остается только дорога к празднику, как веревка у старика… Вот эта дорога и есть самое главное. Нам дано от Бога идти по дороге к празднику. Может, там смерть нас ожидает, но смерть через победу, преодоление, достижение каких-то вершин. Пусть будет смерть, но она будет красивой. Вечная мечта человечества - попасть на этот праздник. Мы просто этого не замечаем, что мы и есть на этой дороге к празднику жизни. К этому празднику стремятся все.
Мои родители и их родители думали, ну вот нам не удалось прожить, как хотелось, но наши дети будут жить лучше нас. И я думаю, мне не удалось, вот дети мои, наверное, будут жить лучше, и так из поколения в поколение передаем сладкое слово свобода, сладкое слово - счастье.
© Sputnik / Denis Aslanov
Максим Суханов в роли Фернана и Владимир Вдовиченков в роли Густава в сцене из спектакля по пьесе французского драматурга Жеральда Сиблейраса "Ветер шумит в тополях" в постановке Римаса Туминаса
— Ваши спектакли в Тбилиси - это абсолютные аншлаги, шквал эмоций, переживаний. И это можно расценивать как безусловную тягу к русской культуре. Мне кажется, Грузия в культурном плане сейчас стоит на идеалогическом распутье. Она пытается понять, что же ей ближе - западная культура, с ее неистребимым оптимизмом, хэппи-эндом, или русская, с ее самокопанием, тоской, депрессивностью…
— На западе способны создавать предпраздничное настроение в самой жизни, пока мы живы. А мы не способны, у нас другой пласт. Мы терпим. У нас смирения больше… Это связано и с религией. Как Чехов говорит, и нас будут вспоминать, как нам было трудно, нелегко и больно. Но там, на небесах, мы увидим небо в алмазах. Вот это нежелание создавать здесь и сейчас, а все отрицать. Быть пессимистом и считать, что воздастся там - это религия жизни.
— Религия преодоления.
— Мы принимаем мучения как неизбежность, но никогда не думаем, как отказаться от них и превратить каждый день нашей жизни в маленький праздник. Мы этого не можем. И вот пока эти трое героев собираются в путешествие, хотят покинуть эту территорию, они не замечают, что участвуют в подготовке к празднику жизни. Они уже сочинили праздник этого похода. Мысль творит. Их позыв творит их самих, и они уже стали другими. И хотя они и не ушли, не покинули этот приют, но будут уже другими. Не будут смиряться, а будут принимать завтрашний день как дар божий. Вот такое название пьесы было бы хорошим - "И завтра день, и завтра праздник".
© photo: Sputnik / Владимир Федоренко
Максим Суханов в роли Фернана, Владимир Симонов в роли Рене, Владимир Вдовиченков в роли Густава (слева направо) в сцене из спектакля по пьесе французского драматурга Жеральда Сиблейраса "Ветер шумит в тополях"
"Раньше я планировал, а сейчас меня планируют"
— Почему к нам приехала именно эта пьеса?
— Во-первых, другие спектакли очень дорогие, большого формата. Театральные фестивали во всем мире выживают с трудом. Сейчас мир занимается другими фестивалями — фестивалями войны, политиков, они заняли наше место. Они планируют, но не мечтают. Во-вторых, мы были с этим спектаклем в Литве, и там публика откликнулась. Наверное, это свойство маленьких народов - когда у нас отбирают мечту, мы ее возвращаем. Я подумал, что это найдет отклик и в Грузии. И в третьих, я очень горжусь этими актерами. Этот спектакль — наша визитка, гордость актерского мастерства. Актеры не перевоплощаются, они отражают, они умеют играть с дистанцией, посмотреть на себя со стороны. Быть персонажем, а потом отойти. Я радуюсь тому, что они стали гордыми от того, что они вахтанговцы. Как говорит Вдовиченков, когда его раньше спрашивали, а в каком театре вы работаете, он так уклончиво отвечал - да, так, в разных…. Особенно молодые, когда приходят на кастинги и говорят, что они из Вахтанговского, им сразу поднимают ставку, предлагают гонорар больше, чем их коллегам. Мне радостно от этого, потому что актеры приходят и мне рассказывают это как радость, как событие.
— То, как сегодня актеры относятся к Вахтанговскому театру, ведь в этом ваша заслуга. Вы человек скромный и не будете говорить - о, да, это моя заслуга. Насколько легко было вам взять на себя руководство такой махиной, ведь Вахтанговкий театр — это не Малый театр в Вильнюсе.
— Тяжело было по времени, по объему работы. Но я был одержим, хотел понять, как миссионер, этот язык, метод существования, только ли в литовском театре действует он, или он универсален. И тем более русский менталитет, способен ли он это слышать, понять. Да, им было это сложно, но я был одержим этой идеей и овладел их душами.
— И они с радостью отдались?
— Они готовы были отдаться. Они обманывали себя, что они лучшие, хорошие, счастливые. Но понимали, что они в яме. Как говорил Юрий Любимов, вот вы балбесы, мы вот с Римасом все обсуждаем, и если будете плохо играть, Римас уйдет и опять в г…е будете. Это его цитата (смеется — прим. автора). Они внутри были к этому готовы. Вопрос стоял в том, кому отдаться. Вообще, в Москве так понимают — если ты попал в Москву, значит, надо бороться за кресло, за место в столице, прописку. Надо роль корифею отдать, скажем, Василию Лановому, как мне советовали все. И Товстоногов так делал. То была школа советского, театрального руководителя. Советовали друзья, коллеги, руководители московских театров. А я думал, ладно, до них дойду потом, а сейчас я посмотрю, что там глубоко, внизу делается, и тогда я пойму этот театр. К тому же я держал дистанцию. Если не получится, думал, то уеду, у меня есть мир. Театры есть везде. Они немного ошибаются, думая, что они — Мекка театрального мира. Не умеют смотреть на себя с иронией. Да, мы есть, но есть и еще лучше тебя. Вот этот метод, где нужно человека находить, приблизить и понять, вот это их увлекло. А теперь уже стало тяжелее.
— Почему?
— Что-то сделано, и театр остановился на успехе. Нужны идеи, мотивации. Нужен опять прорыв. Нужно всегда подпитывать, внутри перевороты делать с собой, хорошей литературой. Но уже возраст, усталость сказываются. Нужно немного отдохнуть. А я все дальше, все шире, то Большой театр, то Немировича-Данченко, то гастроли, то постановки…
— Нет времени остановиться?
— Взять паузу. Много пропущено, то, что хочу читать. Я читаю только по ночам, а потом не могу уснуть. Бессонница. Изнашиваешься, негде набраться сил, остановиться, переосмыслить. Хочется взять тайм-аут. А я загнан, потому что меня планируют. Раньше я планировал, а сейчас меня планируют.
— Актеры разве они согласятся с вашим тайм-аутом?
— Ну, и они его возьмут (смеется — прим. автора). Сегодня они все хотят играть, все! Раньше я чувствовал в них какую-то внутреннюю злобу на себя, неудавшуюся актерскую жизнь. А вот сейчас они хотят петь, творить, не роли требовать, а быть, пришло довольство.
— У вас любимчики есть в театре?
— Я всех талантливых актеров люблю.
— А не талантливых у вас, значит, нет. Я провоцирую вас.
— И правильно делаете. Но я уверен, вот те актеры, которые недооценивают себя, только займись ими, работай с ними и они станут такими!
Тайм-аут для мотивации
— Про вас говорят, вы никого не увольняете.
— Никого не увольнял и не собираюсь. Конечно, есть много актеров уже пенсионного возраста, и они мало заняты в спектаклях, но поскольку нет социальной защиты, то уволить его — значит обречь на бедствование. То, что государство не дает человеку, я через опять-таки государственный бюджет театра ему доплачиваю. И понимаю, что хотя бы так им поддерживаю жизнь и какие-то творческие амбиции. В этом смысле они чувствуют, что не списаны и еще нужны. Но обнять их всех я не смогу. Талантливых же очень много, особенно молодых. И это меня страшит.
— Почему же страшит?
— Потому, что с каждым хочется серьезно, хорошо поработать, а это невозможно. Думаешь, вот с этим было бы хорошо и интересно, но вот с материалом не попадаешь. Не успеешь, не обнимешь, не втянешь в этот круг… И все чаще меня посещают мысли - надо вернуться домой.
— Корни тянут…
— Да, да… Приходит определенный возраст, и кто-то тебя зовет, тянет. Так устроен человек, и тем более жизнь театра. Нужно вовремя уходить. Я не собираюсь умирать в Москве, черт побери!(смеется) На Новодевичьем кладбище мест нет. Занято там все, и очередь притом. И я не претендую. Умрешь в Москве, так тебя еще перевозить должны, а это дорого.
© Sputnik / Levan Avlabreli
— Москва вам стала родной?
— Ну, это, наверное, еще со студенческих лет. Я же там жил, учился, влюблялся. Да, она становится тебе близкой, потому что становится частью твоей жизни.
— В одном из своих интервью вы признаетесь, что в вашей жизни был период застоя, когда у вас пропало желание что-либо делать. Это было до прихода в Вахтанговский театр?
— Да, это был тот самый период. Четырнадцать лет ремонтировался и строился наш театр в Вильнюсе. Я мечтал о том времени, когда же здание отремонтируют. А вот как построили - не хочу в нем ставить, не то что-то. Я не сравниваю себя с Фоменко, но он не мог так зайти в свой театр и Васильев так же. Что это такое, сложно определить. Мечтал о доме, построил его, а живешь в шалаше…
— Так ведь мечта же уже достигнута.
— Нужна новая мотивация, чтобы идти вперед. А где она…? Нужен тайм-аут, чтобы найти мотивацию…
Фото: Владимир Федоренко/РИА Новости
Награда режиссеру — орден «Знак почета» — была вручена министром культуры РФ Владимиром Мединским к 10-летию работы худруком театра имени Евг. Вахтангова.
С корреспондентом «Вечерки» Римас Туминас поделился планами, которые будут реализованы в новом театральном сезоне.
— Римас Владимирович, на сборе труппы вы вновь заявили о том, что будете ставить «Фауста» Гете.
— Да, но признаюсь, что испытываю некий страх перед этим произведением. Станиславский тоже хотел поставить «Фауста», но все откладывал. Немирович-Данченко объяснял это тем, что как только дело доходило до постановки, со Станиславским происходило что-то... не совсем хорошее. С романом Гете «Фауст» я сплю, путешествую, он у меня на столе, в портфеле, в голове, в сердце... Не отпускает! Но сначала я попробую поставить оперу Чайковского «Пиковая дама» в Большом театре — тоже роковая история...
— Почему вам так хочется поставить «Фауста»?
— В этом произведении очень много юмора, который мне близок. Единственный человек, у которого он отсутствует, это доктор Фауст. Поэтому в моей постановке его будет очень мало. Правда, в произведении не так много ролей, и актеры Театра Вахтангова возмущаются: «Зачем нам зарубежный Гете, когда у нас есть свой Толстой?» В этом есть логика. Буду ставить спектакль по сценарию Сергея Бондарчука «Война и мир». Очень хороший сценарий. Спасибо директору «Мосфильма» Карену Шахназарову за то, что он дал нам его для работы.
— Знаю режиссеров, которые, выбирая между постановкой произведений Толстого и Достоевского, отдают предпочтение Толстому из-за его бесконечного поиска истины. А кто вам ближе?
— Достоевского я ставил в театре Швеции в 2004 году, а Толстого — никогда. Достоевского, на мой взгляд, ставить легко, а вот Толстого — трудно. Не будем забывать, что у Толстого к театру было несколько скептическое отношение. Парадокс! Достоевский любил театр, но не написал ни одной пьесы, а Толстой терпеть не мог театр, не ходил в него и написал очень хорошие пьесы.
Конечно, интереснее иметь дело с личностью Толстого хотя бы потому, что он был графом, который ходил в лаптях.
— На сборе труппы вы осторожно произнесли название комедии Карло Гольдони «Дачная лихорадка». Почему именно это произведение вы решили взять для постановки?
— Мне надоело слушать: «Когда вы наконец поставите комедию? Что у вас все трагедии да русская классика?» «Дачная лихорадка» — что-то между трагедией и комедией. Если серьезно, там есть роль для одного замечательного артиста, и я давно обещал поставить для него спектакль. У меня много долгов перед актерами.
Пришло время их отдавать.
Тем более что это приятное занятие. Очень хочется успеть поработать с актерами, с которыми никогда не работал. Например, я не работал с Марией Ароновой, и это мое самое большое упущение за 10 лет работы в Театре Вахтангова. Есть еще артисты, с которыми мне хочется поиграть.
Московский государственный театр имени Вахтангова откроет новый сезон в столице сразу после возвращения с больших гастролей на юге России. С 7 по 13 сентября коллектив представит семь спектаклей, завоевавших зрительское признание не только в нашей стране, но и за рубежом. Накануне гастролей «Южные горизонты» пообщались с художественным руководителем театра, режиссером Римасом Туминасом.
Римас Владимирович, вы были номинированы на «Золотую маску» за спектакль «Царь Эдип». Есть ли в царе Эдипе черты, олицетворяющие правителя, присущие всем правителям?
Конечно, иначе трагедия Софокла не была бы великим произведением, которое ставят столько веков.
Отличие царя Эдипа в том, что масштаб его горя, трагедии поднимает его личность до высоты, где парят ангелы и где святые души.
- Не один царь Эдип себя покалечил. В чем же его святость?
В прекращении войны. Он ушел слепым, чтобы прекратить вражду и войну. От власти редко отказываются.
- Даже от власти небольшой - руководить театром мало кто отказывается. Власть - большой соблазн. Кстати, есть ли у вас преемник?
Театр Вахтангова не мой театр и близко. Я приглашенный режиссер. А в Малом театре Вильнюса преемник, конечно, есть. Я распорядился о нем.
- В Большом театре вы поставили оперу Чайковского «Пиковая дама». Критика не очень восторженно приняла вашу постановку. Расстроились?
Не согласен с тем, что «Пиковая дама» - моя неудача.
Напротив, это лучшее, что я поставил за свою жизнь, потому что полностью отстранился от себя. Я поставил оперу Чайковского в самом чистом виде. Композиторы не очень внимательно относятся к литературе, для них важна музыка, и они вольно относятся к сюжету.
Опера Чайковского - яркий пример вольного отношения к повести Пушкина.
Я не смог себе позволить игнорировать произведение Александра Сергеевича, потому что очень его люблю.
Немного все-таки напоминал Чайковскому о Пушкине - вот и все, что я делал.
- Римас Владимирович, вы всегда себя критикуете, а на этот раз защищаете?
Да, защищаю. Мы поставили очень красивый и стильный спектакль. Я люблю Петербург, и мне хотелось перенести его красоту на сцену. Я имел дело с красивой музыкой Чайковского, с красивым городом, с красивым Большим театром, с красивыми исполнителями, я купался в красоте, и защищаю нашу красоту от тех, кто ее не ценит. Кому нравится другая эстетика, пожалуйста, смотрите Серебренникова и других.
- Вам не близка эстетика Кирилла Серебренникова?
Нет. Но я не имею ничего против личности этого художника.
- Говорят, с первого спектакля в России вы ставили на звезд и что успех - в актерских работах. Что скажете?
Все так и есть. Я согласился возглавить Театр Вахтангова, потому что здесь самые лучшие артисты, и практически каждый из них может быть еще и режиссером. Мечтаю поработать с Марией Ароновой - она прекрасная актриса.
В театре «Современник» уже 18 лет идет ваш спектакль «Играем Шиллера». Елена Яковлева после семилетнего перерыва вернулась играть «Марию Стюарт». Вы любите этот спектакль?
Раньше был хороший спектакль. А со временем все становится хуже. Но зритель любит эту постановку и идет на нее. Я рад, что вернулась Елена Яковлева - актриса тонкая, чуткая, с особой интонацией, и вернулась она с моими четками, которые я подарил ей 18 лет назад.
- Москва полна слухов о вашей влюбчивости. Что вы были влюблены не только во всех актрис Москвы, но даже в билетерш?
Я влюблен в Москву - самую прекрасную женщину. Влюбился со студенческих лет и хожу очарованный. Я влюблен не в женщину конкретную, а в Москву, во всех ее женщин.
- Может, здесь вы не чувствуете внутреннего одиночества, как в других городах?
Я всегда одинок. Мои родители ушли, многих друзей тоже нет. К счастью, есть дочери, которые общаются друг с дружкой как сестры, есть жена, которая все терпит и прощает, есть театр и есть зрители. Но я все равно один. Маленьким я жил на хуторе, и мир казался мне огромным-огромным, а сейчас я человек мира, а мир стал для меня с ладошку.
- Не подумываете ли вы о том, чтобы вернуться на Родину, в Литву? Наверняка соскучились по родному Малому Вильнюсскому театру, да и семья у вас там...
Признаюсь, что подумываю о возвращении. На этот раз окончательном. И скучаю.
Внуков надо поднимать, а то вырастут и не будут деда помнить. Я с ними строг в воспитании, хотя очень их люблю. Но и к Театру Вахтангова прикипел душой. Конечно, отношения страдают, когда их пускаешь на самотек. Любовь нужно подпитывать.
- Если вы уйдете на пенсию, чем будете заниматься?
Я много чего люблю. Люблю строить, чинить, слушать дождь и смотреть телевизор, когда за окном непогода. Когда уйду на пенсию, пожалуй, заведу собаку и буду с ней разговаривать.
- А где вы любите гулять в Москве?
Беру машину и еду в парки, где много деревьев. Очень люблю парк «Коломенское». Там деревья до небес.
ДОСЬЕ:
Театральный режиссер, художественный руководитель Государственного академического театра им. Евг. Вахтангова (с 2007 года), лауреат Национальной премии Литвы по культуре и искусству и Государственной премии России. Мастер метафор и иронических загадок. С 2012 года в Друскининкае проходит международный фестиваль Римаса Туминаса Vasara («Лето»).
Post Views: 409
20 января художественному руководителю Академического театра имени Вахтангова Римасу Туминасу исполняется 67 лет. Сегодня вахтанговский театр, с труппой 320 человек, - самый большой драматический театр России и по многим показателям - самый успешный. Вахтанговцам удалось сохранить старейшин театра и открыть новых звезд. 17 января театр отметил 85-летие Василия Ланового, и это был грандиозный праздник. На сайте театра Вахтангова уже опубликовано поздравление всех вахтанговцев своему лидеру - Римасу Туминасу, где они благодарят его за то, что он превратил театр, их жизнь в праздник.
Накануне дня рождения Римас Владимирович рассказал «ВМ» о том, что в его понимании праздник, и как он будет отмечать свой день рождения.
Римас Владимирович, вы любите свой день рождения?
Как ни странно, но люблю. Я вообще люблю процесс рождения - человека, спектакля, цветка. В детстве моя мама много работала, и мой день рождения, как и день рождения брата мы отмечали весьма скромно. Мама говорила, что «я опоздал родится на Крещенье и поэтому всегда в жизни буду опаздывать». По большому счету, все так и происходит - старюсь успеть, но не всегда получается.
Что же вы не успели? Создали прекрасный театр в Вильнюссе и под вашим началом расцвел Вахтанговский театр.
Много всего не успел. Недолюбил, недоучил, недочитал, недоотдохнул, недоработал... Всегда есть нечто для того, чтобы сделать лучше.
Говорят, что вы репетируете каждый спектакль независимо от того, когда была премьера?
Иначе нельзя. Каждый день, миг вносит свои коррективы, которые необходимо отразить в спектакле.
Уж, не имеете ли вы в виду политику?
И ее тоже. Купил большой телевизор, чтобы лучше видеть, что происходит в мире. Сделал себе на день рождения подарок.
Политика влияет на театр?
Театр влияет на политику, но это не значит, что мы должны ставить спектакли на политические темы. Все происходит невзначай, на ментальном уровне.
- Наверняка, готовите новую премьеру?
Собираюсь. Хочу поставить и «Войну и мир», и «Фауста», и вот думаю - что же из них выбрать - Россию или Германию, трагедию или комедию?
Хотите сказать, что «Фауст» Гете - это комедия?
Конечно, комедия. Признаюсь, «Фауст» - моя настольная книга. Она со мной везде - даже в самолетах. Когда начинаю грустить, читаю Гете.
Что вам еще помогает избежать грусти?
Праздники. В театре Вахтангова праздники - с утра до ночи. 17 января праздновали день рождения Василия Ланового. Так хорошо погуляли, что не осталось сил на свой день рождения. Юбилей Ланового получился праздником молодости.
Василий Лановой надеется на новую роль?
Будет ему роль или в спектакле «Война и мир», или в «Фаусте». Василий Лановой - рыцарь театр, наш генерал.
Воспринимаете театр как армию?
В некотором роде. Правда, я не знаю кто главнокомандующий, но то, что все артисты - солдаты театра, - однозначно.
С кем из руководителей театров вы дружите?
Пожалуй, со всеми, кто учился в ГИТИСе. Дружу с руководителем МХТ Сергеем Женовачом, дружу с руководителем театра Школа Современной пьесы Иосифом Райхельгаузом, с Марком Захаровым дружу. Врагов у меня нет, по крайней мере, на это очень надеюсь.
Возможно, вам не все нравится, что происходит в театральном движении России?
Мне не нравится, когда к театру относятся как к пиару, как к бизнес-проектам. Приходят к руководству некие шайки, и устраивают в театрах «сходки» и «стрелки».
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Сергей Женовач , художественный руководитель Московского Художественного театра А. П. Чехова:
Я очень люблю Римаса Туминаса. Люблю как человека, люблю как художника, люблю за все, что он делает. Римас, поздравляю тебя с Днем рождения и признаюсь в любви.
Постановку художественного руководителя Вахтанговского театра Римаса Туминаса «Улыбнись нам, Господи» по роману Григория Кановича «Козленок» за два гроша» показали в латвийской столице на сцене театра «Дайлес».Звезды театра имени Вахтангова приветствуют рижских зрителей
20 апреля в Риге показали спектакль театра имени Вахтангова «Улыбнись, нам, Господи» Постановку художественного руководителя Вахтанговского театра Римаса Туминаса «Улыбнись нам, Господи» пороману Григория Кановича «Козленок» задва гроша» показали влатвийской столице насцене театра «Дайлес». Эта проникнутая любовью исочувствием кчеловеку работа наводит намысль: довольно нам, жителям этой планеты, сводить друг сдругом счеты.
Хотя именно этим внынешние дни вкоторый раз занялась латвийская власть, заявив онамерении выставить счет России за«советскую оккупацию» вразмере 185 миллиардов евро. Аесли представить, что фашистская Германия победила? Ичто такое «советская оккупация»? Например, обучение тогоже Римаса Туминаса вмосковском ГИТИСе, его русская театральная школа итеснейшие связи срусским театром- это тоже «оккупация»?..
Герой Сергея Маковецкого Эфраим делать надгробия для своих земляков. Наупрек жены Леи (Юлия Рутберг), что «камни иработу онлюбит больше, чем семью», отвечает:
«Всех насвете надо любить. Итебя, идетей, икамень. Ктож его, одинокого, полюбит? Кто, если немы… человеки?»
Жителей Прибалтики завнешнюю холодность инеулыбчивость нередко сравнивают скамнем, скалой, льдом. Ното, что это только внешность, говорили мне винтервью илитовцы Донатас Банионис сЮозасом Будрайтисом, илатыш Ивар Калныньш.
Прибалтийские народы, как иевреи вспектакле «Улыбнись, нам, Господи», как ирусские, все принимают близко ксердцу, переживают, ностальгируют имечтают олучшей доле. Кому нехочется жить счастливо ибогато? Вопрос риторический.
Герой Виктора Сухорукова Авнер Розенталь дотого, как сним случилось несчастье (пожар), был богатым собственником, астал нищим.
«Заденьги можно набить желудок, адуша все равно останется голодной. Чтобы неголодала душа, Авнер просит увсех воспоминаний. Пусть вспоминают! Пусть рассказывают ему, какон, Авнер Розенталь, жил сорок лет тому назад»,- звучит впостановке Туминаса авторский текст Кановича.
«Забвения недал Бог»- нопереводить память опрошлом страны наевро, непринимая всчет войну, пожары, битвы, могилы,- мелко инесправедливо.
«Время- костер, события- хворост, ачеловек овца для заклания»,- произнес нарижской сцене, севрейским акцентом, Сергей Маковецкий.
Впрошлом году этот спектакль хорошо приняли вАмерике иКанаде. После его сыграют вТаллине. Мне кажется, такой театр способен изгнать жестокость, циничность, алчность инеблагодарность изсамых заскорузлых сердец. Пусть наодин вечер, ноиэто немало.
Загрузка...