Ушинский К. Рассказы для детей о природе

К. Д. Ушинский

Из детских воспоминаний

23 декабря. Завтра рождественский сочельник, и сегодня распустили нашу школу. Насилу-то мы досидели последний урок! Я так бежал домой, что потерял было книгу. До 8-го января мы свободны. Эта первая треть учебного года -- самая длинная. Надо поправить нашу ледяную гору: она совсем развалилась; надобно бы устроить кукольный театр маленьким братьям и сестрам: я об этом позабочусь. 24 декабря. " Кутья стоит на покути, а узвар пошёл на базар", - сказала нам сегодня няня. Кутья, точно, стояла в переднем углу, под образами, на сене; да и узвар с базару воротился и оказался очень вкусным. Мамаша рассказала мне, зачем кутью ставят на сено. Вечером была страшная метель; но это не помешало мальчикам и девочкам прийти колядовать. Ох, как воет в трубе! Как жутко должно быть теперь в открытом поле! Так ли вы провели рождественский сочельник? 25 декабря. Рождество Христово .

Когда мы проснулись сегодня, метель уже утихла, и солнце светило ярко. У наших кроваток лежали подарки: я получил книгу с картинками и краски; Вера и Надя -- новые куклы, Костя -- лошадку, а Воля -- барабанщика, и барабанил Воля до тех пор, пока у барабанщика руки перестали подыматься... После обедни, куда нас не взяли по случаю холода, приходил к нам священник с причтом: они пели, как родился Спаситель, как появилась на небе новая звезда, как пели ангелы и как мудрецы с востока приходили поклониться Божественному Младенцу. Видно, там, где родился Спаситель, не было так холодно, как у нас, если пастухи ночевали в поле. Вечером нам приносили звезду и вертеп. Красивую звезду сделал дьячок! Вертеп тоже очень удался: страшная смерть ловко срубила голову злому Ироду. И поделом ему -- не преследуй Христа, не убивай младенцев.


1-го января Вчера вечером у нас были гости: встречали новый год. Но я не дождался двенадцати часов и заснул, не раздевшись. Сегодня все поздравляют друг друга с новым годом и желают друг другу счастья. Мамаша надела на меня новенькую рубашку. Приходили крестьянские дети и обсыпали всех ячменем и пшеницей: желали хорошего урожая в новом году. Сегодня мы едем в гости к тётушке. Я знаю, что там будут играть в фанты, гадать и петь подблюдные песни. -- "Какой начался сегодня год,-- спросили меня: простой или високосный", а я и не знал. 6-го января. Вчера мы обедали очень поздно, при свечах: дожидались святой воды. Ночью был страшный мороз; я сам слышал, как трещало. Говорят, что в саду нашли двух замёрзших ворон. Даже и меня не взяли сегодня на Иордань--так холодно!.... Сердце сжимается, как подумаешь, что завтра классы. Но мамаша говорит, что если бы я всё гулял, то и праздники не были бы для меня такие весёлые. Как бы рассчитать, далёко ли до масленицы? 2-ого февраля. Сретение. Сегодня большой праздник - Сретение Господне. Отец прочёл нам из Евангелия, как Симеон Богоприимец встретил Спасителя в храме. Бабушка при этом заплакала и всех перецеловала, я долго потом думал: " От чего это заплакала бабушка"? Зима начинает надоедать. Дни заметно стали длиннее, но солнышко всё ещё плохо греет. Масленица близёхонько. В прошлом году она была раньше. Ах, если б весна приходила поскорее!

Чистый понедельник .

На масленице мы славно повеселились: и с гор покатались, и блинов поели. Было шумно и весело: зато сегодня какая тишина и в доме, и на улицах! Только слышен печальный и протяжный благовест. Мамаша и бабушка надели тёмные платья и собираются говеть. Приходил священник: прочёл молитву и поздравил всех с Великим постом. В воздухе уже пахнет весною. В полдень солнышко заметно пригревает; с крыш свесились брильянтовые сосульки; снег рыхлеет; в саду показываются проталинки. Как бы мне хотелось знать: будет ли пасха на снегу, или на зелёной травке? Ученья всего шесть недель; на седьмую нас распустят. Надя и Вера уже начали собирать цветные тряпочки для писанок. Раненько, мои милые!

Вербное Воскресение.

Вот и пролетело шесть недель поста! Вчера нашу школу распустили. Когда я пришёл домой, отец спросил меня: "Когда воскресенье бывает в субботу?" Я не знал; а выходит, что на Вербной неделе в субботу празднуется Воскресение Лазаря. Сегодня все наши, кроме детей, ходили очень рано к заутрене. Когда мамаша и бабушка воротились домой с вербами, то нашли нас ещё в постелях; стали, шутя, вербами бить и приговаривать: "Не я бью, верба бьёт - вставайте, дети, и будьте здоровы!" Вскочили мы, а у нас, у каждого, за кроваткой заткнуто по вербочке с румяным восковым херувимчиком! Херувимчики были похожи на Надю - такие же толстушки! Но вот что хорошо! На вербочках уже есть пушистые барашки, а сегодня у нас выставили первую раму! " Выставляется первая рама - И в комнату шум ворвался, И благовест ближнего храма, И говор народа, и стук колеса"!

Страстной понедельник.

Сегодня начали мы с папашей говеть: ходим к заутрене, к часам и к вечерне. Священник в чёрных ризах. Когда он читает молитву " Господи, Владыко живота моего"! - все кладут земные поклоны. Солнышко каждый день работает прилежно. Дороги испортились; снег проваливается; везде лужи; лёд на реке почернел; у берегов полыньи; на припёке, как будто, зеленеет травка; на деревьях почки вздулись, в водостоках шумят ручейки

Страстной четверг .

Вчера я исповедовался во второй раз в моей жизни. Со страхом пошёл я за ширмочки, где сидел священник в чёрной епитрахили. Перед ним, на аналое, лежали Крест и Евангелие. Сегодня я приобщался и целый день не бегал, а всё сидел возле бабушки и читал ей Евангелие. Вечером мы ходили на Страсти. Священник посреди церкви читал, как страшно мучили Спасителя. Недаром после каждого Евангелия на клиросе славили: " Долготерпение Твое, Господи"! Все мы стояли с зажжёнными свечами. Кончил священник тем, что похоронили Спасителя и приставили стражу к Его гробу.


Трудно было выстоять все двенадцать Евангелий, но я выстоял. Вечер был тихий, и мне удалось без фонаря донести домой зажженную свечу. Бабушка взяла у меня свечу и выжгла на дверях кресты.

Страстная пятница .

Сегодня я был на выносе плащаницы и ходил со свечою вокруг церкви. День был ясный: солнышко сильно грело, птички носились у церковной крыши и весело щебетали. Свечи наши тихо теплились, и мне было как-то грустно, но приятно слушать, как сострадательный Иосиф обвил чистою плащаницею тело Спасителя. Мы не прикладывались сегодня к плащанице, потому что не вытерпели - и утром напились чаю. Снег ещё белеет кое-где в тени, но на дворе у нас совсем сухо; и весело идти по сухой земле. На реке только чернеет бывшая дорога. Вот бы теперь по ней проехаться! Переправы уже два дня нет. Милое солнышко! Работай прилежнее: помни, что послезавтра праздник.

Страстная суббота .

Рано утром, до чая, ходили мы приложиться к плащанице. Утро было ясное, но маленький мороз затянул лужицы льдом. Я всякий раз пробью ледок ногою: хочу помочь солнышку. Плащаница лежит посреди церкви; кругом горят большие свечи. Кто это положил на плащаницу душистый венок? По углам плащаницы вышиты золотом терновый венок, трость и копье. Я знаю, зачем они здесь. Я видел уже сегодня кулич и пасху. Бабушка приготовила по пасочке каждому из нас, и все под рост: моя, конечно, больше всех. Ах, какая радость! Лёд на реке тронулся. Весело смотреть, как плывут громадные льдины: шумят, сталкиваются, теснятся, взбираются одна на другую. Прощайте, льдинки, до будущего года!

Светлое Воскресение .


Я решился не спать эту ночь; но когда стемнело, братья и сестры заснули, то и я, сидя в креслах, задремал, хоть и знал, что в зале накрывали большой стол чистою скатертью и расставляли пасхи, куличи, крашенки и много-много хороших вещей. Ровно в полночь ударили в соборе в большой колокол; в других церквах ответили, и звон разлился по всему городу. На улицах послышалась езда экипажей и людской говор. Сон мигом соскочил с меня, и мы все отправились в церковь. На улицах темно; но церковь наша горит тысячами огней и внутри и снаружи. Народу валит столько, что мы едва протеснились. Мамаша не пустила меня с крестным ходом вокруг церкви. Но как обрадовался я, когда, наконец, за стеклянными дверьми священники появились в блестящих ризах и запели: " Христос воскресе из мертвых!" Вот уж именно из праздников праздник! После ранней обедни пошли святить пасхи, и чего только не было наставлено вокруг церкви! Мы воротились домой, когда уже рассветало. Я похристосовался с нашею нянею: она, бедняжка, больна и в церковь не ходила. Потом все стали разговляться, но меня одолел сон. Когда я проснулся, яркое солнышко светило с неба и по всему городу гудели колокола.


Радуница.

Бабушка и мамаша взяли меня и двух моих сестёр на кладбище. Там, под крестами, много спит наших родных: там и моя сестрёнка - Лиза. Как обросла травою её маленькая могилка! Повсюду проглянули жёлтые одуванчики, а длинные космы плакучих берёз будто осыпаны зелёным пухом. Пташки носятся и щебечут: та тащит соломинку, та пёрышко - видно, принялись они вить гнёзда. За кладбищем крестьяне уже пашут яровое поле.

Троицын день.

Рано мы проснулись сегодня. Мы знали, что у нас на дворе целый воз молоденьких берёзок и что надобно расставлять их и по двору, на воротах и на крыльце, и в комнатах по углам, и за образами, где ещё торчат высохшие вербочки. Чуть-чуть накрапывает весенний тёплый дождик, отчего липкие листочки на берёзе ещё ярче и душистей. Правду говорят, что Троицын день - зелёный праздник. Мне и двум старшим сёстрам поручили нарвать букеты в церковь, я наломал душистой сирени и нашёл одно счастье о девяти листочках. В церкви на полу набросана трава, свежие ветки нависли на образа. У всех в руках цветы или хоть какая-нибудь веточка. У одной бедной девочки не было ничего. Я отдал ей свой букет " Какой он добрый, наш маленький Костя"! - говорили вокруг. Завтра Духов день, а сегодня гремел первый гром. 29-ого июня. Сегодня у меня не один праздник, а много: я именинник, вчера в нашей школе был публичный акт и мне подарили книгу, сегодня начались каникулы, завтра мы едем в деревню - а в деревне-то зелень, цветы, поля рощи, птички, ягоды! Я знаю, что как мы приедем в деревню, так и отправимся с папашей на сенокос. Вот где повеселюсь-то я вволю! Не забыть бы купить удочек. На лугу летом. " Сегодня, дети, мы все едем на сенокос", - сказал нам недавно отец, - и мы так раскричались и разбегались, что нас насилу уняли. Я приготовил удочки для рыбы и сачки для раков, девочки - корзинки для ягод, и после обеда вся наша семья отправилась на двух телегах. Часа через два езды по узким просёлкам, а под конец и вовсе без дороги, добрались мы до своего заливного сенокоса на берегу Десны. Когда мы приехали, солнце уже садилось за меловые горы, но работа ещё кипела по всему лугу; а луг-то луг, -- и глазом не окинешь! Косари в белых рубахах дружно наступали на высокую траву, и за каждым быстро вытягивалась позади зелёная грядка. Подальше, крестьянки с песнями сгребали в копны сено, а у ольховой рощи уже складывался стог: два работника стояли наверху растущего стога и искусно складывали сено, а двое других подавали им его на вилах. Мальчики на лошадках подтаскивали к стогу новые копны, зацепив их верёвкою; две собачонки барахтались в сене. Весело разносились в воздухе песни, смех, говор, лай собак и звон косы под ударами точильной лопатки, набитой песком. Но вот солнце село; стало темнеть, на западе разгорелась заря: журавли с криком пронеслись в вышине; пролетела вереница диких уток на ночлег; в ближнем озере, что осталось после разлива, хором заквакали лягушки; ночные кузнечики затрещали. Работы прекратились. На берегу запылали костры, отражаясь в воде; чёрные котлы повисли над огнями, а вокруг их задвигались люди, точно громадные тени. Молодые ребята отправились с огнём щупать раков; один удалец взял в руки две горящие головни и прокатился с ними огненным колесом по скошенному лугу. Палатки наши разбили, и мы, набегавшись вволю, уснули на душистом сене. Я попросил разбудить себя пораньше: утром рыба лучше клюёт. 6 августа. Давно я не писал ничего в своём дневнике: не до того мне было целое лето! Теперь уж мы не так много бегаем: перепадают дождики и пахнет осенью. С торжеством понесли мы сегодня в церковь полное блюдо румяных яблок, жёлтых груш и синих слив. Мамаша и бабушка только сегодня начали есть плоды, но мы давным-давно разрешили. На полях уже стоят ряды высоких копён; скоро к нам принесут последний сноп и поставят его под образами. Мухи начинают больно кусаться, -- видно, лету конец. 1 октября. Покров -- наш храмовой праздник. Сколько народу было в церкви, и как все веселы! В нынешнем году большой урожай. У нас в саду вчера сняли последние яблоки: только на одной рябине ещё краснеют ягоды и дожидаются первого мороза. Зелёные рощи превратились в разноцветные; осинка дрожит, вся золотая и пурпуровая; ветер обрывает последние листья; крылья мельниц не перестают вертеться; мой новый змей летает высоко; а в сенях у нас уже стоят приготовленные зимние рамы. В ноябре. Проснулись мы сегодня и видим, что в комнате уж очень светло, хоть солнышка и не видно. Бросились мы к окну и вскрикнули от радости. Блестящий пушистый снег толстым слоем покрыл и двор наш, и забор, и конуру Жучки, и крышу сарая. Дядя Кондратий проехал уже на дровнях, а Васька бежит из кухни и отряхивает лапки. " Зима, зима"! - кричали мы и хлопали в ладоши; проворно оделись, проворно позавтракали,-- и скорее на двор. Я стал ладить свои салазки и, не подумав хорошенько, схватил коньки -- и к реке, а она, тёмная и синяя, течёт среди белых берегов.

Конец.

1864 г. Источник текста: "Родное слово" для детей младшего возраста. Год второй. Вторая после азбуки книга для чтения, с картинками в тексте Э. Якобсона. Составил К. Ушинский, Санкт-Петербург, Типография Главного артиллерийского управления, 1864 г.

Однажды Солнце и сердитый северный Ветер затеяли спор о том, кто из них сильнее. Долго спорили они и, наконец, решились померяться силами над путешественником, который в это самое время ехал верхом по большой дороге.

Посмотри, - сказал Ветер, - как я налечу на него: мигом сорву с него плащ.

Сказал, - и начал дуть, что было мочи. Но чем более старался Ветер, тем крепче закутывался путешественник в свой плащ: он ворчал на непогоду, но ехал всё дальше и дальше. Ветер сердился, свирепел, осыпал бедного путника дождем и снегом; проклиная Ветер, путешественник надел свой плащ в рукава и подвязался поясом. Тут уж Ветер и сам убедился, что ему плаща не сдернуть.

Солнце, видя бессилие своего соперника, улыбнулось, выглянуло из-за облаков, обогрело, осушило землю, а вместе с тем и бедного полузамерзшего путешественника. Почувствовав теплоту солнечных лучей, он приободрился, благословил Солнце, сам снял свой плащ, свернул его и привязал к седлу.

Видишь ли, - сказало тогда кроткое Солнце сердитому Ветру, - лаской и добротой можно сделать гораздо более, чем гневом.

Гадюка

Вокруг нашего хутора, по оврагам и мокрым местам, водилось немало змей.

Я не говорю об ужах: к безвредному ужу у нас так привыкли что и змеёй-то его не зовут. У него есть во рту небольшие острые зубы, он ловит мышей и даже птичек и, пожалуй, может прокусить кожу; но нет яду в этих зубах, и, укушение ужа совершенно безвредно.

Ужей у нас было множество; особенно в кучах соломы, что лежала около гумна: как пригреет солнышко, так они и выползут оттуда; шипят, когда подойдёшь, язык или жало показывают, но ведь не жалом змеи кусают. Даже в кухне под полом водились ужи, и как станут, бывало, дети, сидя на полу, молоко хлебать, так уж и выползает и к чашке голову тянет, а дети его ложкой по лбу.

Но водились у нас и не одни ужи: водилась и ядовитая змея, чёрная, большая, без тех жёлтых полосок, что видны у ужа около головы. Такую змею зовут у нас гадюкой. Гадюка нередко кусала скот, и если не успеют, бывало, позвать с села старого деда Охрима, который знал какое-то лекарство против укушения ядовитых змей, то скотина непременно падёт - раздует её, бедную, как гору.

Один мальчик у нас так и умер от гадюки. Укусила она его около самого плеча, и, прежде чем пришёл Охрим, опухоль перешла с руки на шею и грудь: дитя стало бредить, метаться и через два дня померло. Я в детстве много наслушался про гадюк и боялся их страшно, как будто чувствовал, что мне придётся встретиться с опасной гадиной.

Косили у нас за садом, в сухой балке, где весной всякий год бежит ручей, а летом только сыровато и растёт высокая густая трава. Всякая косовица была для меня праздником, особенно как сгребут сено в копны. Тут, бывало, и станешь бегать по сенокосу и со всего размаху кидаться в копны и барахтаться в душистом сене, пока не прогонят бабы, чтобы не разбивал копён.

Вот так-то и в этот раз бегал я и кувыркался: баб не было, косари пошли далеко, и только наша чёрная большая собака Бровко лежала на копне и грызла кость.

Кувыркнулся я в одну копну, повернулся в ней раза два и вдруг вскочил с ужасом. Что-то холодное и скользкое махнуло меня по руке. Мысль о гадюке мелькнула в голове моей - и что же? Огромная гадюка, которую я обеспокоил, вылезла из сена и, подымаясь на хвост, готова была на меня кинуться.

Вместо того чтобы бежать, я стою как окаменелый, будто гадина зачаровала меня своими безвековыми, неморгающими глазами. Ещё бы минута - и я погиб; но Бровко, как стрела, слетел с копны, кинулся на змею, и завязалась между ними смертельная борьба.

Собака рвала змею зубами, топтала лапами; змея кусала собаку и в морду, и в грудь, и в живот. Но через минуту только клочки гадюки лежали на земле, а Бровко кинулся бежать и исчез.

Но страннее всего, что Бровко с этого дня пропал и скитался неизвестно где.

Только через две недели воротился он домой: худой, тощий, но здоровый. Отец говорил мне, что собаки знают траву, которой они лечатся от укуса гадюки.

Дети в роще

Двое детей, брат и сестра, отправились в школу. Они должны были проходить мимо прекрасной тенистой рощи. На дороге было жарко и пыльно, а в роще прохладно и весело.

Знаешь ли что? - сказал брат сестре. - В школу мы еще успеем. В школе теперь и душно и скучно, а в роще, должно быть, очень весело. Послушай, как кричат там птички! А белок-то, белок сколько прыгает по веткам! Не пойти ли нам туда, сестра?

Сестре понравилось предложение брата. Дети бросили азбуки в траву, взялись за руки и скрылись между зелеными кустами, под кудрявыми березками. В роще, точно, было весело и шумно. Птички перепархивали беспрестанно, пели и кричали; белки прыгали по веткам; насекомые суетились в траве.

Прежде всего дети увидели золотого жучка.

Поиграй-ка с нами, - сказали дети жуку.

С удовольствием бы, - отвечал жук, - но у меня нет времени: я должен добыть себе обед.

Поиграй с нами, - сказали дети желтой мохнатой пчеле.

Некогда мне играть с вами, - отвечала пчелка, - мне нужно собирать мед.

А ты поиграешь ли с нами? - спросили дети у муравья.

Но муравью некогда было их слушать: он тащил соломинку втрое больше себя и спешил строить свое хитрое жилье.

Дети обратились было к белке, предлагая ей также поиграть с ними; но белка махнула пушистым хвостом и отвечала, что она должна запастись орехами на зиму.

Голубь сказал:

Строю гнездо для своих маленьких деток.

Серенький зайчик бежал к ручью умыть свою мордочку. Белому цветку земляники также некогда было заниматься детьми. Он пользовался прекрасной погодой и спешил приготовить к сроку свою сочную, вкусную ягоду.

Детям стало скучно, что все заняты своим делом и никто не хочет играть с ними. Они подбежали к ручью. Журча по камням, пробегал ручей через рощу.

Тебе уж, верно, нечего делать? - сказали ему дети. - Поиграй же с нами!

Как! Мне нечего делать? - прожурчал сердито ручей. - Ах вы, ленивые дети! Посмотрите на меня: я работаю днем и ночью и не знаю ни минуты покоя. Разве не я пою людей и животных? Кто же, кроме меня, моет белье, вертит мельничные колеса, носит лодки и тушит пожары? О, у меня столько работы, что голова идет кругом! - прибавил ручей и принялся журчать по камням.

Детям стало еще скучнее, и они подумали, что им лучше было бы пойти сначала в школу, а потом уж, идучи из школы, зайти в рощу. Но в это самое время мальчик приметил на зеленой ветке крошечную красивую малиновку. Она сидела, казалось, очень спокойно и от нечего делать насвистывала превеселую песенку.

Эй ты, веселый запевала! - закричал малиновке мальчик. - Тебе-то уж, кажется, ровно нечего делать; поиграй же с нами.

Как, - просвистала обиженная малиновка, - мне нечего делать? Да разве я целый день не ловила мошек, чтобы накормить моих малюток? Я так устала, что не могу поднять крыльев; да и теперь убаюкиваю песенкой моих милых деток. А вы что делали сегодня, маленькие ленивцы? В школу не пошли, ничего не выучили, бегаете по роще, да еще мешаете другим дело делать. Идите-ка лучше, куда вас послали, и помните, что только тому приятно отдохнуть и поиграть, кто поработал и сделал все, что обязан был сделать.

Детям стало стыдно: они пошли в школу и хотя пришли поздно, но учились прилежно.

Жалобы зайки

Растужился, расплакался серенький зайка, под кустиком сидючи; плачет, приговаривает:

"Нет на свете доли хуже моей, серенького зайки! И кто только не точит зубов на меня? Охотники, собаки, волк, лиса и хищная птица; кривоносый ястреб, пучеглазая сова; даже глупая ворона и та таскает своими кривыми лапами моих милых детушек - сереньких зайчат. Отовсюду грозит мне беда; а защищаться-то нечем: лазить на дерево, как белка, я не могу; рыть нор, как кролик, не умею. Правда, зубки мои исправно грызут капустку и кору гложут, да укусить смелости не хватает. Бегать я таки мастер и прыгаю недурно; но хорошо, если придется бежать по ровному полю или на гору, а как под гору - то и пойдешь кувырком через голову: передние ноги не доросли.

Всё бы еще можно жить на свете, если б не трусость негодная. Заслышишь шорох, - уши подымутся, сердчишко забьется, невзвидишь света, пырскнешь из куста, - да и угодишь прямо в тенёта или охотнику под ноги.

Ох, плохо мне, серенькому зайке! Хитришь, по кустикам прячешься, по закочками слоняешься, следы путаешь; а рано или поздно беды не миновать: и потащит меня кухарка на кухню за длинные уши.

Одно только и есть у меня утешение, что хвостик коротенький: собаке схватить не за что. Будь у меня такой хвостище, как у лисицы, куда бы мне с ним деваться? Тогда бы, кажется, пошел и утопился".

История одной яблоньки

Росла в лесу дикая яблоня; осенью упало с неё кислое яблоко. Птицы склевали яблоко, поклевали и зёрнышки.

Одно только зёрнышко спряталось в землю и осталось.

Зиму пролежало зёрнышко под снегом, а весной, когда солнышко пригрело мокрую землю, зерно стало прорастать: пустило вниз корешок, а кверху выгнало два первых листика. Из промеж листочков выбежал стебелёк с почкой, а из почки, наверху, вышли зелёные листики. Почка за почкой, листик за листиком, веточка за веточкой - и лет через пять хорошенькая яблонька стояла на том месте, где упало зёрнышко.

Пришёл в лес садовник с заступом, увидал яблоньку и говорит: "Вот хорошее деревцо, оно мне пригодится".

Задрожала яблонька, когда садовник стал её выкапывать, и думает: "Пропала я совсем!" Но садовник выкопал яблоньку осторожно, корешков не повредил, перенёс её в сад и посадил в хорошую землю.

Загордилась яблонька в саду: "Должно быть, я редкое дерево, - думает она, - когда меня из лесу в сад перенесли", - и свысока посматривает вокруг на некрасивые пеньки, завязанные тряпочками; не знала она, что попала в школу.

На другой год пришёл садовник с кривым ножом и стал яблоньку резать.

Задрожала яблонька и думает: "Ну, теперь-то я совсем пропала".

Срезал садовник всю зелёную верхушку деревца, оставил один пенёк, да и тот ещё расщепил сверху; в трещину воткнул садовник молодой побег от хорошей яблони; закрыл рану замазкой, обвязал тряпочкой, обставил новую прищепку колышками и ушёл.

Прихворнула яблонька; но была она молода и сильна, скоро поправилась и срослась с чужой веточкой.

Пьёт веточка соки сильной яблоньки и растёт быстро: выкидывает почку за почкой, лист за листком, выгоняет побег за побегом, веточку за веточкой, и года через три зацвело деревцо бело-розовыми душистыми цветами.

Опали бело-розовые лепестки, и на их месте появилась зелёная завязь, а к осени из завязи сделались яблоки; да уж не дикие кислицы, а большие, румяные, сладкие, рассыпчатые!

И такая-то хорошенькая удалась яблонька, что из других садов приходили брать от неё побеги для прищеп.

Коровка

Некрасива корова, да молочко дает. Лоб у нее широк, уши в сторону; во рту зубов недочет, зато рожища большие; хребет - острием, хвост - помелом, бока оттопырились, копыта двойные. Она травушку рвет, жвачку жует, пойло пьет, мычит и ревет, хозяйку зовет: "Выходи, хозяюшка; выноси подойничек, чистый утиральничек! Я деточкам молочка принесла, густых сливочек".

Лиса Патрикеевна

У кумушки-лисы зубушки остры, рыльце тоненькое, ушки на макушке, хвостик на отлете, шубка тепленькая.

Хорошо кума принаряжена: шерсть пушистая, золотистая; на груди жилет, а на шее белый галстучек.

Ходит лиса тихохонько, к земле пригинается, будто кланяется; свой пушистый хвост носит бережно, смотрит ласково, улыбается, зубки белые показывает.

Роет норы, умница, глубокие; много ходов в них и выходов, кладовые есть, есть и спаленки, мягкой травушкой полы выстланы. Всем бы лисонька хороша была хозяюшка, да разбойница-лиса - хитрая: любит курочек, любит уточек, свернет шею гусю жирному, не помилует и кролика.

Лиса и козел

Бежала лиса, на ворон зазевалась, - и попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить тоже. Сидит лиса, горюет. Идет козел, умная голова; идет, бородищей трясет, рожищами мотает; заглянул, от нечего делать, в колодец, увидел там лису и спрашивает:

Что ты там, лисонька, поделываешь?

Отдыхаю, голубчик, - отвечает лиса. - Там наверху жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой - сколько хочешь.

А козлу давно пить хочется.

Хороша ли вода-то? - спрашивает козел.

Отличная! - отвечает лиса. - Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам место будет.

Прыгнул сдуру козел, чуть лисы не задавил, а она ему:

Эх, бородатый дурень! И прыгнуть-то не умел - всю обрызгал. "

Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из колодца.

Чуть было не пропал козел с голоду в колодце; насилу-то его отыскали и за рога вытащили.

Медведь и бревно

Идёт медведь по лесу и разнюхивает: нельзя ли чем съестным поживиться? Чует - мёд! Поднял Мишка морду кверху и видит на сосне улей, под ульем гладкое бревно на верёвке висит, но Мише до бревна дела нет. Полез медведь на сосну, долез до бревна, нельзя лезть выше - бревно мешает.Миша оттолкнул бревно лапой; бревно легонько откачнулось назад - и стук медведя по башке. Миша оттолкнул бревно покрепче - бревно ударило Мишу посильнее. Рассердился Миша и хватил бревно изо всей силы; бревно откачнулось сажени на две назад - и так хватило Мишу, что чуть он с дерева не свалился. Рассвирепел медведь, забыл и про мёд, хочется ему бревно доканать: ну его валять, что есть силы, и без сдачи ни разу не остался. Дрался Миша с бревном до тех пор, пока весь избитый не свалился с дерева; под деревом-то были колышки натыканы - и поплатился медведь за безумный гнев своей тёплой шкурой.

Мышки

Собрались мышки у своей норки, старые и малые. Глазки у них черненькие, лапки у них маленькие, остренькие зубки, серенькие шубки, ушки кверху торчат, хвостища по земле волочатся. Собрались мышки, подпольные воровки, думушку думают, совет держат: "Как бы нам, мышкам, сухарь в норку протащить?" Ох, берегитесь мышки! Ваш приятель, Вася, недалеко. Он вас очень любит, лапкой приголубит; хвостик вам помнет, шубочки вам порвет.

Петух да собака

Жил старичок со старушкой, и жили они в большой бедности. Всех животов у них только и было, что петух и собака, да и тех они плохо кормили. Вот собака и говорит петуху:

Давай, брат Петька, уйдем в лес: здесь нам житье плохое.

Уйдем, - говорит петух, - хуже не будет.

Вот и пошли они куда глаза глядят. Пробродили целый день; стало смеркаться - пора на ночлег приставать. Сошли они с дороги в лес и выбрали большое дуплистое дерево. Петух взлетел на сук, собака залезла в дупло и - заснули.

Утром, только что заря стала заниматься, петух и закричал: "Ку-ку-ре-ку!" Услыхала петуха лиса; захотелось ей петушьим мясом полакомиться. Вот она подошла к дереву и стала петуха расхваливать:

Вот петух так петух! Такой птицы я никогда не видывала: и перышки-то какие красивые, и гребень-то какой красный, и голос-то какой звонкий! Слети ко мне, красавчик.

А за каким делом? - спрашивает петух.

Пойдем ко мне в гости: у меня сегодня новоселье, и про тебя много горошку припасено.

Хорошо, - говорит петух, - только мне одному идти никак нельзя: со мной товарищ.

"Вот какое счастье привалило! - подумала лиса. - Вместо одного петуха будет два".

Где же твой товарищ? - спрашивает она. - Я и его в гости позову.

Там, в дупле ночует, - отвечает петух.

Лиса кинулась в дупло, а собака ее за морду - цап!.. Поймала и разорвала лису.

Петушок с семьей

Ходит по двору петушок: на голове красный гребешок, под носом красная бородка. Нос у Пети долотцом, хвост у Пети колесцом, на хвосте узоры, на ногах шпоры. Лапами Петя кучу разгребает, курочек с цыплятами созывает:

Курочки-хохлатушки! Хлопотуньи-хозяюшки! Пестренькие-рябенькие, черненькие-беленькие! Собирайтесь с цыплятками, с малыми ребятками: я вам зернышко припас!

Курочки с цыплятами собрались, разкудахталися; зернышком не поделились, передрались.

Петя-петушок беспорядков не любит - сейчас семью помирил: ту за хохол, того за вихор, сам зернышко съел, на плетень взлетел, крыльями замахал, во все горло заорал: "Ку-ка-ре-ку!"

Плутишка кот

Жили-были на одном дворе кот, козел да баран. Жили они дружно: сена клок и тот пополам; а коли вилы в бок, так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник: где что плохо лежит, туда и глядит. Вот идет раз котишко-мурлышко, серый лобишко; идет да таково жалостно плачет. Спрашивают кота козел да баран:

Котик-коток, серенький лобок! О чем ты плачешь, на трех ногах скачешь?

Отвечает им Вася:

Как мне не плакать! Била меня баба, била; уши выдирала, ноги поломала, да еще и удавку на меня припасала.

А за что же на тебя такая беда пришла? - спрашивают козел да баран.

Эх-эх! За то, что нечаянно сметанку слизал.

Поделом вору и мука, - говорит козел, - не воруй сметаны!

Вот кот опять плачет:

Била меня баба, била; била - приговаривала: придет ко мне зять, где сметаны будет взять? Поневоле придется козла да барана резать.

Заревели тут козел да баран:

Ах ты, серый ты кот, бестолковый твой лоб! За что ты нас-то сгубил?

Стали они судить да рядить, как бы им беды великой избыть (избежать. Ред.), - и порешили тут же: всем троим бежать. Подстерегли, как хозяйка не затворила ворот, и ушли.

Долго бежали кот, козел да баран по долам, по горам, по сыпучим пескам; пристали и порешили заночевать на скошенном лугу; а на том лугу стога, что города, стоят.

Ночь была темная, холодная: где огня добыть? А котишка-мурлышка уж достал бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном лбами стукнуться. Стукнулись козел с бараном, искры из глаз посыпались: бересточка так и запылала.

Ладно, - молвил серый кот, - теперь обогреемся! - да недолго думавши и зажег целый стог сена.

Не успели они еще порядком обогреться, как жалует к ним незваный гость мужичок-серячок, Михаило Потапыч Топтыгин.

Пустите, - говорит, - братцы, обогреться да отдохнуть; что-то мне неможется.

Добро пожаловать, мужичок-серячок! - говорит котик. - Откуда идешь?

Ходил на пчельник, - говорит медведь, - пчелок проведать, да подрался с мужиками, оттого и хворость прикинулась.

Вот стали они все вместе ночку коротать: козел да баран у огня, мурлышка на стог влез, а медведь под стог забился.

Заснул медведь; козел да баран дремлют; один мурлыка не спит и всё видит. И видит он: идут семь волков серых, один белый - и прямо к огню.

Фу-фу! Что за народ такой! - говорит белый волк козлу да барану. Давай-ка силу пробовать.

Заблеяли тут со страху козел да баран; а котишка, серый лобишка, повел такую речь:

Ах ты, белый волк, над волками князь! Не гневи ты нашего старшего: он, помилуй бог, сердит! Как расходится - никому несдобровать. Аль не видишь у него бороды: в ней-то и вся сила; бородой он всех зверей побивает, рогами только кожу сымает. Лучше подойдите да честью попросите: хотим-де поиграть с твоим меньшим братцем, что под стогом спит.

Волки на том козлу кланялись; обступили Мишу и ну заигрывать. Вот Миша крепился-крепился да как хватит на каждую лапу по волку, так запели они Лазаря (жаловались на судьбу. - Ред.). Выбрались волки из-под стога еле живы и, поджав хвосты, - давай бог ноги!

Козел же да баран, пока медведь с волками расправлялся, подхватили мурлышку на спину и поскорей домой: "Полно, говорят, без пути таскаться, еще не такую беду наживем".

Старик и старушка были рады-радехоньки, что козел с бараном домой воротились; а котишку-мурлышку еще за плутни выдрали.

Проказы старухи зимы

Разозлилася старуха зима: задумала она всякое дыхание со света сжить. Прежде всего она стала до птиц добираться: надоели ей они своим криком и писком.

Подула зима холодом, посорвала листья с лесов и дубов и разметала их по дорогам. Некуда птицам деваться; стали они стайками собираться, думушку думать. Собрались, покричали и полетели за высокие горы, за синие моря, в тёплые страны. Остался воробей, и тот под стреху забился.

Видит зима, что птиц ей не догнать; накинулась на зверей. Запорошила снегом поля, завалила сугробами леса, одела деревья ледяной корой и посылает мороз за морозом. Идут морозы один другого злее, с ёлки на ёлку перепрыгивают, потрескивают да пощёлкивают, зверей пугают. Не испугалися звери; у одних шубы тёплые, другие в глубокие норы запрятались; белка в дупле орешки грызёт; медведь в берлоге лапу сосёт; заинька, прыгаючи, греется; а лошадки, коровки, овечки давным-давно в тёплых хлевах готовое сено жуют, тёплое пойло пьют.

Пуще злится зима - до рыб она добирается; посылает мороз за морозом, один другого лютее. Морозцы бойко бегут, молоточками громко постукивают: без клиньев, без подклинков по озёрам, по рекам мосты строят. Замёрзли реки и озёра, да только сверху; а рыба вся вглубь ушла: под ледяной кровлей ей ещё теплее.

«Ну, постой же, - думает зима, - дойму я людей», - и шлёт мороз за морозом, один другого злее. Заволокли морозы узорами оконницы в окнах; стучат и в стены, и в двери, так что брёвна лопаются. А люди затопили печки, пекут себе блины горячие да над зимою посмеиваются. Случится кому за дровами в лес ехать - наденет он тулуп, валенки, рукавицы тёплые да как примется топором махать, даже пот прошибёт. По дорогам, будто зиме на смех, обозы протянулись; от лошадей пар валит, извозчики ногами потопывают, рукавицами похлопывают, плечами подёргивают, морозцы похваливают.

Обиднее всего показалось зиме, что даже малые ребятишки - и те её не боятся! Катаются себе на коньках да на салазках, в снежки играют, баб лепят, горы строят, водой поливают да ещё мороз кличут: «Приди-ка пособить!» Щипнёт зима со злости одного мальчугана за ухо, другого за нос, - даже побелеет; а мальчик схватит снега, давай тереть - и разгорится у него лицо, как огонь.

Видит зима, что ничем ей не взять, - заплакала со злости. Со стрех зимние слёзы закапали... видно, весна недалёко!

Пчёлы и мухи

Поздней осенью выдался славный денёк, какие и весной на редкость: свинцовые тучи рассеялись, ветер улёгся, солнце выглянуло и смотрело так ласково, как будто прощалось с поблёкшими растениями. Вызванные из ульев светом и теплом мохнатые пчёлки, весело жужжа, перелетали с травки на травку, не за мёдом (его уже негде было взять), а так себе, чтобы повеселиться и порасправить свои крылышки.

Как вы глупы со своим весельем! - сказала им муха, которая тут же сидела на травке, пригорюнясь и опустив нос. - Разве вы не знаете, что солнышко это только на минуту и что, наверное, сегодня же начнётся ветер, дождь, холод и нам всем придётся пропадать.

Зум-зум-зум! Зачем же пропадать? - отвечали мухе весёлые пчёлки. - Мы повеселимся, пока светит солнышко, а как наступит непогода, спрячемся в свой тёплый улей, где у нас за лето припасено много мёду.

Слепая лошадь

Давно, очень уже давно, когда не только нас, но и наших дедов и прадедов не было еще на свете, стоял на морском берегу богатый и торговый славянский город Винета; а в этом городе жил богатый купец Уседом, корабли которого, нагруженные дорогими товарами, плавали по далеким морям.

Уседом был очень богат и жил роскошно: может быть, и самое прозвание Уседома, или Вседома, получил он оттого, что в его доме было решительно всё, что только можно было найти хорошего и дорогого в то время; а сам хозяин, его хозяйка и дети ели только на золоте и на серебре, ходили только в соболях да в парче.

В конюшне Уседома было много отличных лошадей; но ни в Уседомовой конюшне, ни во всей Винете не было коня быстрее и красивее Догони-Ветра - так прозвал Уседом свою любимую верховую лошадь за быстроту ее ног. Никто не смел садиться на Догони-Ветра, кроме самого хозяина, и хозяин никогда не ездил верхом ни на какой другой лошади.

Случилось купцу в одну из своих поездок по торговым делам, возвращаясь в Винету, проезжать на своем любимом коне через большой и темный лес. Дело было под вечер, лес был страшно темен и густ, ветер качал верхушки угрюмых сосен; купец ехал один-одинешенек и шагом, сберегая своего любимого коня, который устал от дальней поездки.

Вдруг из-за кустов, будто из-под земли, выскочило шестеро плечистых молодцов со зверскими лицами, в мохнатых шапках, с рогатинами, топорами и ножами в руках; трое были на лошадях, трое пешком, и два разбойника уже схватили было лошадь купца за узду.

Не видать бы богатому Уседому своей родимой Винеты, если бы под ним был другой какой-нибудь конь, а не Догони-Ветер. Почуяв на узде чужую руку, конь рванулся вперед, своею широкою, сильною грудью опрокинул на землю двух дерзких злодеев, державших его за узду, смял под ногами третьего, который, махая рогатиной, забегал вперед и хотел было преградить ему дорогу, и помчался как вихрь. Конные разбойники пустились вдогонку; лошади у них были тоже добрые, но куда же им догнать Уседомова коня?

Догони-Ветер, несмотря на свою усталость, чуя погоню, мчался, как стрела, пущенная из туго натянутого лука, и далеко оставил за собою разъяренных злодеев.

Через полчаса Уседом уже въезжал в родимую Винету на своем добром коне, с которого пена клочьями валилась на землю.

Слезая с лошади, бока которой от усталости подымались высоко, купец тут же, трепля Догони-Ветра по взмыленной шее, торжественно обещал: что бы с ним ни случилось, никогда не продавать и не дарить никому своего верного коня, не прогонять его, как бы он ни состарился, и ежедневно, до самой смерти, отпускать коню по три меры лучшего овса.

Но, поторопившись к жене и детям, Уседом не присмотрел сам за лошадью, а ленивый работник не выводил измученного коня как следует, не дал ему совершенно остыть и напоил раньше времени.

С тех самых пор Догони-Ветер и начал хворать, хилеть, ослабел на ноги и, наконец, ослеп. Купец очень горевал и с полгода верно соблюдал свое обещание: слепой конь стоял по-прежнему на конюшне, и ему ежедневно отпускалось по три меры овса.

Уседом потом купил себе другую верховую лошадь, и через полгода ему показалось слишком нерасчетливо давать слепой, никуда не годной лошади по три меры овса, и он велел отпускать две. Еще прошло полгода; слепой конь был еще молод, приходилось его кормить долго, и ему стали отпускать по одной мере.

Наконец, и это показалось купцу тяжело, и он велел снять с Догони-Ветра узду и выгнать его за ворота, чтобы не занимал напрасно места в конюшне. Слепого коня работники выпроводили со двора палкой, так как он упирался и не шел.

Бедный слепой Догони-Ветер, не понимая, что с ним делают, не зная и не видя, куда идти, остался стоять за воротами, опустивши голову и печально шевеля ушами. Наступила ночь, пошел снег, спать на камнях было жестко и холодно для бедной слепой лошади. Несколько часов простояла она на одном месте, но наконец голод заставил ее искать пищи. Поднявши голову, нюхая в воздухе, не попадется ли где-нибудь хоть клок соломы со старой, осунувшейся крыши, брела наудачу слепая лошадь и натыкалась беспрестанно то на угол дома, то на забор.

Надобно вам знать, что в Винете, как и во всех старинных славянских городах, не было князя, а жители города управлялись сами собою, собираясь на площадь, когда нужно было решать какие-нибудь важные дела. Такое собрание народа для решения его собственных дел, для суда и расправы, называлось вечем. Посреди Винеты, на площади, где собиралось вече, висел на четырех столбах большой вечевой колокол, по звону которого собирался народ и в который мог звонить каждый, кто считал себя обиженным и требовал от народа суда и защиты. Никто, конечно, не смел звонить в вечевой колокол по пустякам, зная, что за это от народа сильно достанется.

Бродя по площади, слепая, глухая и голодная лошадь случайно набрела на столбы, на которых висел колокол, и, думая, быть может, вытащить из стрехи пучок соломы, схватила зубами за веревку, привязанную к языку колокола, и стала дергать: колокол зазвонил так сильно, что народ, несмотря на то что было еще рано, толпами стал сбегаться на площадь, желая знать, кто так громко требует его суда и защиты. Все в Винете знали Догони-Ветра, знали, что он спас жизнь своему хозяину, знали обещание хозяина - и удивились, увидя посреди площади бедного коня - слепого, голодного, дрожащего от стужи, покрытого снегом.

Скоро объяснилось, в чем дело, и когда народ узнал, что богатый Уседом выгнал из дому слепую лошадь, спасшую ему жизнь, то единодушно решил, что Догони-Ветер имел полное право звонить в вечевой колокол.

Потребовали на площадь неблагодарного купца; несмотря на его оправдания, приказали ему содержать лошадь по-прежнему и кормить ее до самой ее смерти. Особый человек приставлен был смотреть за исполнением приговора, а самый приговор был вырезан на камне, поставленном в память этого события на вечевой площади…

Умей обождать

Жили-были себе брат да сестра, петушок да курочка. Побежал петушок в сад и стал клевать зеленехонькую смородину, а курочка и говорит ему: "Не ешь, Петя! Обожди, пока смородина поспеет". Петушок не послушался, клевал да клевал, и наклевался так, что насилу домой добрел. "Ох! - кричит петушок,- беда моя! Больно, сестрица, больно!" Напоила курочка петушка мятой, приложила горчичник - и прошло.

Выздоровел петушок и пошел в поле: бегал, прыгал, разгорелся, вспотел и побежал к ручью пить холодную воду; а курочка ему кричит:

Не пей, Петя, обожди, пока простынешь.

Не послушался петушок, напился холодной воды - и тут его стала бить лихорадка: насилу домой курочка довела. Побежала курочка за доктором, прописал доктор Пете горького лекарства, и долго пролежал петушок в постели.

Выздоровел петушок к зиме и видит, что речка ледком покрылась; захотелось петушку на коньках покататься; а курочка и говорит ему: "Ох, обожди, Петя! Дай реке совсем замерзнуть; теперь еще лед очень тонок, утонешь". Не послушался петушок сестрицы: покатился по льду; лед проломился, и петушок - бултых в воду! Только петушка и видели.

Утренние лучи

Выплыло на небо красное солнышко и стало рассылать повсюду свои золотые лучи - будить землю.

Первый луч полетел и попал на жаворонка. Встрепенулся жаворонок, выпорхнул из гнёздышка, поднялся высоко-высоко и запел свою серебряную песенку: "Ах, как хорошо в свежем утреннем воздухе! Как хорошо! Как привольно!"

Второй луч попал на зайчика. Передёрнул ушами зайчик и весело запрыгал по росистому лугу: побежал он добывать себе сочной травки на завтрак.

Третий луч попал в курятник. Петух захлопал крыльями и запел: "Ку-ка-ре-ку!" Куры слетели с нашестей, закудахтали, стали разгребать сор и червяков искать.

Четвёртый луч попал в улей. Выползла пчёлка из восковой кельи, села на окошечко, расправила крылья и "зум-зум-зум!" - полетела собирать медок с душистых цветов.

Пятый луч попал в детскую на постельку к маленькому лентяю: режет ему прямо в глаза, а он повернулся на другой бок и опять заснул.

Четыре желания

Митя накатался на саночках с ледяной горы и на коньках по замёрзшей реке, прибежал домой румяный, весёлый и говорит отцу:

Уж как весело зимой! Я бы хотел, чтобы всё зима была.

Запиши твоё желание в мою карманную книжку, - сказал отец.

Митя записал.

Пришла весна. Митя вволю набегался за пёстрыми бабочками по зелёному лугу, нарвал цветов, прибежал к отцу и говорит:

Что за прелесть эта весна! Я бы желал, чтобы всё весна была.

Отец опять вынул книжку и приказал Мите записать своё желание.

Настало лето. Митя с отцом отправились на сенокос. Весь длинный день веселился мальчик: ловил рыбу, набрал ягод, кувыркался в душистом сене, а вечером сказал отцу:

Вот уж сегодня я повеселился вволю! Я бы желал, чтобы лету конца не было.

И это желание Мити было записано в ту же книжку.

Наступила осень. В саду собирали плоды - румяные яблоки и жёлтые груши. Митя был в восторге и говорил отцу:

Осень лучше всех времён года!

Тогда отец вынул свою записную книжку и показал мальчику, что он то же самое говорил и о весне, и о зиме, и о лете.



Чужое яичко

Рано утром встала старушка Дарья, выбрала темное, укромное местечко в курятнике, поставила туда корзинку, где на мягком сене были разложены тринадцать яиц, и усадила на них хохлатку.

Чуть светало, и старуха не рассмотрела, что тринадцатое яичко было зеленоватое и побольше прочих. Сидит курица прилежно, греет яички, сбегает поклевать зернышек, попить водицы, и опять на место; даже вылиняла, бедняжка. И какая стала сердитая, шипит, клохчет, даже петушку не дает подойти, а тому очень хотелось заглянуть, что там в темном уголке делается. Просидела курочка недели с три, и стали из яичек цыплята выклевываться, один за другим: проклюнет скорлупку носом, выскочит, отряхнется и станет бегать, ножками пыль разгребать, червяков искать.

Позже всех проклюнулся цыпленок из зеленоватого яичка. И какой же странный он вышел: кругленький, пушистый, желтый, с коротенькими ножками, с широким носиком. "Странный у меня вышел цыпленок, - думает курица, - клюет, и ходит-то он не по-нашему; носик широкий, ноги коротенькие, какой-то косолапый, с ноги на ногу переваливается". Подивилась курица своему цыпленку, однако же какой ни на есть, а все сын. И любит, и бережет его курица, как и прочих, а если завидит ястреба, то, распушивши перья и широко раздвинув круглые крылья, прячет под себя своих цыплят, не разбирая, какие у кого ноги.

Стала курочка деток учить, как из земли червячков выкапывать, и повела всю семью на берег пруда: там-де червей больше и земля мягче. Как только коротконогий цыпленок завидел воду, так прямо и кинулся в нее. Курица кричит, крыльями машет, к воде кидается; цыплята тоже перетревожились: бегают, суетятся, пищат; и один петушок с испугу даже вскочил на камешек, вытянул шейку и в первый еще раз в своей жизни заорал сиплым голоском: "Ку-ку-ре-ку!" Помогите, мол, добрые люди! Братец тонет! Но братец не утонул, а превесело и легко, как клок хлопчатой бумаги, плавал себе по воде, загребая воду своими широкими, перепончатыми лапами. На крик курицы выбежала из избы старая Дарья, увидела, что делается, и закричала: "Ахти, грех какой! Видно, это я сослепу подложила утиное яйцо под курицу".

А курица так и рвалась к пруду: насилу могли отогнать, бедную.

К.Д.Ушинский (1824-1870) - выдающийся педагог и дет­ский писатель.

Отрочество и юность Ушинского прошли в небольшом городе Новгород-Северске, где он и учился в гимназии. Позднее Ушин­ский окончил Московский университет.

Педагогическая деятельность. В русской и мировой педагогике имя К. Д.Ушинского занимает особое и значительное место. Помимо громадного вклада в развитие отечественной педаго­гической мысли - он справедливо считается создателем русской народной школы - чрезвычайно важно и сегодня его учение о духовной стороне человеческой жизни, о связи общественного прогресса с состоянием образования. Большую часть своей жизни Ушинский посвятил практиче­ской педагогике. Основное его внимание было сосредоточено на создании русской народной школы, а также на вопросах женско­го образования (несколько лет он служил инспектором Смольно­го института для благородных девиц). В области народного образо­вания Ушинский ориентировался на традиционные ценности жизни народа. В наступлении эпохи капитализма и индустриали­зации он усматривал «грязь» и «разврат». И утверждал, что лишь церковь и школа могут вывести «наш простой народ... в более об­ширную и свободную сферу».

Свою педагогическую практику Ушинский теоретически осмыс­лил в большом двухтомном труде «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии» (1868- 1869). Многие выводы этого труда не устарели и сегодня. Также не устарели и отдельные положения его статьи «Родное слово» (1861). Ушинский признавал краеугольным камнем формирования лич­ности нравственное воспитание, развитие «нравственных чувств». Следует воспитывать, считал он, не навязывая ребенку своих убеж­дений, а пробуждая в нем «жажду этих убеждений и мужество к обороне их как от собственно низких стремлений, так и от других».

В предисловии к книге «Детский мир и хрестоматия» (1861) Ушинский писал, что появление этого труда вызвано «современной потребностью». Принципом приобщения детей к основам наук он провозгласил связь между наукой и жизнью. Цель его книги - дать ученикам младших классов по возможности полное представ­ление о мире, которое поможет развитию их мыслительных спо­собностей. Материал располагался по разделам: «Из природы», «Из географии», «Из русской истории», «Первые уроки логики». В приложении-хрестоматии ученик знакомился с «образцами сло­га лучших писателей» - как с классическими произведениями Крылова, Жуковского, Пушкина, Лермонтова, так и с произве­дениями современных авторов - Некрасова, Тургенева, Гонча­рова, Никитина, Майкова и др. В хрестоматию были включены и произведения иностранных авторов.

Второй учебной книгой, созданной Ушинским, было «Родное слово» для детей младшего возраста. Она, как и первая, имела большой успех. Так же как «Детский мир...», «Родное слово» слово сложено на основе фольклора, которому Константин Дмитриевич отводил исключительно важную воспитательную роль, и на луч­ших литературных образцах. Ушинский стремится и здесь дать де­тям систему реальных знаний, сохранить энциклопедическую широту.


Произведения для д е т е й. Ушинский не только обладал педагогическим талантом, но и проявил себя как замечательный детский писатель. Его произведения, помещенные в учебных кни­гах, заключают в себе наглядный моральный урок и несут читате­лям конкретные знания. Например, «Детский мир...» открывается занимательным рассказом «Дети в роще», где говорится о пагуб­ности лени и безответственности. Брат и сестра отправились в шко­лу, но, привлеченные прохладой рощи, устремились в нее, а не в школу. Однако ни муравей, ни белка, ни ручей, ни птичка, к которым обращаются дети, не желают веселиться с ними - все они трудятся. «А вы что сделали, маленькие ленивцы? - говорит им уставшая малиновка. - В школу не пошли, ничего не выучи­ли, бегаете по роще да еше мешаете другим дело делать... Помни­те, что только тому приятно отдохнуть и поиграть, кто поработал и сделал все, что обязан был сделать».

Рассказы «Зима», «Весна», «Лето» и «Осень» дают представле­ние о смене времен года. Простые понятия, ясный язык, спокой­ная интонация - все располагает маленького читателя к воспри­ятию информации, заключенной в этих рассказах.

На полях появляются сначала проталины; но скоро земля, мокрая, про­питанная водою, повсюду показывается из-под снега. Пройдет еще неделя-другая - и снег останется разве где-нибудь в глубоком овраге, куда не заглядывает солнце. Небо становится все синее, а воздух все теплее.

Ушинский никогда не упускает возможности от конкретных описаний обратиться к более высоким материям, к выводам, на­правленным на духовное развитие. Рассказ «О человеке» начина­ется словами: «Я человек, хотя еще и маленький, потому что у меня есть такая же душа и такое же тело, как и у других людей». Далее идет подробное описание человеческого тела, а в конце - напоминание: «Человек одарен прекрасно устроенным телом, одарен жизнью, одарен душой - свободной, разумной и бессмерт­ной, желающей добра и верящей в Творца Вселенной». В хресто­матии дан короткий рассказ об органах человеческого тела, о том, как они перессорились между собой, увидели, что это плохо, и помирились, «стали по-прежнему друг на друга работать - и все тело поправилось и сделалось здоровым и сильным».

В «Детском мире...» в разделе «Из русской истории» напечата­ны рассказы Ушинского о важных исторических событиях. Свои рассказы из истории Ушинский создавал, опираясь на Карамзина и на переложение его «Истории Государства Россий­ского», сделанное Ишимовой.

Особая ценность его рассказов о природе, о животных («Жало­бы зайки», «Пчелки на разведке» и др.) состоит в том, что приро­да в них показана как цельный и прекрасный мир, полный тайн.

Настала весна, солнце согнало снег с полей; в пожелтевшей прошло­годней травке проглядывали свежие, ярко-зеленые стебельки; почки на деревьях распускались и выпускали молоденькие листочки. Вот просну­лась и пчелка от своего зимнего сна, прочистила глазки мохнатыми лап­ками, разбудила подруг, и выглянули они в окошечко: ушел ли снег, и лед, и холодный северный ветер?

Такие рассказы Ушинского, как «Играющие собаки», «Два козлика», «Лошадь и осел», по существу, представляют собой басни. Согласно басенной традиции автор завершает их моральными сен­тенциями. Недаром они вошли в единый раздел «Басни и расска­зы в прозе».

Произведения Ушинского о детях (например, «Четыре жела­ния», «Вместе тесно, а врозь скучно», «Трусливый Ваня») отли­чаются тонкой психологичностью и на простых примерах препо­дают детям уроки жизни. Автор тактично подсказывает, от чего в себе надо избавляться, какие недостатки в характере могут ме­шать в дальнейшем. Вот Ваня, оставшись дома один, испугался теста в квашне: оно пыхтит на печи и наводит на мысли о домо­вом. Бросился Ваня бежать, да наступил на кочергу - она его в лоб ударила; а тут еше упал он, запутавшись в оборке от лаптя!.. Едва привели в чувство взрослые трусливого мальчика. «Четыре желания» - рассказ о другой черте характера - нерешительности. Герой никак не может согласовать свои чувства с разумом: все времена года кажутся ему одинаково прекрасными, и он не спосо­бен решить, какое же из них самое любимое, самое желанное.

Ушинский обрабатывал для детей народные сказки. Он отда­вал им предпочтение даже перед хорошо написанным литератур­ным произведением. Он высоко ценил поэтический мир народно­го творчества, считал сказку лучшим средством для «понимания народной жизни».

В сказке «Мужик и медведь», обработанной Ушинским, хит­рый мужик уговорил медведя, что ему лучше брать вершки от репы, а от пшеницы - корешки; «с тех пор у медведя с мужиком и дружба врозь». В другой сказке - «Лиса и Козел» - Лиса, упав в колодец, уверяет Козла, что она здесь просто отдыхает: «Там, наверху, жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой - сколько хочешь». Козел просто­душно прыгает в колодец, а Лиса «вскочила Козлу на спину, со спины - на рога, да и вон из колодца».

Книги К.Д. Ушинского «Детский мир и хрестоматия» и «Род­ное слово» оказали очень большое влияние как на позднейшие учебные пособия, так и вообще на литературу для детей. Педаго­гические принципы Ушинского использовал Лев Толстой при составлении знаменитых «Азбук».

Т. Шапиро Первое июня.

Наступило лето.

И теплом июньским

Вся земля согрета.

Змей бумажный пляшет

Где-то в облаках.

Вот какое счастье

У меня в руках!

И бегу со смехом

Я на встречу дня.

Эй, попробуй, ветер,

Догони меня! Первое июня -

День больших затей.

День защиты в мире

Маленьких детей!
Летний день

Как хорош он, летний день,
Весело играет тень,
В саду бабочка порхает,
Зяблик что-то напевает,
У куста цветущих роз
Стайка пляшущих стрекоз,
И жужжит весь день пчела -
Мёд душистый принесла.

Я рисую лето

П. Прануза

Я рисую лето –
А какого цвета?
Красной краской –
Солнце,
На газонах розы,
А зеленой – поле,
На лугах покосы.
Синей краской – небо
И ручей певучий.
А какую краску
Я оставлю туче?
Я рисую лето –
Очень трудно это.

Июнь Т. Керстен

Настал июнь - начало лета.

Его мы ждали целый год.

Всё, тёплым солнышком согрето, Благоухает и цветёт.

Деревья вновь позеленели.

Их новый радует наряд.

И только сосенки да ели

Отводят свой колючий взгляд.
Лето Е. Трутнева

Если в небе ходят грозы,

Если травы расцвели,

Если рано утром росы

Гнут былинки до земли,

Если в рощах над калиной

Вплоть до ночи гул пчелиный,

Если солнышком согрета

Вся вода в реке до дна –

Значит, это уже лето!

Значит, кончилась весна!

Август по лесу шагает.

Всем подарки предлагает:

Груши, яблоки, орехи -

Рыжим белкам для потехи.

Зайцу свежую морковку,

Чтоб трусишка прыгал ловко.

В поле гречка для мышат,

А опята для ежат,

Спелых ягод урожай -

Толька вёдра подставляй! Медвежонку сладкий мёд –

Август всем подарки шлёт.


В лесу летом. К.Д. Ушинский.

Нет в лесу того раздолья, как на поле; но хорошо в нём в жаркий полдень. И чего только не насмотришься в лесу! Высокие, красноватые сосны развесили свои иглистые вершины, а зелёные ёлочки выгибают свои колючие ветви. Красуется белая, кудреватая берёзка с душистыми листочками; дрожит серая осина; а коренастый дуб раскинул шатром свои вырезные листья. Из травы глядит беленький глазок земляники, а рядом уже краснеет душистая ягодка.
Белые серёжки ландыша качаются между длинными, гладкими листьями. Где-то рубит крепконосый дятел; кричит жалобно жёлтая иволга; отсчитывает года бездомная кукушка. Серый зайчик шмыгнул в кусты; высоко между ветвями мелькнула пушистым хвостом цепкая белка. Далеко в чаще что-то трещит и ломится: уж не гнёт ли дуги косолапый мишка?



Утренние лучи. Ушинский К.Д.

Выплыло на небо красное солнышко и стало рассылать повсюду свои золотые лучи - будить землю.
Первый луч полетел и попал на жаворонка. Встрепенулся жаворонок, выпорхнул из гнездышка, поднялся высоко, высоко и запел свою серебряную песенку: «Ах, как хорошо в свежем утреннем воздухе! Как хорошо! Как привольно!»
Второй луч попал на зайчика. Передернул ушами зайчик и весело запрыгал по росистому лугу: побежал он добывать себе сочной травки на завтрак.
Третий луч попал в курятник. Петух захлопал крыльями и запел: ку-ка-ре-ку! Куры слетели с нашестей, закудахтали, стали разгребать сор и червяков искать. Четвертый луч попал в улей. Выползла пчелка из восковой кельи, села на окошечко, расправила крылья и - зум-зум-зум! - полетела собирать медок с душистых цветов.
Пятый луч попал в детскую, на постельку к маленькому лентяю: режет ему прямо в глаза, а он повернулся на другой бок и опять заснул.

К.Д.Ушинский "Лето

В начале лета бывают самые долгие дни. Часов двенадцать солнце не сходит с неба, и вечерняя заря ещё не успевает погаснуть на западе, как на востоке показывается уже беловатая полоска, - признак приближающегося утра. И чем ближе к северу, тем дни летом длиннее и ночи короче.
Высоко-высоко подымается солнышко летом, не то что зимой: ещё немного повыше, и оно стало бы прямо над головой. Почти отвесные лучи его сильно греют, а к полудню даже и жгут немилосердно. Вот подходит полдень; солнце взобралось высоко на прозрачный голубой свод неба. Только кое-где, как лёгкие серебряные чёрточки, видны перистые облачка- предвестники постоянной хорошей погоды, или вёдра, как говорят крестьяне. Выше уже солнце идти не может и с этой точки станет спускаться к западу. Точка, откуда солнце начинает уже склоняться, называется полднем. Станьте лицом к полудню, и та сторона, куда вы смотрите, будет юг, налево, откуда поднялось солнце, - восток, направо, куда оно клонится,- запад, а позади вас - север, где солнце никогда не бывает.
В полдень не только на самое солнце невозможно взглянуть без сильной, жгучей боли в глазах, но трудно даже смотреть на блестящее небо и землю, на всё, что освещено солнцем. И небо, и поля, и воздух залиты горячим, ярким светом, и глаз невольно ищет зелени и прохлады. "Уж слишком тепло! Над отдыхающими полями (теми, на которых ничего не посеяно в этом году) струится лёгкий пар. Это тёплый воздух, наполненный испарениями: струясь, как вода, подымается он от сильно нагретой земли. Вот почему наши умные крестьяне и говорят о таких полях, что они отдыхают под паром. На дереве ничего не шелохнётся, и листья, будто утомлённые жаром, повисли. Птицы попрятались в лесной глуши; домашний скот перестаёт пастись и ищет прохлады; человек, облитый потом и чувствуя сильное изнеможение, оставляет работу: всё ждёт, когда спадёт жар. Но для хлеба, для сена, для деревьев необходима эта жара.
Однако ж долгая засуха вредна для растений, которые любят тепло, но любят и влагу; тяжела она и для людей. Вот почему люди радуются, когда набегут грозовые тучи, грянет гром, засверкает молния и освежительный дождь напоит жаждущую землю. Только бы дождь не был с градом, что иногда случается среди самого жаркого лета: град губителен для поспевающих хлебов и лоском кладёт иное поле. Крестьяне усердно молят бога, чтобы града не было.
Всё, что начала весна, доканчивает лето. Листья вырастают во всю свою величину, и, недавно ещё прозрачная, роща делается непроглядным жилищем тысячи птиц. На заливных лугах густая, высокая трава волнуется, как море. В ней шевелится и жужжит целый мир насекомых. Деревья в садах отцвели. Ярко-красная вишня и тёмно-малиновая слива уже мелькают между зеленью; яблоки и груши ещё зелены и таятся между листьями, но в тиши зреют и наливаются. Одна липа ещё в цвету и благоухает. В её густой листве, между её чуть белеющими, но душистыми цветочками, слышен стройный, невидимый хор. Это работают с песнями тысячи весёлых пчёлок на медовых, благоухающих цветочках липы. Подойдите ближе к поющему дереву: даже пахнет от него мёдом!
Ранние цветы уже отцвели и заготовляют семена, другие ещё в полном цвету. Рожь поднялась, заколосилась и уже начинает желтеть, волнуясь, как море, под напором лёгкого ветра. Гречиха в цвету, и нивы, засеянные ею, будто покрыты белой пеленой с розоватым оттенком; с них несётся тот же приятный медовый запах, которым приманивает пчёл цветущая липа.
А сколько ягод, грибов! Словно красный коралл, рдеет в траве сочная земляника; на кустах развесились прозрачные серёжки смородины... Но возможно ли перечислить всё, что появляется летом? Одно зреет за другим, одно догоняет другое.
И птице, и зверю, и насекомому летом раздолье! Вот уже и молоденькие птички пищат в гнёздах. Но пока ещё у них подрастут крылья, заботливые родители с весёлым криком снуют в воздухе, отыскивая корм для своих птенцов. Малютки давно уже высовывают из гнезда свои тоненькие, ещё худо оперившиеся шейки и, раскрыв носики, ждут подачки. И корму довольно для птиц: та подымает оброненное колосом зерно, другая и сама потреплет зреющую ветку конопли или почнёт сочную вишню; третья гонится за мошками, а они кучами толкутся в воздухе. Зоркий ястреб, широко распустив свои длинные крылья, реет высоко в воздухе, зорко высматривая цыплёнка или другую какую-нибудь молоденькую, неопытную птичку, отбившуюся от матери, - завидит и, как стрела, пустится он на бедняжку: не миновать ей жадных когтей хищной, плотоядной птицы. Старые гуси, гордо вытянув свои длинные шеи, громко гогочут и ведут на воду своих маленьких деток, пушистых, как весенние барашки на вербах, и жёлтых, как яичный желток.
Мохнатая, разноцветная гусеница волнуется на своих многочисленных ножках и гложет листья и плоды. Пёстрых бабочек порхает уже много. Золотистая пчёлка без устали работает на липе, на гречихе, на душистом, сладком клевере, на множестве разнообразных цветов, доставая всюду то, что ей нужно для изготовления её хитрых, душистых сотов. Неумолкающий гул стоит в пасеках (пчельниках). Скоро пчёлкам станет тесно в ульях, и они начнут роиться: разделяться на новые трудолюбивые царства, из которых одно останется дома, а другое полетит искать нового жилья где-нибудь в дуплистом дереве. Но пасечник перехватит рой на дороге и посадит его в давно приготовленный для него новенький улей. Муравей уже много настроил новых подземных галерей; запасливая хозяйка белка уже начинает таскать в своё дупло поспевающие орехи. Всем приволье, всем раздолье!
Много, много летом работы крестьянину! Вот он вспахал озимые поля и приготовил к осени мягкую колыбельку хлебному зерну. Ещё не успел он кончить пахоты, как уже настаёт пора косить. Косари, в белых рубахах, с блестящими и звенящими косами в руках, выходят на луга и дружно подкашивают под корень высокую, уже обсеменившуюся траву. Острые косы блестят на солнце и звенят под ударами набитой песком лопатки. Женщины также дружно работают граблями и сваливают уже подсохшее сено в копны. Приятный звон кос и дружные, звонкие песни несутся повсюду с лугов. Вот уже строятся и высокие круглые стога. Мальчики валяются в сене и, толкая друг друга, заливаются звонким смехом; а мохнатая лошадёнка, вся засыпанная сеном, едва волочит на верёвке тяжёлую копну.
Не успел отойти сенокос, - начинается жатва. Рожь, кормилица русского человека, поспела. Отяжелевший от множества зёрен и пожелтевший колос сильно понагнулся к земле; если ещё его оставить на поле, то зерно станет сыпаться, и пропадёт без пользы Божий дар. Бросают косы, принимаются за серпы. Весело смотреть, как, рассыпавшись по ниве и нагнувшись к самой земле, стройные ряды жнецов валят под корень рожь высокую, кладут её в красивые, тяжёлые снопы. Пройдёт недели две такой работы, и на ниве, где ещё недавно волновалась высокая рожь, будет повсюду торчать срезанная солома. Зато на сжатой полосе рядами станут высокие, золотистые копны хлеба.
Не успели убрать ржи, как пришла уже пора приниматься за золотистую пшеницу, за ячмень, за овёс; а там, смотришь, уже покраснела гречиха и просит косы. Пора дёргать лён: он совсем ложится. Вот и конопля готова; воробьи стаями хлопочут над ней, доставая маслянистое зерно. Пора копать и картофель, и яблоки давно уже валятся в высокую траву. Всё спеет, всё зреет, всё надобно убрать вовремя; даже и длинного летнего дня не хватает!
Поздно вечером возвращаются люди с работы. Они устали; но их весёлые, звонкие песни раздаются громко по вечерней заре. Утром вместе с солнышком крестьяне опять примутся за работу; а солнышко летом встаёт куда как рано!
Отчего же так весел крестьянин летом, когда работы у него так много? И работа не лёгкая. Нужна большая привычка, чтобы промахать целый день тяжёлой косой, срезывая каждый раз добрую охапку травы, да и с привычкой много ещё нужно прилежания и терпения. Нелегко и жать под палящими лучами солнца, нагнувшись до самой земли, обливаясь потом, задыхаясь от жары и усталости. Посмотрите на бедную крестьянку, как она своей грязной, но честной рукой отирает крупные капли пота с разгоревшегося лица. Ей даже некогда покормить своего ребёнка, хотя он тут же на поле барахтается в своей люльке, висящей на трёх кольях, воткнутых в землю. Маленькая сестра крикуна сама ещё ребёнок и недавно начала ходить, но и та не без дела: в грязной, изорванной рубашонке сидит она на корточках у люльки и старается закачать своего расходившегося братишку.
Но почему же весел крестьянин летом, когда работы у него так много и работа его так трудна? О, на это есть много причин! Во-первых, крестьянин работы не боится: он вырос в трудах. Во-вторых, он знает, что летняя работа кормит его целый год и что надо пользоваться вёдром, когда Бог даёт его; а не то - можно остаться без хлеба. В-третъих, крестьянин чувствует, что его трудами кормится не одна его семья, а весь мир: и я, и вы, и все разодетые господа, хотя иные из них и с презреньем посматривают на крестьянина. Он, копаясь в земле, кормит всех своею тихой, не блестящей работою, как корни дерева кормят гордые вершины, одетые зелёными листьями.
Много прилежания и терпения нужно для крестьянских работ, но не мало также требуется знаний и опыта. Попробуйте жать, и вы увидите, что на это надобно много уменья. Если же кто без привычки возьмёт косу, то не много с нею наработает. Сметать хороший стог сена - тоже дело не лёгкое; пахать надо умеючи, а чтобы хорошо посеять - ровно, не гуще и не реже того, чем следует, - то даже не всякий крестьянин за это возьмётся. Кроме того, нужно знать когда и что делать, как сладить соху и борону, как из конопли, например, сделать пеньку, из пеньки нитки, а из ниток соткать холст... О, много, очень много знает и умеет делать крестьянин, и его никак нельзя назвать невеждой, хотя бы он и читать не умел! Выучиться читать и выучиться многим наукам гораздо легче, чем выучиться всему, что должен знать хороший и опытный крестьянин.
Сладко засыпает крестьянин после тяжких трудов, чувствуя, что он выполнил свой святой долг. Да и умирать ему не трудно: обработанная им нива и ещё засеянное им поле остаются его детям, которых он вспоил, вскормил, приучил к труду и вместо себя поставил работниками перед людьми.

Ушинский Константин Дмитриевич прославился в первую очередь как российский основоположник педагогики, а потом и как писатель. Однако жизнь этого талантливого человека не была долгой, болезнь забрала у него все силы, он торопился работать и сделать для других как можно больше. В 1867 году он вернулся на Родину из Европы и через несколько лет, в 1871 году (по новому стилю), умер, ему было всего 47 лет.

Константин Ушинский действительно сделал для России очень много. Его страстною мечтою, записанной в личном дневнике еще с юношества, было стать полезным своему Отечеству. Правильному воспитанию и просвещению подрастающего поколения и посвятил свою жизнь этот человек.

Константин Ушинский: краткая биография

Костя появился на свет в Туле 19 февраля в 1823 году в семье мелкого дворянина - отставного офицера, ветерана войны 1812 года. Биография Ушинского Константина Дмитриевича указывает на то, что свое детство он провел в городке Новгороде-Северском, расположенном в Черниговской губернии, в небольшом родительском имении, куда отец был направлен работать судьей. Его мать умерла очень рано, в то время ему исполнилось 12 лет.

После окончания местной гимназии Константин стал студентом юридического факультета Московского университета. Окончил его с отличием. Через два года он стал исполняющим обязанности профессора камеральных наук в юридическом лицее Ярославля.

Однако его блестящая карьера очень быстро прервалась - в 1849 году. Ушинского уволили за «беспорядки» среди студенческой молодежи, этому поспособствовали его прогрессивные взгляды.

Начало педагогической деятельности

Константин Ушинский вынужден был работать на мелкой чиновнической должности в Министерстве внутренних дел. Такая деятельность его не удовлетворяла и даже вызывала отвращение (об этом он сам писал в своих дневниках).

Самое большое удовольствие писатель получал от литературной работы в журналах «Библиотека для чтения» и «Современник», куда помещал свои статьи, переводы с английского и обозрения материалов, изданных в иностранных печатных СМИ.

В 1854 году Константин Ушинский начинает работать учителем, потом инспектором Гатчинского сиротского института, где он проявляет себя как прекрасный педагог, знаток основ воспитания и образования.

Труды

Под влиянием развития общественно-педагогического движения в 1857-1858 гг. Ушинский пишет в «Журнале для воспитания» несколько своих статей, которые стали поворотными в его судьбе, к нему сразу пришли авторитет и слава.

В 1859 году он получает должность инспектора Смольного В этом известном заведении, тесно связанном с царской семьей, в то время процветала атмосфера заискивания и угодничества. Все обучение проводилось в духе христианкой морали, что в итоге сводилось к привитию светских манер, преклонению перед царизмом и минимуму реальных знаний.

Реформы

Ушинский сразу провел реформирование института: несмотря на сопротивление реакционных педагогов, он ввел новый план обучения. Теперь главным предметом стал русский язык и литература, а также естественные науки. На уроках физики и химии он ввел опыты, так как эти наглядные принципы обучения способствовали лучшему усваиванию и пониманию тем. В это время были приглашены лучшие педагоги - методисты по литературе, географии, истории и т. д., а это Водовозов В. И., Семенов Д. Д., Семевский М. И.

Интересным решением было введение им двухлетнего педагогического класса сверх общеобразовательных семи классов, чтобы воспитанницы лучше подготовились к полезному труду. Он также вводит в практику педагогической работы конференции и совещания для учителей. Воспитанницы же получают право отдыхать на каникулах и в праздники у родителей.

Всем этим событиям был очень рад Константин Ушинский. Биография для детей будет интересна еще и тем, что именно для них он написал очень много удивительных сказок и рассказов.

Детская хрестоматия

В это же время, в 1861 году, Ушинским была создана хрестоматия «Детский мир» по русскому языку для младших классов в двух частях, куда вместился и материал по естествознанию.

В 1860-1861 гг. он занимается редактированием «Журнала министерства народного просвещения», полностью меняет там малоинтересную и сухую программу и превращает его в научно-педагогический журнал.

Все свое время посвящает этому делу господин Ушинский Константин Дмитриевич. Краткая биография указывает на то, что его труды принесли много пользы обществу. Он пишет и помещает в журналы достаточно реакционные статьи. За такое своеволие автор не мог не поплатиться. На него началась травля, коллеги обвинили его в политической неблагонадежности и свободомыслии.

Опыт в Европе

В 1862 году его увольняют из Смольного института. А потом Царское правительство отправляет его за границу в длительную командировку для изучения европейского женского образования. Ушинский воспринимает эту поездку как ссылку.

Однако он принимается за дело, изучает все с большим интересом и посещает ряд европейских стран. В Швейцарии он особенно скрупулезно изучает постановку начального образования. Свои выводы и обобщения Константин Ушинский представляет в учебнике для классного чтения «Родное слово» и методичке к нему. Потом он готовит два тома «Человек как предмет воспитания» и собирает все материалы к третьему.

Болезнь и несчастье

В последние свои годы он выступал как У него вышло много статей о воскресных школах и о школах детей ремесленников, он также был участником педагогического съезда в Крыму. В 1870 году в Симферополе он побывал в нескольких учебных заведениях и с охотой встречался с учителями и их воспитанниками.

Один из учителей И. П. Деркачев вспоминал, что летом 1870 года Ушинский по возвращению домой из Крыма в хутор Богданка Глуховского уезда (Черниговская область) хотел было заехать к своему другу Н. А. Корфу на Екатеринославщину, но не смог этого сделать. Одной из причин стала его простуда, а потом и трагическая гибель его старшего сына Павла. После этого Ушинский вместе с семьей переехал жить в Киев и купил дом на Тарасовской. И сразу же с сыновьями он отправляется лечиться в Крым. По дороге Ушинский Константин Дмитриевич сильно простывает и останавливается в Одессе для лечения, но скоро умирает, это было в январе 1871 года (по новому стилю). Его похоронили в Киеве в

Любимые женщины Ушинского

Женой К. Д. Ушинского стала Надежда Семеновна Дорошенко. Он познакомился с ней еще в Новгороде-Северском. Она была из древнего казачьего рода. Ушинский женился на ней летом 1851 года во время служебной командировки в этом городе. У них родилось пятеро детей.

Дочь Вера (по мужу Пото) в Киеве на свои средства открыла мужское Городское училище, названное в честь отца. Вторая дочь Надежда на вырученные деньги от трудов отца создала начальную школу в селе Богданка, где жил в свое время Ушинский.



Загрузка...
Top