Художник Валентин Губарев живет в Минске. Рисует он на самые простые и незамысловатые темы, но каждая из его картин – это целый мир, который кажется знакомым и в то же время, если хорошенько приглядеться, содержит в себе множество деталей, делающих его необыкновенно притягательным. Скромное обаяние неразвитого социализма
Двадцать лет назад раздался звонок из Москвы: «Валентин Губарев жив?» Я думаю: «Боже мой, ведь обычно после смерти художника картины дорожают. Что же сказать-то? Сознаться, что жив или...» Но как человек честный все-таки говорю после некоторой паузы: «Ну, жив». Оказывается, французы нашли каталог со старой выставки, где была моя работа, и заинтересовались. Раздумывали целый год, потом предложили сделать выставку в галерее Les Tournesols, что значит «Подсолнухи».
Пурим
И ещё немного о той первой выставке:
На открытие пригласили официантов, приодели их якобы в белорусские костюмы - этакий сербско-хорватско-финско-мордовский стиль. Потешно, но и колоритно для меня как для художника. Или вот еще видение с выставки: благообразная пара лет под восемьдесят. Он явно голубых кровей, она - княгиня, изысканная, с седыми буклями, в золотых очочках. И вот эта дама пришла в майке огромного размера, на которой нарисована тройка лошадей и написано по-русски «Тройка», а ее спутник в вышитой рубашке, подпоясанный веревочкой. Это потому что они хотят соответствовать теме.
Здравствуй, Модильяни
До перестройки его картины на выставки не брали, герои были нетипичные.
Помню, рисую народную сказку, а меня спрашивают в издательстве: «Что это у коров рога в разные стороны?» Я понял, что даже рога надо рисовать, чтобы у всех в одну сторону.
Всё возможно
И вот перестройка грянула:
Бежит ко мне искусствовед: «Губарев! Валентин!» Я чуть не упал от радости - вот уже и по фамилии меня знают искусствоведы. А она говорит: «Вашу работу опять отклонили. Нам нравится, но резолюция такая: неуместная ирония». Будто печать на мои картины поставили.
Ангел с колбаской
Из чего состоит человек? Шестьдесят процентов прошлого, тридцать - настоящего, десять будущего - то, о чем он мечтает. У каждого свой расклад, но примерно так. Я не фантаст, по сути, листаю альбом своей жизни, рисую то, к чему имею прямое отношение. У меня искусство не лабораторно выведенное, а природное, экологически чистое.
Судьба носков
Уже двадцать лет я мог бы жить во Франции. Но я и сам вижу, что, грубо говоря, навоз моего творчества - это наше бытие: поминки, праздники, проводы.
Звонок из Хайфы
Работы художника Валентина Губарева известны во всем мире. Стиль его картин - ироничный арт. Его работы получили широкое признание в Европе - картины занимают достойное место в коллекциях ценителей жанра наивной живописи.
Биография
Валентин Губарев родился в Нижнем Новгороде после войны (в 1948 году). Он успешно окончил школу и поступил в Московский полиграфический институт. После женитьбы с семьей переехал жить в Минск. Здесь он работал в книжном издательстве иллюстратором и художником.
Необычная манера рисования Валентина Губарева проявилась уже в период студенчества. Его карикатуры отражали необычный взгляд на окружающую действительность. "Нетипичные" работы художника Валентина Губарева, как их называли деятели культуры в советское время, долгое время были никому не известны. В середине 90-х удача поворачивается к Губареву.
Ему позвонили из Франции и предложили организовать выставку. Оказывается, французы заинтересовались его картинами, которые случайно увидели в одном из проспектов. Картины выставили в престижной галерее Les Tournesols, они сразу же возымели успех.
С тех пор художник активно заключает контракты с известными галереями США, Германии, Швейцарии. Его полотна выставляются на аукционах в Англии и Франции. Валентин Губарев состоит в Белорусском Союзе художников и является почетным членом художественной ассоциации "Шедевр" в Германии.
Примитивизм, или "наивная" живопись
Белорусский художник Валентин Губарев создает произведения искусства, наполненные невероятной притягательной силой и обаянием. Здесь есть все: юмор, ирония, глубокая философия, грусть и простодушие. Художник создал особенный язык "наива", позволяющий ему просто и свободно взаимодействовать со зрителем.
Губарев творит в стиле примитивизма. Это позволяет ему отступить от привычных норм и правил живописи. Главное - искренне передать чувства, сохранить непосредственность изображения. Несмотря на "примитивизм" изображения, мастер много внимания уделяет мелочам. Проходя мимо картин Губарева, хочется проникнуть внутрь, рассмотреть каждую деталь, заглянуть во дворик, где старички играют в домино, женщины развешивают белье, а ребятишки гоняются за собаками. Рассматривая картины, хочется надолго остановиться и насладиться мгновениями, запечатленными на полотнах, и невольно представляешь себя на месте какого-нибудь персонажа.
Сюжет и персонажи картин
На своих картинах художник Валентин Губарев изображает сцены из жизни советских обывателей в провинциальных городах. На полотнах отражен быт, устои и нравы эпохи СССР. Картины Губарева называют бытовыми зарисовками, где можно увидеть все атрибуты и регалии того времени: настенные ковры с оленями, гитару с бантом на стене, консервы в погребе, отрывной календарь, пуховые подушки, сложенные пирамидой, полированную мебель, памятник дедушке Ленину, улицу с водной колонкой и проч.
Персонажи на полотнах художника Валентина Губарева - обычные люди, проживающие свою жизнь со всеми ее невзгодами, печалями и радостями. Сам художник в одном из интервью признался в том, что все персонажи у него положительные. Он говорил, что любит их всех и относится к ним с душевной теплотой и сочувствием. Его персонажи — не плакатные герои, они не всегда счастливы. Конечно, в изображении героев присутствует карикатура, но она умеренна. Персонажи Губарева не сатиричны, а немного наивны. Самым любимым персонажем-животным у художника являются кошки.
Картины
Названия некоторых картин художника Валентина Губарева таковы:
- "Скромное обаяние неразвитого социализма".
- "Лампочка в 200 ватт".
- "Красное, крепленое".
- "Праздничные будни".
- "Второй признак целомудренности".
- "Домашняя запеканка с карамелью".
- "Ангелочки любят колбаску".
- "Рыбный день".
- "Обозреватель".
Как мы видим, и в наименованиях своих картин художник использует юмор. Но за каждой из них кроется сложный культурный подтекст.
Работы художника Валентина Губарева просты и наполнены душевной теплотой. У людей, которые жили в советское время, они вызывают ностальгию, у молодежи - приятное удивление, у иностранцев - восторг и восхищение. И абсолютно у всех зрителей картин Губарева на лице появляется добрая улыбка. Ведь, рассматривая их, мы переносимся в нашу молодость и детство, вспоминаем прошлое и испытываем только позитивные эмоции.
Из интервью Валентина Губарева "Русской газете" 30.04.13.
(http://www.rg.ru/2013/04/30/reg-ufo/gubarev.html) :
Как вас нашли французы?
Валентин Губарев: Двадцать лет назад раздался звонок из Москвы: "Валентин Губарев жив?" Я думаю: "Боже мой, ведь обычно после смерти художника картины дорожают. Что же сказать-то? Сознаться, что жив или…" Но как человек честный все-таки говорю после некоторой паузы: "Ну, жив". Оказывается, французы нашли каталог со старой выставки, где была моя работа, и заинтересовались. Раздумывали целый год, потом предложили сделать выставку в галерее Les Tournesols, что значит "Подсолнухи".
Волновались французы страшно, а я спокоен был. Спрашиваю: "Что вы так нервничаете? Ну потратились на афишки…" - "Нет, Валентин, дело не в этом. Вдруг провал? Репутация нарабатывается годами. Конец репутации - ищи другой бизнес". Они тяжело принимают новых художников, а тут решили рискнуть.
На открытие пригласили официантов, приодели их якобы в белорусские костюмы - этакий сербско-хорватско-финско-мордовский стиль. Потешно, но и колоритно для меня как для художника. ...
Как вы пришли к своему стилю?
Валентин Губарев: Помню, в детстве мама с папой давали мне деньги на коржики, а я покупал открытки с картинами русских художников. Запах типографской краски со мной до сих пор. Ну а потом срисовывал по клеточкам Левитана, Саврасова...
Если б меня спросили в то время, какая картина самая лучшая, я бы сказал: "Ясно какая. Федора Решетникова "Опять двойка!" Все, что надо для искусства, вся правда жизни, там есть. И только в училище на третьем курсе в критической литературе, где клеймили загнивающее искусство Запада, я увидел в черно-белом варианте работы Поллока, Сезанна и других. Понял - едрическая сила! - даже яблоко можно по-разному нарисовать. Маковский так, Серов эдак, а Сезанн или Матисс совсем по-другому. Вот тут я и свернул налево. Покупал предметы, как у Сезанна на натюрмортах, и писал, ну, почти как он. Так начались мои поиски.
Своеобразные отношения складывались в связи с этим с натурщицами. Была такая Соня, она полноватая. Я каждую ямочку ее выучил, каждую выпуклость. Значит, надо искать образ. Я рисую реалистично, как есть, и ее тоже, но все окружение в уменьшенном виде. И вот эффект: получилась огромная тетка, секс-бомба, поглотившая пространство. А иногда она у меня была рыбкой, потому что я внизу хвостик рисовал. Поначалу натурщицы обижались, а потом просили что-нибудь на память оставить. Понимали: искусство все-таки. Надо искать себя - терпеливо, трепетно, понимая, что у художника нет другого пути.
Вы осознанно бежите от пафоса?
Валентин Губарев: Мои ребята - они не молодецкие. Есть у меня картина. Обычная история: немолодой мужчина приходит к своей возлюбленной домой. Коробка конфет при нем, шампанское… Он же хочет понравиться. И последняя деталь: чтобы показаться милым человеком, он снимает обувь и остается в носках. Это же чудо! Такого мужчину можно брать голыми руками. Он все теряет: и гордость и пафос. Кому не знакома ситуация? Да это наше все. И где же здесь героизм?
Я люблю простых людей. Как получается хорошая работа? Мой рецепт: надо посолить, поперчить ее разными чувствами. Ведь даже в самой хулиганской частушке есть и грусть, и ностальгические чувства. Когда много этого, тогда картина получилась...
Надо ответственнее относиться к своему творчеству, Валентин! Возьмите градусник, засуньте его подмышку англичанину, русскому или французу, он везде покажет температуру человеческого тела. Так и настоящее картины, они показывают температуру человеческих чувств, энергетику. Это все понимают.
Вы могли бы жить в Париже, но остались в Минске. Почему?
Валентин Губарев: Уже двадцать лет я мог бы жить во Франции. Но я и сам вижу, что, грубо говоря, навоз моего творчества - это наше бытие: поминки, праздники, проводы... Как я буду жить там и ностальгировать по всему этому?..
Вы пишете прошлое или настоящее?
Валентин Губарев: Из чего состоит человек? Шестьдесят процентов прошлого, тридцать - настоящего, десять будущего - то, о чем он мечтает. У каждого свой расклад, но примерно так. Я не фантаст, по сути, листаю альбом своей жизни, рисую то, к чему имею прямое отношение. У меня искусство не лабораторно выведенное, а природное, экологически чистое.
Говорят, моя живопись светлая. Может быть. Здесь очень важно, какой путь ты прошел. Я не знал голодного существования. И девушки меня не бросали. Валентин Губарев их тоже не обижал. У меня нет таких зарубок: я не битый женщинами и голодом. Я не затворник и люблю всматриваться в современную жизнь. Не ностальгирую со слезой по прошлому, но оно вошло мою в кровь...
В детстве мне нравились картины Босха и Дали. В советские времена достать альбомы этих художников было не просто, но мама как-то достала. Я рассматривал замысловатые картинки и мне чудилось, что обычный мир переворачивается.
Прошло много лет я все так же люблю Босха, но с не меньшим удовольствием рассматриваю произведения современных художников примитивистов рисующих время ушедшее. СССР на картинах художников-примитивистов - это особый мир. Смотрю картинки изображающие советскую жизнь и кажется мне, что все персонажи Босха перебежали на эти самые картинки и зажили новой жизнью. Хотя наверное они никогда и никуда не уходили…
Некоторые чудики говорят, что в стиле примитивизм работают те художники, которые рисовать нормально не умеют. Я над такими про себя смеюсь, но не спорю. Тем, кто в простоте не видит высочайшего уровня профессионализм, доказать что-то трудно.
Несомненно, к талантливейшим художникам-примитивистам, рисующим «картинки-воспоминания» о советской жизни, можно отнести Валентина Губарева.
На чудных полотнах Губарева маленькие провинциальные советские городки: домишки, площади с выкрашенными масляной краской статуями Ленина, универмаги, райкомы партии.
И поди пойми, прошлое на них изображено или настоящее: в провинциальных городах время тянется медленнее, чем в столицах, в тамошних универмагах и по сей день покупателей приветливо встречают лохматые валенки, тяжелые чугуны и необъятные розовые дамские рейтузы с начесом, непременная деталь гардероба муз художника. Там в густонаселенных дворах гуляют куры в сопровождении многочисленного цыплячьего потомства и теснятся жители – странные и забавные мечтатели.
На картинках Губарева множество штучек из нашего недавнего прошлого: плюшевые коврики с оленями, патефоны, гитары с бантиками, электросамовары, стопки вышитых подушек, шапки ушанки и валенки. Такая вот разноцветная ностальгия.
Смотрите и наслаждайтесь!
Картина называется «Как быстро летит время». Не могу не согласиться…
Валентин Губарев, несколько слов о художнике
Губарев родился в 1948 году в Нижнем Новгороде. Художественное образование получил в Горьковском художественном училище и в в Москве, на факультете графики Московского полиграфического института.
Произведения Валентина Губарева находятся в Национальном художественном музее Беларуси; музее «Zimmerly Art Museum» (США); галереях «Schaer und Wildbolz» (Швейцария), «Kunststuck» (Германия), «Les Tournesols» (Франция); а также в частных коллекциях России, США, Англии, Японии, Испании, Израиля, Германии, Франции, Австрии, Бельгии, Польши и Турции.
Использование материала возможно только с указанием активной ссылки на первоисточник (Сайт " СССР. Под знаком качества ") или ссылаясь на материал в ЖЖ Нюра Шарикова.
Художник Валентин Губарев подписям своих картин уделяет особое внимание.
«Разве ж это название для картины - “Утро” или “Закат”?» - пожимает плечами Валентин Алексеевич. То ли дело “Акробатический этюд “Через тернии к звездам” под аккомпанемент балалайки” или “Факт прелюбодеяния в окрестностях Сморгони”.
Правда, по признанию художника, в последние годы подписи стали короче: «Я смотрю на работу и чувствую, что она сама по себе все говорит, ничего добавлять не надо».
В детстве все деньги, которые мама давала на школьные завтраки, Валентин до копейки тратил на наборы открыток с репродукциями картин. Он подолгу перебирал их, рассматривал, вдыхал запах краски. Нужно было иметь изрядную фантазию, чтобы распознать шедевры в плохо отпечатанных картинках со скверной цветопередачей.
Его родители были художниками. Но - в душе. Папа, к примеру, на сцене местного Нижегородского драмкружка играл Отелло, мама пела и рассказывала истории. А в жизни они занимались вполне серьезными делами, чего и сыну желали.
Одно из самых больших потрясений Валентин пережил, когда узнал, что, оказывается, есть такая профессия - художник и ей можно учиться. Поступил в художественное училище, потом - в Московский институт графики.
Ох и доставалось же от него натурщицам! На работах Губарева вместо симпатичных моделей оказывались прообразы его будущих героинь - с длинными носами, сонными глазками, растопыренными пальцами, похожие на рыб и прочих земных тварей. Одна даже обиделась. Странно, что только одна.
Преподаватели на это смотрели сквозь пальцы, поскольку за карикатурными чертами героев просматривался свой взгляд на мир. Но на выставках этот взгляд не оценили. Так были не похожи на традиционных строителей светлого будущего его герои, что отборочные комиссии одна за другой с резолюцией “неуместная ирония” браковали работы художника.
“Вы бы лучше нарисовали полотно “Смена идет”, - советовали ему искусствоведы. Губарев согласно кивал и рисовал картину с названием “Боже, уже десять часов, а я еще не проголосовала!”, на которой дебелая молодка в розовой майке возлежала на железной кровати, лениво решая глобальный вопрос советской действительности.
Наконец в 1991 году ирония Валентина пришлась к месту. Работа “Игры в гласность” сразу же оказалась на обложках белорусских и российских изданий. Ряды мужиков с открытыми в крике ртами и растопыренными руками, которыми они закрывали уши соседей, наперебой показывали телеканалы и сразу же купил Национальный музей.
Но политика и конъюнктура - не амплуа Губарева. Он всю жизнь рисует небольшой провинциальный городок или города - какая разница, которые, как один, похожи друг на друга: по краям - домишки, посередине - площадь с выкрашенной масляной краской статуей Ленина, справа - универмаг, слева - райком партии.
И поди пойми, прошлое на них изображено или настоящее: в провинциальных городах время тянется медленнее, чем в столицах, в тамошних универмагах и по сей день покупателей приветливо встречают лохматые валенки, тяжелые чугуны и необъятные розовые дамские рейтузы с начесом, непременная деталь гардероба муз художника. Там в густонаселенных дворах гуляют куры в сопровождении многочисленного цыплячьего потомства и теснятся жители - странные и забавные мечтатели.
Как, к примеру, на картине “Скромное обаяние неразвитого социализма”. На ней - небольшой дворик, тесный, как огромная коммуналка, в которой бок о бок живут, плодятся, загорают, стирают, забивают козла несколько поколений строителей чего-то так и не построенного. В этом дворе присутствуют все атрибуты человеческого существования: смерть, любовь, секс. На переднем плане - сам автор, но только какой-то очень мелкий, в форменном школьном костюмчике, с фуражкой. Из замкнутого пространства двора есть лишь один выход на улицу, но и в нем на всякий случай стоит милиционер.
Все так или иначе в жизни повторяется: когда-то отец Губарева служил в Беларуси. Домой, в Нижний Новгород, вернулся с молодой женой-белоруской. Спустя много лет сын, женившись на минчанке, повторил судьбу отца. Правда, возвращаться домой он не стал, решив, что и в Минске ему работается неплохо.
На его картинах - множество действующих лиц, деталей и предметов, как в коммуналке, заваленной вещами нескольких поколений жильцов. Но, как заметила одна поклонница таланта художника, здесь “много всего, но ничего лишнего”. Убери хоть одну деталь - и картина осиротеет.
Даже книжки на полке лежат со смыслом, этакий джентльменский набор сельского интеллигента: живой классик Иван Шамякин и Дейл Карнеги, который лет пятнадцать назад вдруг стал настольной книгой страны, решившей начать новую жизнь. Рядом - кулинарная книга и сонник.
На всех картинах множество деталей из недавнего прошлого: плакат “Союз-Аполлон” и плюшевый коврик с оленем, патефон, гитара с бантом, электросамовар и стопки вышитых подушек. То ли ностальгия по прошлому, то ли тоска по детству.
Рассматривая старые фотографии, мы забываем о том, что перед тем, как нажать на спуск, фотограф изо всех сил старался нас развеселить. И мы улыбались, да что там улыбались - заливались хохотом. Спустя много лет, глядя на смеющиеся лица на снимках, нам кажется, что жизнь тогда была совсем иной - счастливее, веселее, добрее… И мы тоскуем, но не по Советскому Союзу и колбасе за 2,20, а по своей молодости, по времени, когда любили и были любимыми.
Однажды ему позвонили из французской галереи Les Tournesols (Подсолнухи), вежливо спросили, жив ли художник Губарев, и спустя некоторое время заключили с ним контракт. Поди разбери, почему французов заинтересовали его работы.
Я противник всякого пафоса, - говорит Губарев.
Оно и заметно. Какой может быть пафос с носами, как у героев его картин? Ну не нравятся ему уверенные в своей силе строители светлого “завтра” с глазами стального цвета и шеями, растущими от ушей.
Может быть, именно поэтому и пришлись по душе иностранцам работы Губарева? Изображенный на его картинах быт интернационален, доходчив и в отличие от традиционных советских сюжетов не нуждается в переводе. Иностранцу не понять, глядя на изображение хрестоматийного советского героя, с чего бы это ему вскрывать свою грудную клетку и вырывать оттуда жизненно важный орган. И потом не упасть, корчась в муках, а с дырой в груди шагать впереди толпы, освещая путь куском окровавленного мяса. А тут - никакого пафоса, одна лишь повседневная жизнь, в чем-то смешная, в чем-то грустная. Быт, от которого не уйти ни в России, ни в Беларуси, ни во Франции.
И хотя французы могут подойти и спросить: а почему, к примеру, у его героя из кармашка пиджака торчит расческа? - Губареву все равно кажется, что во Франции его творчество понимают лучше, чем на родине. У нас картину выбирают под цвет обоев, обшивки мебели или чтобы закрыть пятно на стене. На Западе картина абсолютно самодостаточна, это к ней будут подбирать обои, мебель и даже дом.
После того как художник оставил на полотне последний мазок, изображенные на картинах персонажи начинают жить своей собственной жизнью. Вот, к примеру, полотно “Прошу тебя, Вася, только не напивайся!”, на котором Вася с супругой и тортиком в картонной коробочке шлепает на знакомый день рождения. Старушки на лавочках перемывают им косточки, а жена, толстая тетка на тонких ножках со скорбно поджатыми губами и злым глазом, шипит Васе на ухо последнее предупреждение. А Васе на него плевать, он все равно напьется, а может, еще и подерется, и спустя несколько часов Васина супруга, чертыхаясь, будет волочь его, пьяного вдрызг, на себе домой, не забывая отмечать, как отодвигаются уголки занавесок на соседских окнах.
Словом, все ясно с первого взгляда. Но это нам ясно, а иностранцы часами стоят перед его картинами, отыскивая в них тайный и явный смысл. А потом идут к мастеру, чтобы сверить свои ощущения с его творческим замыслом.
Вот как-то подошла к художнику со своим горем симпатичная француженка, которая три года назад приобрела ставшую для нее символом вечной любви деревенскую пастораль, где носатый кавалер баюкает на качелях унылую молодку. Все эти годы дама не могла нарадоваться отношениям влюбленных, но в последнее время вдруг стала сомневаться в искренности их чувств.
Тут Губареву захотелось сказать, что три года - это все-таки срок, за который можно не только разлюбить, но и возненавидеть. Однако, увидев, что дама расстроена не на шутку, он участливо сказал: мол, не правы вы. Настоящий мужчина не кричит на весь мир о своей любви, а сдержанно и с достоинством хранит в сердце образ любимой женщины. И доверчивая француженка отправилась домой, благодарно унося в своей чистой душе веру в светлые чувства героев любимой картины.
Его мастерская расположена на тихой улице в самом центре города, где деревья - выше домов, на третий этаж ведет скрипучая деревянная лестница, а зимой топится настоящая русская печь. Он начинает работать ранним утром, а закончить старается попозже, чтобы поскорее лечь спать и утром снова взяться за кисти.
Загрузка...