– Отвали.
– Я же сказал, отвали. Не мешай смотреть.
– А на что это ты смотришь?
– Вот идиот, Господи… Ну, на солнце.
Шестипалый поднял взгляд от черной поверхности почвы, усыпанной едой, опилками и измельченным торфом, и, щурясь, уставился вверх.
– Да… Живем, живем – а зачем? Тайна веков. И разве постиг кто-нибудь тонкую нитевидную сущность светил?
Незнакомец повернул голову и посмотрел на него с брезгливым любопытством.
– Шестипалый, – немедленно представился Шестипалый.
– Я Затворник, – ответил незнакомец. – Это у вас так в социуме говорят? Про тонкую нитевидную сущность?
– Уже не у нас, – ответил Шестипалый и вдруг присвистнул. – Вот это да!
– Чего? – подозрительно спросил Затворник.
– Вон, гляди! Новое появилось!
– Ну и что?
– В центре мира так никогда не бывает. Чтобы сразу три светила.
Затворник снисходительно хмыкнул.
– А я в свое время сразу одиннадцать видел. Одно в зените и по пять на каждом эпицикле. Правда, это не здесь было.
– А где? – спросил Шестипалый.
Затворник промолчал. Отвернувшись, он отошел в сторону, ногой отколупнул от земли кусок еды и стал есть. Дул слабый теплый ветер, два солнца отражались в серо-зеленых плоскостях далекого горизонта, и в этой картине было столько покоя и печали, что задумавшийся Затворник, снова заметив перед собой Шестипалого, даже вздрогнул.
– Снова ты. Ну, чего тебе надо?
– Так. Поговорить хочется.
– Да ведь ты не умен, я полагаю, – ответил Затворник. – Шел бы лучше в социум. А то вон куда забрел. Правда, ступай…
Он махнул рукой в направлении узкой грязно-желтой полоски, которая чуть извивалась и подрагивала, – даже не верилось, что так отсюда выглядит огромная галдящая толпа.
– Я бы пошел, – сказал Шестипалый, – только они меня прогнали.
– Да? Это почему? Политика?
Шестипалый кивнул и почесал одной ногой другую. Затворник взглянул на его ноги и покачал головой.
– Настоящие?
– А то какие же. Они мне так и сказали – у нас сейчас самый, можно сказать, решительный этап приближается, а у тебя на ногах по шесть пальцев… Нашел, говорят, время…
– Какой еще «решительный этап»?
– Не знаю. Лица у всех перекошенные, особенно у Двадцати Ближайших, а больше ничего не поймешь. Бегают, орут.
– А, – сказал Затворник, – понятно. Он, наверно, с каждым часом все отчетливей и отчетливей? А контуры все зримей?
– Точно, – удивился Шестипалый. – А откуда ты знаешь?
– Да я их уже штук пять видел, этих решительных этапов. Только называются по-разному.
– Да ну, – сказал Шестипалый. – Он же впервые происходит.
– Еще бы. Даже интересно было бы посмотреть, как он будет во второй раз происходить. Но мы немного о разном.
Затворник тихо засмеялся, сделал несколько шагов по направлению к далекому социуму, повернулся к нему задом и стал с силой шаркать ногами, так, что за его спиной вскоре повисло целое облако, состоящее из остатков еды, опилок и пыли. При этом он оглядывался, махал руками и что-то бормотал.
– Чего это ты? – с некоторым испугом спросил Шестипалый, когда Затворник, тяжело дыша, вернулся.
– Это жест, – ответил Затворник. – Такая форма искусства. Читаешь стихотворение и производишь соответствующее ему действие.
– А какое ты сейчас прочел стихотворение?
– Такое, – сказал Затворник.
Иногда я грущу,
глядя на тех, кого я покинул.
Иногда я смеюсь,
и тогда между нами
вздымается желтый туман.
– Какое ж это стихотворение, – сказал Шестипалый. – Я, слава Богу, все стихи знаю. Ну, то есть не наизусть, конечно, но все двадцать пять слышал. Такого нет, точно.
Затворник поглядел на него с недоумением, а потом, видно, понял.
– А ты хоть одно помнишь? – спросил он. – Прочти-ка.
– Сейчас. Близнецы… Близнецы… Ну, короче, там мы говорим одно, а подразумеваем другое. А потом опять говорим одно, а подразумеваем другое, только как бы наоборот. Получается очень красиво. В конце концов поднимаем глаза на стену, а там…
– Хватит, – сказал Затворник.
Наступило молчание.
– Слушай, а тебя тоже прогнали? – нарушил его Шестипалый.
– Нет. Это я их всех прогнал.
– Так разве бывает?
– По-всякому бывает, – сказал Затворник, поглядел на один из небесных объектов и добавил тоном перехода от болтовни к серьезному разговору: – Скоро темно станет.
– Да брось ты, – сказал Шестипалый, – никто не знает, когда темно станет.
– А я вот знаю. Хочешь спать спокойно – делай как я. – И Затворник принялся сгребать кучи разного валяющегося под ногами хлама, опилок и кусков торфа. Постепенно у него получилась огораживающая небольшое пустое пространство стена, довольно высокая, примерно в его рост. Затворник отошел от законченного сооружения, с любовью поглядел на него и сказал: – Вот. Я это называю убежищем души.
– Почему? – спросил Шестипалый.
– Так. Красиво звучит. Ты себе-то будешь строить?
Шестипалый начал ковыряться. У него ничего не выходило – стена обваливалась. По правде сказать, он и не особо старался, потому что ничуть не поверил Затворнику насчет наступления тьмы, – и, когда небесные огни дрогнули и стали медленно гаснуть, а со стороны социума донесся похожий на шум ветра в соломе всенародный вздох ужаса, в его сердце возникло одновременно два сильных чувства: обычный страх перед неожиданно надвинувшейся тьмой и незнакомое прежде преклонение перед кем-то, знающим о мире больше, чем он.
– Так и быть, – сказал Затворник, – прыгай внутрь. Я еще построю.
– Я не умею прыгать, – тихо ответил Шестипалый.
– Тогда привет, – сказал Затворник и вдруг, изо всех сил оттолкнувшись от земли, взмыл вверх и исчез за стеной, после чего все сооружение обрушилось на него, покрыв его равномерным слоем опилок и торфа. Образовавшийся холмик некоторое время подрагивал, потом в его стене возникло маленькое отверстие – Шестипалый еще успел увидеть в нем блестящий глаз Затворника – и наступила окончательная тьма.
Разумеется, Шестипалый, сколько себя помнил, знал все необходимое про ночь. «Это естественный процесс», – говорили одни. «Делом надо заниматься», – считали другие, и таких было большинство. Вообще, оттенков мнений было много, но происходило со всеми одно и то же: когда без всяких видимых причин свет гас, после короткой и безнадежной борьбы с судорогами страха все впадали в оцепенение, а придя в себя (когда светила опять загорались), помнили очень мало. То же самое происходило и с Шестипалым, пока он жил в социуме, а сейчас – потому, наверное, что страх перед наступившей тьмой наложился на равный ему по силе страх перед одиночеством и, следовательно, удвоился, – он не впал в обычную спасительную кому. Вот уже стих далекий народный стон, а он все сидел, съежась, возле холмика и тихо плакал. Видно вокруг ничего не было, и, когда в темноте раздался голос Затворника, Шестипалый от испуга нагадил прямо под себя.
– Слушай, кончай долбить, – сказал Затворник, – спать мешаешь.
– Я не долблю, – тихо отозвался Шестипалый. – Это сердце. Ты б со мной поговорил, а?
– О чем? – спросил Затворник.
– О чем хочешь, только подольше.
– Давай о природе страха?
– Ой, не надо! – запищал Шестипалый.
– Тихо ты! – зашипел Затворник. – Сейчас сюда все крысы сбегутся.
– Какие крысы? Что это? – холодея, спросил Шестипалый.
– Это существа ночи. Хотя на самом деле и дня тоже.
– Не повезло мне в жизни, – прошептал Шестипалый. – Было б у меня пальцев сколько положено, спал бы сейчас со всеми. Господи, страх-то какой… Крысы…
– Слушай, – заговорил Затворник, – вот ты все повторяешь – Господи, Господи… у вас там что, в Бога верят?
Бройлерный цыпленок по имени Затворник смог выбраться из своей клетки-инкубатора и посетить несколько других клеток (социумов). В каждой клетки росло сообщество цыплят, имеющих свое представление об устройстве мира и социальную иерархию.
Затворник, обладая незаурядными умственными способностями, понял, что их вселенная представляет собой некий комбинат (Бройлерный комбинат имени Луначарского), управляемый богами (людьми). Остальные цыплята, живущие в рамках своего социума, не понимали, своего предназначения и происхождения (но строили различные гипотезы). Затворник же понял, что они выращиваются ради пищи для богов.
Однажды, Затворник познакомился с цыпленком, который родился с шестью пальцами и был изгнан за это из своего социума. Затворник сделал Шестипалого своим учеником.
Вместе они путешествовали от мира к миру (из клетки в клетку), накапливая и обобщая знания и опыт (всего миров было 70). Высшей целью Затворника было осмысление некоего загадочного явления под названием "полёт". Затворник верит: освоив "полёт", он сможет вырваться за пределы вселенной комбината. Будучи не в силах постичь "полет", но зная, что он как-то связан с крыльями, Затворник стал тренировать свои крылья с помощью гаек (заставляя Шестипалого делать тоже самое).
...– А ты уверен, что так можно научиться летать?
– Нет. Не уверен. Наоборот, я подозреваю, что это бесполезное занятие.
– А зачем тогда оно нужно? Если ты сам знаешь, что это бесполезно?
– Как тебе сказать. Потому что, кроме этого, я знаю еще много других вещей, и одна из них вот какая – если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница?...
В один прекрасный момент, Затворника и Шестипалого поймали "боги", наклеили на ногу Шестипалому ленту и посадили в клетку, в которой цыплята были уже почти готовы к забою. Местное сообщество восприняло друзей, как посланников богов. Затворник, понимая, что они скоро погибнут, стал пропагандировать отказ от пищи (слишком худых цыплят отправляли снова на откорм). Кстати, в конце повести выяснилось, что это действительно продлило им жизнь.
...Ну и дрянь, – сокрушенно заметило первое лицо. – Чего с ними делать, непонятно. Они же полудохлые все. Ну что, будем забивать?
– Нет, не будем. Давай включай конвейер, подгоняй другой контейнер, а здесь – чтобы завтра кормушку починил. Как они не передохли только...
Затворник устал от трудности постижения мира и, подобно , собрался сделать последнюю попытку (забраться на купол кормушки) и, в случае неудачи, покончить жизнь самоубийством, отправившись с другими цыплятами на забой.
Но, в этот момент, его и Шестипалого схватил люди (Шестипалому собирались отрубить лапки и забрать их в качестве сувенира). И тут случилось чудо. Натренированные крылья цыплят помогли им вырваться их рук людей и вылететь из клетки. Только сейчас Затворник понял, что такое полет.
...Слушай, – закричал он, – да ведь это и есть полет! Мы летали!
Затворник кивнул головой.
– Я уже понял, – сказал он. – Истина настолько проста, что за нее даже обидно...
Друзья смогли выбраться из комбината через разбитое окно и полететь в большой мир.
Отрывок из повести
– После смерти нас, как правило, ввергают в ад. Я насчитал не меньше пятидесяти разновидностей того, что там происходит. Иногда мертвых рассекают на части и жарят на огромных сковородах. Иногда запекают целиком в железных комнатах со стеклянной дверью, где пылает синее пламя или излучают жар добела раскаленные металлические столбы. Иногда нас варят в гигантских разноцветных кастрюлях. А иногда, наоборот, замораживают в кусок льда. В общем, мало утешительного.
– А кто это делает, а?
– Как кто? Боги.
– Зачем им это?
– Видишь ли, мы являемся их пищей.
Шестипалый вздрогнул, а потом внимательно поглядел на свои дрожащие коленки.
– Больше всего они любят именно ноги, – заметил Затворник. – Ну и руки тоже. Именно о руках я с тобой и собираюсь поговорить. Подними их.
Шестипалый вытянул перед собой руки – тонкие, бессильные, они выглядели довольно жалко.
– Когда-то они служили нам для полета, – сказал Затворник, – но потом все изменилось.
– А что такое полет?
– Точно этого не знает никто. Единственное, что известно, – это то, что надо иметь сильные руки. Гораздо сильнее, чем у тебя или даже у меня. Поэтому я хочу научить тебя одному упражнению. Возьми две гайки.
Шестипалый с трудом подтащил два тяжеленных предмета к ногам Затворника.
– Вот так. Теперь просунь концы рук в отверстия.
Шестипалый сделал и это.
– А теперь поднимай и опускай руки вверх-вниз… Вот так.
Через минуту Шестипалый устал до такой степени, что не мог сделать больше ни одного маха, как ни старался.
– Все, – сказал он, опустил руки, и гайки повалились на пол.
– Теперь посмотри, как делаю я, – сказал Затворник и надел на каждую руку по пять гаек. Несколько минут он продержал руки разведенными в стороны и, казалось, совершенно не устал. – Ну как?
Конспект урока в 10-м классе по теме
«Проблема счастья и смысла жизни в рассказе В. Пелевина «Затворник и Шестипалый».
Форма урока – урок внеклассного чтения.
Данный урок может быть проведён после изучения романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» или после изучения поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?»
Тип урока – изучение нового материала.
Методы работы на уроке: эвристический, исследовательский метод, метод творческого чтения, литературной беседы, самостоятельной работы, создание небольших презентаций.
Компьютерная поддержка урока в виде мультимедийной презентации позволяет реализовать следующие цели:
Создать эмоциональный настрой в ходе урока;
Сделать восприятие материала более зримым, полным, расширить кругозор обучающихся;
Необычным образом проанализировать эпизоды рассказа, чтобы наглядно представить мир рассказа;
Более понятно и точно провести работу с теоретическим материалом и лексическую работу;
Оптимизировать время урока, более рационально его использовать.
Цель: анализ рассказа современного писателя В. Пелевина «Затворник и Шестипалый».
Задачи: | 1. добиться глубокого понимания идейного содержания рассказа; 2. совершенствовать навыки анализа эпизода, характеристики персонажа; 3. при помощи лексической работы обратить на значимость каждого слова в художественном произведении; 4. связать классическую литературу с современной: понятие «вечных» тем; 5. обратить внимание на новаторский характер прозы В. Пелевина. |
Развивающие: 1. развивать навыки выразительного чтения; 2. развивать самостоятельность мышления; 3. развивать творческие способности, умение решать нестандартные задачи; 4. совершенствовать навыки устной монологической речи. |
|
Воспитательные: 1. заставить задуматься о смысле жизни, о счастье, о любви, ответственности и т.д.; 2. воспитывать активную жизненную позицию; 3. прививать любовь к чтению. |
Скачать:
Предварительный просмотр:
Подписи к слайдам:
По теме: методические разработки, презентации и конспекты
Тема системно - деятельного урока: Явление электромагнитной индукции. Урок комбинированный «Повторение свойств магнитного поля, тестирование, изучение нового материала». Форма организации познава...
Открытый урок по физике в 9 классе "Явление электромагнитной индукции" и презентация к уроку.
Тема системно - деятельного урока: Явление электромагнитной индукции. Урок комбинированный «Повторение свойств магнитного поля, тестирование, изучение нового материала». Форма организации познавательн...
Если честно, язык не поворачивается назвать этот рассказ философским (как он обозначен здесь), а тем более гениальным, как его позиционируют многие прочитавшие. Все-таки философия - понятие, подразумевающее категории намного более глубокие, чем мысли, обозначенные в этом произведении. Ну, если позволите, это такая философия-лайт, что ли. Чтобы обыватель разобрался, уловил сравнение. Не скажу, что это плохо, но в моем восприятии литературы подобное низводит произведение к уровню намного более низкому, чем «философский шедевр».
А о чем вообще речь? Два цыпленка - Шестипалый и Затворник - вникают в суть происходящего вокруг, понимают, где они на самом деле находятся, и в чем смысл их жизни. Кроме них в рассказе большое внимание уделено социуму. Ну, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять намек. Социум слепо верит своим лидерам, кормит их и радуется одному тому факту, что сумел протиснуться поближе к кормушке. Философско? Я бы не сказал. Вполне прозрачное сравнение. Что дальше? А дальше у нас неудачный побег, возврат и сухонькая хэппиэндочка с элементами пафоса и экшена. Я не совсем понимаю, каким образом удалось цыплятам разобрать кормушку, но больше всего я не понимаю, как удавалось Затворнику, побывав в пяти мирах (а это почти полгода жизни), оставаться незаметным для людей-богов. Видимо, он совсем не рос, иначе люди обязательно обратили бы внимание на подобного «акселерата». Полет, соответственно, также остается на совести автора. Логических дыр в произведении хватает.
Теперь о смысловой начинке. Главная идея, как мне показалось, заключается в простой фразе: «лучше делать что-то, хоть и с призрачными шансами на успех, чем не делать ничего». Что ж, довольно правильная мысль. И довольно странное, опять же, поведение Затворника в самом конце, где он решает сложить лапки и умереть вместе со всеми. Ну да ладно; спишем на временное помешательство. Еще стоит отметить диалог о любви. Это, разумеется, самое лучшее и удачное место рассказа. Но жаль, что к основной идее оно никакого отношения фактически не имеет. Просто хорошее отвлеченное рассуждение.
И в финале отмечу язык произведения. Читается рассказ легко, но уровень владения «великим и могучим» на уровне журналиста все же, а не писателя. Ожидаемый от цыплят нарочито просторечный стиль не выдержан. Цыплята то и дело норовят ввернуть в разговоре слова, смысла которых знать им просто неоткуда. Ну и конечно фразы типа «кивнул головой» оставляют об авторе не самое благоприятное впечатление.
Итог. Серенький рассказ с парой неплохих идей, но не более того. Ожидания мои, к сожалению, не оправдались. Как всегда, много шума из ничего.
Оценка: 6
Собственно, все, что Пелевин писал в дальнейшем - вариации на тему этой повести (ну и «Принца Госплана», фабулой ничем не отличающегося от «Затворника и Шестипалого»). Освобождение, через отрыв от социума. Менялись только декорации.
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
С годами побег с птицефабрики обратился в сход с поезда, отбытие во Внутреннюю Монголию, выход из чата, возвращение в Оптину Пустынь или, на худой конец, в уходящего по тропинке Туборг-мена - но смысл остался тем же.
И все-таки в «Затворнике и Шестипалом» идея еще свежа, проста и честна.
Оценка: 9
Пелевин зачастую пишет об одном и том же, но невероятно, его каждый раз читаешь с беспредельным интересом. «Жизнь насекомых», «Шестипалый и Затворник» - одно и тоже, об одном и том же. В этой повести очень много контекстов, но для меня это, в первую очередь, своеобразная прививка релятивизма, переходящая в агностицизм. Вечный человеческий философский спор о том, действительно ли «правда всегда одна»? Каждый решает сам для себя, но мне эта повесть очень близка, т.к. я во всем согласен с Пелевиным.
Насколько на самом деле человечество ничего не знает, начиная с возникновения жизни и заканчивая вопросом о возникновении мира! Религия говорит о божественном влиянии, наука пытается все объяснить ими же придуманными терминами, которые могут не иметь ничего общего с реальными законами вселенной (потому что, может быть это и не вселенная и она не одна). Мы ничего не знаем. А среднестатистическому индивидууму с социуме, тому и вообще все равно!В результате на выходе получается вот такой вот диалог:
Каждый, как может, лезет к кормушке. Закон жизни.
– Понятно. А зачем тогда все это?
– Что «это»?
– Ну, вселенная, небо, земля, светила – вообще, все.
– Как зачем? Так уж мир устроен.
– А как он устроен? – с интересом спросил Затворник.
– Так и устроен. Движемся в пространстве и во времени. Согласно законам жизни.
– А куда?
– Откуда я знаю. Тайна веков.
Черт!:glasses: Это гениально! Буквально на днях я видел по «national geographic» весьма солидного ученого, который с воодушевлением говорил, что ему удалось таки доказать, что не бог создал мир, т.к. он бы не успел это сделать, потому что до Большого взрыва не было времени!:dont: Вот так. Закон жизни и тайна веков. И потеря потерь.
И чем мы, собственно, отличаемся от бройлеров с «Бройлерного комбината имени Луначарского»?
Оценка: 10
Аннотацию однозначно нужно поменять. Жуткий спойлер. И предупредить, чтобы не читали комментарии пока повесть не осилят, так как спойлеров очень много, а именно здесь очень важно не знать всего сразу. В Затворнике и Шестипалом я впервые получил удовольствие от настолько неожиданного оборота. Это позднее уже стал в каждой новой книжке настороженно предполагать: а вдруг здесь речь идет совсем не о том, что я думаю. А тогда восторг был просто необычайный.
Оценка: 10
Вы когда-нибудь в детстве задумывались над тем, как выглядит ваша комната, скажем, с точки зрения игрушечного солдатика или куклы? Как простираются где-то вдалеке эти огромные кровать, стол, шкаф, а ковер подобен целой стране или материку. Как они стали бы смотреть на нас, людей? Что бы стали думать об окружающем мире и как попробовали объяснить себе все явления природы? «Затворник и Шестипалый» - история двух смелых бройлеров, живущих на птицефабрике и однажды решающих заглянуть чуть дальше, чем их сородичи.
Когда-то Аркадий и Борис Стругацкие гуляли и увидели на обочине остатки от чьего-то пикника, и Аркадий сказал: «Интересно, а что бы думали по поводу этих штуковин, скажем, муравьи?» Так появился «Пикник на обочине». Когда-то Роберт Хайнлайн задумался над тем, что если люди отправятся в полет на космическом Ноевом ковчеге, то через несколько поколений они будут считать корабль самой Вселенной, полной и цельной. Так появились «Пасынки Вселенной». Когда-то позже Виктор Олегович Пелевин изучил уже пройденный опыт и задумал изобразить нечто среднее между двумя предыдущими. И появилась повесть «Затворник и Шестипалый». Но нельзя говорить, что Пелевин просто заимствовал идею и сам текст посредственнен - это было бы большой ошибкой. Произведение имеет ряд значительных достоинств:
» - Всегда поражался, - тихо сказал Шестипалому Затворник, - как здесь всё мудро устроено. Те, кто стоит близко к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что всё время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.
Что ж, не нравится? - спросил сбоку чей-то голос.
Нет, не нравится, - ответил Затворник.»
Без аллюзий на конкретное общество, автор наглядно демонстрирует свое видение абсурда общественного устройства, его непонятных оправданий и неверных ориентиров. Также роль изгоя в социуме показана ярко и наглядно, не исключая, а даже указывая на то, что индивид умнее стада, толпы. Чего только стоит пример в отправлением главных героев за Стену Мира (живая пирамида) - это было забавно.
2) Философский аспект:
«Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае.»
«Мы живы до тех пор, пока у нас есть надежда, - сказал Затворник. - А если ты её потерял, ни в коем случае не позволяй себе догадаться об этом. И тогда что-то может измениться. Но всерьёз надеяться на это ни в коем случае не надо.»
«Если считать, что всю жизнь тонешь - а так это и есть, - то любовь - это то, что помогает тебе удерживать голову над водой. А если сказать коротко, любовь - это то, из-за чего каждый находится там, где он находится.»
Найти мудрую грань между привычными крайностями порой не так просто. Через диалоги Затворника и Шестипалого мы рассуждаем над вопросами надежды, любви, мира. Всегда интересно послушать, когда о сложных вещах говорят простыми словами. Да и в целом повесть очень глубока.
» – Я же, по воле богов и их посланца, моего господина, хочу научить вас, как спастись. Для этого надо победить грех. А вы хоть знаете, что такое грех?
Ответом было молчание.
– Грех – это избыточный вес. Греховна ваша плоть, ибо именно из-за нее вас поражают боги. Подумайте, что приближает ре… Страшный Суп? Да именно то, что вы обрастаете жиром. Ибо худые спасутся, а толстые нет. Истинно так: ни один костлявый и синий не будет ввергнут в пламя, а толстые и розовые будут там все. Но те, кто будет отныне и до Страшного Супа поститься, обретут вторую жизнь. Ей, Господи! А теперь встаньте и больше не грешите.»
» – Слушай, – еле слышно прошептал Шестипалый, – а ты говорил, что знаешь их язык. Что они говорят?
– Эти двое? Сейчас. Первый говорит: «Я выжрать хочу». А второй говорит: «Ты больше к Дуньке не подходи».
– А что такое Дунька?
– Область мира такая.»
И еще много-много классных моментов, придающих повести о двух бройлерах яркость и удовольствие о чтения.
4) И конечно же, динамичность сюжета. Сюжет развивается настолько быстро, что ни один читатель не заскучает, если его интересуют вышеназванные пункты. Всегда удивляет, как у Виктора Пелевина получается соединять и глубокие рассуждения в яркой обёртке, и предельную динамичность сюжета одновременно. Это талант, товарищи.
В качестве итога скажу, что для знакомства с автором (а читавшие Пелевина уже наверняка знакомы с повестью) «Затворник и Шестипалый» подходит идеально. Некоторых могут отпугивать совсем не радужные аллюзии Пелевина на СССР или Россию. Некоторых могут утомлять отсылки к буддизму, сомнамбулизму и солипсизму. Как раз этих острых и спорных моментов повесть «Затворник и Шестипалый» лишена. Остаются только лишь однозначные достоинства.
Оценка: 9
Без преувеличения, одна из лучших вещей Пелевина. Можно было бы сказать, что это эдакий «Бойцовский клуб», только… про цыплят. Но «Бойцовский клуб» был опубликован шестью годами позже…
«Затворник и Шестипалый» - это притча о «духовных практиках», и, так сказать, «духовных практикантах». Цыпленок-бройлер – это будущее блюдо или все же птица? Человек – расходный материал цивилизации или - ?
Что сразу радует в этой повести – юмор. Серьезнейшие метафизические проблемы автор исследует с улыбкой, постоянно иронизируя над пернатыми философами и их (читай – своими) идеями. Ирония и самоирония – это то, что не позволяет Пелевину скатиться до уровня пафосных шизотерических вероучителей, оставаясь поставщиком качественной художественной литературы. А юмор высочайшей пробы – быт «богов» (работников птицефабрики) глазами цыплят, куриные религии и политические системы, многочисленные исторические отсылки. А толкования разговоров рабочих и «божественные» песни?
Цыплята, движущиеся по конвейеру к «цеху номер один» - метафора человеческой цивилизации, превратившейся из способа существования в самоцель, системы, которая сама не знает, к чему стремится и старательно приближает катастрофу, думая только о самоутверждении и материальном обогащении. И можно выдумывать тысячу оправданий своего существования и хитрых полумер – только одна простая вещь спасет от окончательной гибели.
Итог: пелевинские цыплята пробивают скорлупу иллюзий - за 6 лет до «Бойцовского клуба» и за 9 лет до «Матрицы».
Оценка: 10
Хороший рассказ. Я не читал Кастанеду (т.е пробовал, но не понравилось), про чайку у Р.Баха читал, но не восторгался; поэтому «Затворник» произвёл на меня весьма хорошее впечатление. И сюжет неплох, и разные интересные мысли-фразы, и сама по себе речь - очень занимательное повествование. Есть и интрига, хочется, чтобы героям удалось спастись, и когда это в финале получается - испытываешь чувство удовлетворения и радости.
В общем выискивать недостатки неохота. Вещь своеобразная и нескучная, могу порекомендовать её всем взрослым людям, для детей, мне думается, не подойдёт.
Оценка: 9
Интересно описана жизнь куриного социума с явно выраженной иронией на Совок со своей иерархией и великой кормушкой, признанным коллективным творчеством и где все в основном просто бездушное мясо, но с любовью к самосознанию и свободе некоторых творческих личностей. Хорошо удалось Пелевину в небольшом рассказе отобразить глубоко и интересно целый мир курятника с бесславным завершением цикла каждого поколения такого социума.
Оценка: 9
Очень забавная «сказка со смыслом», в духе советских диссидентских «фиг в кармане» с последней страниц «Литературной газеты» времён застоя. Ничего особо оригинального в пелевинской сказке нет, но «встреча Фазиля Искандера с Ричардом Бахом» состоялась в приятной, дружественной атмосфере. Читатели «Затворника и Шестипалого» чувствуют себя умнее и смелее по прочтении повести, и это, несомненно, главный позитивный итог. Но и юмор повести действительно первосортный, лёгкий, ненатужливый (сие приятно отличает начальный период творчества Пелевина от его зрелого творчества, когда Пелевин принялся острить со скрежетом зубовным, как бы мучаясь запором).
Особо приятны «пасхалки», разложенные Пелевиным для действительно умных читателей, своего рода скрытые опровержения концептуальных переворотов сюжета.
Оценка: 8
Браво! Твердая 10! Редкий случай, когда читать о работе птицекомбината интересно. Редкий случай, когда рассказ от лица микромира к макро есть не только забавно-занятный прием, но содержит в себе глубокую (не путать со сложно-мудреной) подоплеку. И, наконец, еще более редкий случай, когда чтение такого творения доставляет искреннее удовольствие. Таких точных, одновременно едких и жизнеутверждающих аллюзий я на своей памяти не встречал. В кои-то веки мне удалось познакомится в мире современной литературы с тем, что без всяких натяжек можно обозвать и сатирой и художественным произведением.
Отвали.
Я же сказал, отвали. Не мешай смотреть.
А на что это ты смотришь?
Вот идиот, Господи Ну, на солнце.
Шестипалый поднял взгляд от черной поверхности почвы, усыпанной едой, опилками и измельченным торфом, и щурясь уставился вверх.
Да Живем, живем а зачем? Тайна веков. И разве постиг ктонибудь тонкую нитевидную сущность светил?
Незнакомец повернул голову и посмотрел на него с брезгливым любопытством.
Шестипалый, немедленно представился Шестипалый.
Я Затворник, ответил незнакомец. Это у вас так в социуме говорят? Про тонкую нитевидную сущность?
Уже не у нас, ответил Шестипалый и вдруг присвистнул. Вот это да!
Чего? подозрительно спросил Затворник.
Вон, гляди! Новое появилось!
Ну и что?
В центре мира так никогда не бывает. Чтобы сразу три светила.
Затворник снисходительно хмыкнул.
А я в свое время сразу одиннадцать видел. Одно в зените и по пять на каждом эпицикле. Правда, это не здесь было.
А где? спросил Шестипалый.
Затворник промолчал. Отвернувшись, он отошел в сторону, ногой отколупнул от земли кусок еды и стал есть. Дул слабый теплый ветер, два солнца отражались в серо-зеленых плоскостях далекого горизонта, и в этой картине было столько покоя и печали, что задумавшийся Затворник, снова заметив перед собой Шестипалого, даже вздрогнул.
Снова ты. Ну, чего тебе надо?
Так. Поговорить хочется.
Да ведь ты не умен, я полагаю, ответил Затворник. Шел бы лучше в социум. А то вон куда забрел. Правда, ступай
Он махнул рукой в направлении узкой грязно-желтой полоски, которая чуть извивалась и подрагивала, даже не верилось, что так отсюда выглядит огромная галдящая толпа.
Я бы пошел, сказал Шестипалый, только они меня прогнали.
Да? Это почему? Политика?
Шестипалый кивнул и почесал одной ногой другую. Затворник взглянул на его ноги и покачал головой.
Настоящие?
А то какие же. Они мне так и сказали у нас, можно сказать, самый решительный этап приближается, а у тебя на ногах по шесть пальцев Нашел, говорят, время
Какой еще «решительный этап»?
Не знаю. Лица у всех перекошенные, особенно у Двадцати Ближайших, а больше ничего не поймешь. Бегают, орут.
А, сказал Затворник, понятно. Он, наверно, с каждым часом все отчетливей и отчетливей? А контуры все зримей?
Точно, удивился Шестипалый. А откуда ты знаешь?
Да я их уже штук пять видел, этих решительных этапов. Только называются по-разному.
Да ну, сказал Шестипалый. Он же впервые происходит.
Еще бы. Даже интересно было бы посмотреть, как он будет во второй раз происходить. Но мы немного о разном.
Затворник тихо засмеялся, сделал несколько шагов по направлению к далекому социуму, повернулся к нему задом и стал с силой шаркать ногами так, что за его спиной вскоре повисло целое облако, состоящее из остатков еды, опилок и пыли. При этом он оглядывался, махал руками и что-то бормотал.
Чего это ты? с некоторым испугом спросил Шестипалый, когда Затворник, тяжело дыша, вернулся.
Это жест, ответил Затворник. Такая форма искусства. Читаешь стихотворение и производишь соответствующее ему действие.
А какое ты сейчас прочел стихотворение?
Такое, сказал Затворник.
Иногда я грущу,
глядя на тех, кого я покинул.
Иногда я смеюсь,
и тогда между нами
вздымается желтый туман.
Какое ж это стихотворение, сказал Шестипалый. Я, слава Богу, все стихи знаю. Ну, то есть не наизусть, конечно, но все двадцать пять слышал. Такого нет, точно.
Затворник поглядел на него с недоумением, а потом, видно, понял.
А ты хоть одно помнишь? спросил он. Прочти-ка.
Сейчас. Близнецы Близнецы Ну, короче, мы там говорим одно, а подразумеваем другое. А потом опять говорим одно, а подразумеваем другое, но как бы наоборот. Получается очень красиво. В конце концов поднимаем глаза на стену, а там
Хватит, сказал Затворник.
Наступило молчание.
Слушай, а тебя тоже прогнали? нарушил его Шестипалый.
Нет. Это я их всех прогнал.
Так разве бывает?
По-всякому бывает, сказал Затворник, поглядел на один из небесных объектов и добавил тоном перехода от болтовни к серьезному разговору: Скоро темно станет.
Да брось ты, сказал Шестипалый, никто не знает, когда темно станет.
А я вот знаю. Хочешь спать спокойно делай как я. И Затворник принялся сгребать кучи разного валяющегося под ногами хлама, опилок и кусков торфа. Постепенно у него получилась огораживающая небольшое пустое пространство стена, довольно высокая, в его рост. Затворник отошел от законченного сооружения, с любовью поглядел на него и сказал: Вот. Я это называю убежищем души.
Почему? спросил Шестипалый.
Так. Красиво звучит. Ты себе-то будешь строить?
Шестипалый начал ковыряться. У него ничего не выходило стена обваливалась. По правде говоря, он и не особо старался, потому что ничуть не поверил Затворнику насчет наступления тьмы, и когда небесные огни дрогнули и стали медленно гаснуть, а со стороны социума донесся похожий на шум ветра в соломе всенародный вздох ужаса, в его сердце возникло одновременно два сильных чувства: обычный страх перед неожиданно надвинувшейся тьмой и незнакомое прежде преклонение перед кем-то знающим о мире больше, чем он.
Так и быть, сказал Затворник, прыгай внутрь. Я еще построю.
Я не умею прыгать, тихо ответил Шестипалый.
Тогда привет, сказал Затворник и вдруг, изо всех сил оттолкнувшись от земли, взмыл вверх и исчез за стеной, после чего все сооружение обрушилось на него, покрыв его равномерным слоем опилок и торфа. Образовавшийся холмик некоторое время подрагивал, потом в его стене возникло маленькое отверстие Шестипалый еще успел увидеть в нем блестящий глаз Затворника, и наступила окончательная тьма.
Разумеется, Шестипалый, сколько себя помнил, знал все необходимое про ночь. «Это естественный процесс», говорили одни. «Делом надо заниматься», считали другие, и таких было большинство. Вообще, оттенков мнений было много, но происходило со всеми одно и то же: когда без всяких видимых причин свет гас, после короткой и безнадежной борьбы с судорогами страха все впадали в оцепенение, а придя в себя (когда светила опять загорались), помнили очень мало. То же самое происходило и с Шестипалым, пока он жил в социуме, а сейчас потому, наверное, что страх перед наступившей тьмой наложился на равный ему по силе страх перед одиночеством и, следовательно, удвоился, он не впал в обычную спасительную кому. Вот уже стих далекий народный стон, а он все сидел съежась возле холмика и тихо плакал. Видно вокруг ничего не было, и, когда в темноте раздался голос Затворника, Шестипалый от испуга нагадил прямо под себя.
Слушай, кончай долбить, сказал Затворник, спать мешаешь.
Я не могу, тихо отозвался Шестипалый. Это сердце. Ты б со мной поговорил, а?
О чем? спросил Затворник.
О чем хочешь, только подольше.
Давай о природе страха?
Ой, не надо! запищал Шестипалый.
Тихо ты! прошипел Затворник. Сейчас сюда все крысы сбегутся.
Какие крысы? Что это? холодея спросил Шестипалый.
Это существа ночи. Хотя на самом деле и дня тоже.
Не повезло мне в жизни, прошептал Шестипалый. Было б у меня пальцев сколько положено, спал бы сейчас со всеми. Господи, страх-то какой Крысы
Слушай, заговорил Затворник, вот ты все повторяешь Господи, Господи у вас там что, в Бога верят?
Черт его знает. Что-то такое есть, это точно. А что никому не известно. Вот, например, почему темно становится? Хотя, конечно, можно и естественными причинами объяснить. А если про Бога думать, то ничего в жизни и не сделаешь
А что, интересно, можно сделать в жизни? спросил Затворник.
Как что? Чего глупые вопросы задавать будто сам не знаешь. Каждый как может лезет к кормушке. Закон жизни.
Понятно. А зачем тогда все это?
Что «это»?
Ну, вселенная, небо, земля, светила вообще все.
Как зачем? Так уж мир устроен.
А как он устроен? с интересом спросил Затворник.
Так и устроен. Движемся в пространстве и во времени. Согласно законам жизни.
Откуда я знаю. Тайна веков. От тебя, знаешь, свихнуться можно.
Это от тебя свихнуться можно. О чем ни заговори, у тебя все или закон жизни, или тайна веков.
Не нравится, так не говори, обиженно сказал Шестипалый.
Да я и не говорил бы. Это ж тебе в темноте молчать страшно.
Шестипалый как-то совершенно забыл об этом. Прислушавшись к своим ощущениям, он вдруг заметил, что не испытывает никакого страха. Это его до такой степени напугало, что он вскочил на ноги и кинулся куда-то вслепую, пока со всего разгона не треснулся головой о невидимую в темноте Стену Мира.
Издалека послышался скрипучий хохот Затворника, и Шестипалый, осторожно переставляя ноги, побрел навстречу этим единственным во всеобщей тьме и безмолвии звукам. Добравшись до холмика, под которым сидел Затворник, он молча улегся рядом и, стараясь не обращать внимания на холод, попытался уснуть. Момента, когда это получилось, он даже не заметил.
Загрузка...