Олицетворения в рассказе как я стал писателем. План-конспект урока по литературе (8 класс) на тему: Конспект по литературе на тему: "И.С

Все, что написано Иваном Шмелевым, служит глубинному познанию России, ее корневой системы, пробуждению любви к нашим праотцам. До конца своих дней чувствовал он саднящую боль от воспоминаний о Родине, ее природе, ее людях. В последних книгах великого писателя - крепчайший настой первородных русских слов, самый лик России, которая видится ему в своей кротости и поэзии.“Этот весенний плеск остался в моих глазах - с праздничными рубахами, сапогами, лошадиным ржаньем, с запахами весеннего холодка, теплом и солнцем. Остался живым в душе, с тысячами Михаилов и Иванов, со всем мудреным до простоты-красоты душевным миром русского мужика, с его лукаво-веселыми глазами, то ясными как вода, то омрачающимися до черной мути, со смехом и бойким словом, с лаской и дикой грубостью. Знаю, связан я с ним до века. Ничто не выплеснет из меня этот весенний плеск, светлую весну жизни... Вошло - и вместе со мной уйдет” (“Весенний плеск”),О Шмелеве, особенно его позднем творчестве, писали немало и основательно. Только по-немецки вышли две фундаментальные работы, существуют серьезные исследования и на других языках, число статей и рецензий велико. И все же среди этого обширного списка выделяются труды русского философа и публициста И. А. Ильина, которому Шмелев был особенно близок духовно и который нашел собственный ключ к шмелевскому творчеству как творчеству глубоко национальному. О “Лете Господнем” он, в частности, писал:“Великий мастер слова и образа, Шмелев создал здесь в величайшей простоте утонченную и незабываемую ткань русского быта, в словах точных, насыщенных и изобразительных: вот “тартбнье мартовской капели”; вот в солнечном луче “суетятся золотинки”, “хряпкают топоры”, покупаются “арбузы с подтреском”, видна “черная каша галок в небе”. И так зарисовано все: от разливанного постного рынка до запахов и молитв яблочного Спаса, от “розговин” до крещенского купанья в проруби. Все узрено и показано насыщенным видением, сердечным трепетом; все взято любовно, нежным, упоенным и упоительным проникновением; здесь все лучится от сдержанных, не проливаемых слез умиленной и благодарной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви”.И действительно, “Богомолье”, “Лето Господне”, “Родное”, а также рассказы “Небывалый обед”, “Мартын и Кинга” объединены не только биографией ребенка, маленького Вани. Через материальный мир, густо насыщенный бытовыми и психологическими подробностями, читателю открывается нечто более масштабное. Кажется, вся Россия, Русь предстает здесь “в преданьях старины глубокой”, в волшебном сочетании наивной серьезности, строгого добродушия и лукавого юмора. Это воистину “потерянный рай” Шмелева-эмигранта. Поэтому так велика сила пронзительной любви к родной земле, поэтому так ярки и незабываемы сменяющие друг друга картины.

План – конспект урока литературы

Тема: «Через тернии к…» (урок по рассказу И.С. Шмелева «Как я стал писателем») (2013 год)

Учитель: Судоргина Светлана Юрьевна

Место работы: МАОУ «СОШ №24» г.Сыктывкар, Республика Коми

Должность: учитель русского языка и литературы,

Предмет: литература

Класс: 8

Используемая технология: технология развития критического мышления.

Цель урока: проследить, насколько труден путь к творчеству.

Задачи:

    обучающие

    развивать умение анализировать текст, аргументировать свою точку зрения, выделять главную мысль в тексте и его отрывке, сравнивать, обобщать, систематизировать, прогнозировать;

    развивающие

    содействовать развитию критического мышления;

    способствовать развитию положительной мотивации к учебно–познавательной деятельности;

    способствовать развитию регулятивных универсальных учебных действий;

    воспитательные

    оказать помощь обучающимся в воспитании души и силы чувств.

Тип урока: урок внеклассного чтения с использованием национально регионального компонента

Формы работы учащихся : фронтальная, парная, групповая.

Необходимое техническое оборудование: компьютер, мультимедийный проектор.

Структура и ход урока: представлены в таблице №1

Таблица 1. Структура и ход урока

Этап урока

Деятельность учителя

Деятельность учеников

Время

(в мин.)

Организационный момент

Создание атмосферы учебного сотрудничества, ситуации успеха, стимулирование учащихся к постановке личных целей и их достижения

Приветствует учащихся, выявляет настрой учащихся на совместную деятельность.

Приветствуют учителя

1 мин

Этап «Вызов»

Слово учителя:

Сегодня мы познакомимся с еще одним великим мастером русского слова И.С. Шмелевым.

Обратимся к теме урока. Как вы понимаете слово «тернии?»

    Книжное устар. Всякое колючее растение

    Переносное значение. Трудности, невзгоды, препятствия.

    «Через тернии к звездам»- известное изречение, авторство приписывается к древнеримскому философу Сенеке.

Продолжим тему, какие бы вы слова добавили?

Запишем тему.

Исходя из формулировки темы, определите цель урока

Слово учителя:

Прочитав рассказ, мы убедились, что путь Шмелева И. С. В литературу был нелегким. Какие факторы могут влиять на формирование характера человека, его мировоззрения? Важно ли знать, в какое историческое время происходит становление личности писателя? Почему?

Сформулируйте в виде вопросов, что бы вы хотели узнать о биографии и творчестве Шмелева?

Учащиеся отвечают, находят нужное значение.

Учащиеся предлагают: к успеху, звездам, признанию.

Цель урока- проследить, насколько труден путь к творчеству.

Учащиеся слушают сообщение ученика по биографии писателя и заполняют таблицу (слайд №1)

4 мин

Этап осмысления

Мы уже отметили, что путь Шмелева в литературу был долгим и нелегким. О трудностях становления писателя повествует рассказ «Как я стал писателем». Рассказ интересен тем, что хорошо передает трудное время и жизнь человека внутри общества. Знакомит с творческой лабораторией писателя.

Прочитайте начало рассказа, какова его роль? (слайд № 3). Автор говорит о третьем периоде своего пути к писательсву..

Каким был 1-й период? Какую роль сыграли детские впечатления? Какое произведение вспоминается? (слайд №4)

Каким был 2-й период пути к творчеству?

Как относились к его писательским опытам в гимназии?

В рассказе изображены два преподавателя: Баталин и Цветаев. (слайд №5)

Проследим, каким образом и с помощью каких средств художественной выразительности создается образ ?

Какие способы создания образа литературного героя вы знаете?

Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать учитель?

Расскажите о третьем периоде пути к творчеству. Как проявляется характер писателя?

В рассказе показаны персонажи, которые повлияли на главного героя, помогли ему в его выборе.

Учащиеся отвечают (портрет, речевая характеристика) и заполняют таблицу с примерами из текста. (слайд №6,7)

Учащиеся составляют схему влияния персонажей на главного героя рассказа, указывают род их деятельности, как связаны друг с другом.

10 мин.

Этап рефлексии

Сегодня мы говорили о рассказе «Как я стал писателем» И. С. Шмелева. Так как же стать писателем? Какой рецепт дает Шмелев? Легко ли? Чем отличается писатель от обычного человека?

А вам известны муки творчества?

Учащиеся читают, как об этом говорит писатель.

Итог

Достигли ли мы с вами той цели, которую поставили в начале урока?

Вы себе сегодня понравились? Хорошо ли работали?

Домашнее задание- написать сочинение (слайд №8)

Список использованной литературы.

1.Габова Е.В. Никто не видел Рыжего: Повести, рассказы. – Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2000, с.153-164

2. Елена Габова. Биография:

В творчестве русских писателей-эмигрантов нередко встречаются мотивы отчаяния, ностальгии. Но есть и светлые, оптимистические произведения. Одно из них - рассказ «Как я стал писателем» (Шмелев). Краткое содержание представлено в статье.

Об авторе

Иван Шмелев - один из писателей, покинувших Россию после революции. В его творчестве важное место занимали детские и подростковые воспоминания. Автор, отражавший в своих творениях дореволюционное прошлое, по понятным причинам был малоизвестен в советские времена.

О чем повествует в произведении «Как я стал писателем» Шмелев? Краткое содержание рассказа изложено ниже, однако уже из названия можно понять, что речь идет о первых шагах в литературе.

Писатель не начинает свою историю с воспоминаний о посещении издательства. Он не рассказывает о том, как сложно пробиться в мир литературы. Писательством, по его же собственному утверждению, он занялся «непредумышленно».

План произведения

Не разделил на главы рассказ «Как я стал писателем» Шмелев. Краткое содержание все же можно разделить на несколько частей. В первых двух речь идет о жизни в родительском доме и об отношении с учителями. Затем автор вспоминает важное событие в своей жизни: публикацию первого произведения. План рассказа может быть таким:

  1. Картинки детства.
  2. Жюль Верн.
  3. Критика Баталина.
  4. Федор Владимирович Цветаев.
  5. Дебют в литературе.

С описания впечатлений раннего детства начинает произведение «Как я стал писателем» Шмелев.

В детстве русскому герою автобиографического произведения больше всего нравилось фантазировать. Мальчик наблюдал за явлениями природы, растениями, животными. С ранних лет он не только размышлял обо всем, что происходит вокруг, но и имел обыкновение озвучивать свои мысли. За беспрерывную болтовню прозвали будущего писателя «римским оратором». Впрочем, словоохотливость служила причиной многих бед.

Критика Баталина

О литературной деятельности, еще будучи гимназистом, мечтал Иван Шмелев. «Как я стал писателем», анализ которого входит в школьную программу, представляет собой историю о юном талантливом авторе.

Мальчик читал запоем. Одним из любимых писателей был Жюль Верн. Под впечатлением приключенческой прозы французского писателя гимназист сочинил историю о путешествии учителей на воздушном шаре. Сочинение имело большой успех. Впоследствии любимым школьным заданием мальчика было сочинение.

В пятом классе герой рассказа пострадал из-за любви к литературе. Находясь под впечатлением творчества русского поэта Семена Надсона, гимназист написал поэму. Увлечение автором, произведения которого не включены в ученическую программу, вызвало бурный гнев учителя Баталина. Герой этой истории был оставлен на второй год.

Свобода творчества

На следующий год гимназист попал к другому преподавателю. Цветаев Федор Владимирович, - так звали этого незабвенного педагога, - не ограничивал свободы творчества. И герой произведения Шмелева получил возможность писать так, как ему хочется. В последующие годы он сочинил немало поэтических произведений. А в выпускном классе состоялся литературный дебют.

Стоит сказать, что несмотря на неудачи юного писателя, рассказ отнюдь не печальный. О своих первых литературных сочинениях не без иронии рассказал писатель Иван Шмелев.

«Как я стал писателем»: урок в 8 классе

Как уже было сказано, в школьную программу входит несколько произведений этого писателя. В рассказе, о котором идет речь в этой статье, современные подростки могут увидеть прежде всего критику педагогического метода, который использовался в гимназиях конца прошлого столетия. Однако делая анализ произведения Шмелева, следует обратить внимание на самоотверженное отношение героя к литературному творчеству. Автор рассказа стремился донести до читателя мысль о том, что творческий человек никогда не откажется от своего дела. Даже после того, как учитель в пух и прах раскритиковал эссе, начинающий писатель не отказался от своей мечты.

Все, что написано Иваном Шмелевым, служит глубинному познанию России, ее корневой системы, пробуждению любви к нашим праотцам. До конца своих дней чувствовал он саднящую боль от воспоминаний о Родине, ее природе, ее людях. В последних книгах великого писателя - крепчайший настой первородных русских слов, самый лик России, которая видится ему в своей кротости и поэзии.“Этот весенний плеск остался в моих глазах - с праздничными рубахами, сапогами, лошадиным ржаньем, с запахами весеннего холодка, теплом и солнцем. Остался живым в душе, с тысячами Михаилов и Иванов, со всем мудреным до простоты-красоты душевным миром русского мужика, с его лукаво-веселыми глазами, то ясными как вода, то омрачающимися до черной мути, со смехом и бойким словом, с лаской и дикой грубостью. Знаю, связан я с ним до века. Ничто не выплеснет из меня этот весенний плеск, светлую весну жизни... Вошло - и вместе со мной уйдет” (“Весенний плеск”),О Шмелеве, особенно его позднем творчестве, писали немало и основательно. Только по-немецки вышли две фундаментальные работы, существуют серьезные исследования и на других языках, число статей и рецензий велико. И все же среди этого обширного списка выделяются труды русского философа и публициста И. А. Ильина, которому Шмелев был особенно близок духовно и который нашел собственный ключ к шмелевскому творчеству как творчеству глубоко национальному. О “Лете Господнем” он, в частности, писал:“Великий мастер слова и образа, Шмелев создал здесь в величайшей простоте утонченную и незабываемую ткань русского быта, в словах точных, насыщенных и изобразительных: вот “тартбнье мартовской капели”; вот в солнечном луче “суетятся золотинки”, “хряпкают топоры”, покупаются “арбузы с подтреском”, видна “черная каша галок в небе”. И так зарисовано все: от разливанного постного рынка до запахов и молитв яблочного Спаса, от “розговин” до крещенского купанья в проруби. Все узрено и показано насыщенным видением, сердечным трепетом; все взято любовно, нежным, упоенным и упоительным проникновением; здесь все лучится от сдержанных, не проливаемых слез умиленной и благодарной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви”.И действительно, “Богомолье”, “Лето Господне”, “Родное”, а также рассказы “Небывалый обед”, “Мартын и Кинга” объединены не только биографией ребенка, маленького Вани. Через материальный мир, густо насыщенный бытовыми и психологическими подробностями, читателю открывается нечто более масштабное. Кажется, вся Россия, Русь предстает здесь “в преданьях старины глубокой”, в волшебном сочетании наивной серьезности, строгого добродушия и лукавого юмора. Это воистину “потерянный рай” Шмелева-эмигранта. Поэтому так велика сила пронзительной любви к родной земле, поэтому так ярки и незабываемы сменяющие друг друга картины.

«без печати».

Помнится, нянька, бывало, говорила:

И с чего ты такая балаболка? Мелет-мелет невесть чего... как только язык у тебя не устает, балаболка!..

Живы во мне доныне картинки детства, обрывки, миги. Вспомнится вдруг игрушка, кубик с ободранной картинкой, складная азбучка с буквой, похожей на топорик или жука, солнечный луч на стенке, дрожащий зайчиком... Ветка живой березки, выросшей вдруг в кроватке у образка, зеленой такой, чудесной. Краска на дудочке из жести, расписанной ярко розами, запах и вкус ее, смешанный с вкусом крови от расцарапанной острым краем губки, черные тараканы на полу, собравшиеся залезть ко мне, запах кастрюльки с кашкой... Боженька в уголке с лампадкой, лепет непонимаемой молитвы, в которой светится «деворадуйся»...

Я говорил с игрушками - живыми, с чурбачками и стружками, которые пахли «лесом» - чем-то чудесно- страшным, в котором «волки».<...>

Но и «волки» и «лес» - чудесные. Они у меня мои.

Я говорил с белыми звонкими досками - горы их были на дворе, с зубастыми, как страшные «звери», пилами, с блиставшими в треске топорами, которые грызли бревна. На дворе были плотники и доски. Живые, большие плотники, с лохматыми головами, и тоже живые доски. Все казалось живым, моим. Живая была метла, - бегала по двору за пылью, мерзла в снегу и даже плакала. И половая щетка была живая, похожая на кота на палке. Стояла в углу- «наказана». Я утешал ее, гладил ее волосики.

Все казалось живым, все мне рассказывало сказки , - о, какие чудесные! <...>

Должно быть, за постоянную болтовню прозвали меня в первом классе гимназии «римский оратор», и кличка эта держалась долго? В бальниках то и дело отмечалось: «Оставлен на полчаса за постоянные разговоры на уроках».

Это был, так сказать, «дописьменный» век истории моего писательства. За ним вскоре пришел и «письменный».

В третьем, кажется, классе я увлекся романами и написал - длинное и в стихах! - путешествие наших учителей на Луну, на воздушном шаре, сделанном из необъятных штанов нашего латиниста Бегемота. «Поэма» моя имела большой успех, читали ее даже и восьмиклассники, и она наконец попала в лапы к инспектору. Помню пустынный зал, иконостас у окон, в углу налево, - шестая моя гимназия! - благословляющего детей Спасителя - и высокий, сухой Баталин, с рыжими бакенбардами, трясет над моей стриженой головой тонким костлявым пальцем с отточенным остро ногтем, и говорит сквозь зубы - ну прямо цедит! - ужасным, свистящим голосом, втягивая носом воздух, - как самый холодный англичанин:

И ссто-с такое... и сс... таких лет, и сс... так неуваззытельно отзываесса, сс... так пренебреззытельно о сстарссых... о наставниках, об учителях... нашего почтенного Михаила Сергеевича, сына такого нашего великого историка позволяете себе называть... Мартысской!.. По решению педагогического совета...

Гонорар за эту «поэму» я получил высокий - на шесть часов «на воскрссснье», на первый раз.

Долго рассказывать о первых моих шагах. Расцвел я пышно на сочинениях. С пятого класса я дотого развился, что к описанию Христа Спасителя как-то приплел... Надсона! Помнится, я хотел выразить чувство душевного подъема, которое охватывает тебя, когда стоишь под глубокими сводами, где парит Саваоф, «как в небе», и вспоминаются ободряющие слова нашего славного поэта и печальника Надсона:

Друг мой, брат мой... усталый, страдающий брат,
Кто б ты ни был - не падай душой:
Пусть неправда и зло полновластно царят
Над омытой слезами землей...

Баталии вызвал меня под кафедру и, потрясая тетрадкой, начал пилить со свистом:

Ссто-с такое?! Напрасно сситаете книзки, не вклюсенные в усенисескую библиотеку ! У нас сеть Пускин, Лермонтов, Дерзавин... но никакого вашего Надсона... нет! Сто такой и кто такой... На-дсон. Вам дана тема о храме Христа Cпасителя, по плану... а вы приводите ни к сселу ни к городу какого-то «страдающего брата»... какие-то вздорные стихи! Было бы на четверку; но я вам ставлю три с минусом. И зачем только тут какой-то «философ»... с «в» на конце! - «филосов-в Смальс»! Слово «философ» не умеете написать, пишете через «в» философию пускаетесь? И во-вторых, был Смайс, а не Смальс, что значит - свиное сало! И никакого отношения он, как и ваш Надсон, - он говорил, ударяя на первый слог, - ко храму Христа Спасителя не имели! Три с минусом! Ступайте и задумайтесь.

Я взял тетрадку и попробовал отстоять свое:

Но это, Николай Иваныч... тут лирическое отступление у меня, как у Гоголя, например.

Николай Иваныч потянул строго носом, отчего его pыжие усы поднялись и показались зубки, а зеленоватые и холодные глаза так уставились на меня, с таким выражением усмешки и даже холодного презрения, что во мне все похолодело. Все мы знали, что это - его улыбка: так улыбается лисица, перегрызая горлышко петушку.

Ах, во-от вы ка-ак... Гоголь !.. или, может быть, гоголь-моголь? - Вот как... - и опять страшно потянул носом. - Дайте сюда тетрадку...

Он перечеркнул три с минусом и нанес сокрушительный удар - колом! Я получил кол и оскорбление. С тех пор я возненавидел и Надсона и философию. Этот кол испортил мне пересадку и средний балл, и меня не допустили к экзаменам: я остался на второй год. Но всё это было к лучшему.

Я попал к другому словеснику, к незабвенному Федору Владимировичу Цветаеву. И получил у него свободу: пиши как хочешь!

И я записал ретиво, - «про природу». Писать классные сочинения на поэтические темы, например, - «Утро в лесу», «Русская зима», «Осень по Пушкину», «Рыбная ловля», «Гроза в лесу»... - было одно блаженство. Это было совсем не то, что любил задавать Баталин: не «Труд и любовь к ближнему, как основы нравственного совершенствования», не «Чем замечательно послание Ломоносова к Шувалову "0 пользе стекла"» и не «Чем отличаются союзы от наречий»!. Плотный, медлительный, как будто полусонный, говоривший чуть-чуть на «о», посмеивающийся чуть глазом, благодушно, Федор Владимирович любил «слово»: так, мимоходом будто, с ленцой русской, возьмет и прочтет из Пушкина... Господи, да какой же Пушкин ! Даже Данилка, прозванный Сатаной, и тот проникнется чувством.
Имел он песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный, -

певуче читал Цветаев, и мне капалось, что - для себя.

Он ставил мне за «рассказы» пятерки с тремя иногда крестами, - такие жирные! - и как-то, тыча мне пальцем в голову, словно вбивал в мозги, торжественно изрек:
- Вот что, муж-чи-на... - а некоторые судари пишут «муш-чи-на», как, например, зрелый му-жи-чи-на Шкробов! - у тебя есть что-то... некая, как говорится, «шишка». Притчу о талантах... помни!

С ним, единственным из наставников, поменялись мы на прощанье карточками. Хоронили его - я плакал. И до сего дня - он в сердце.

И вот - третий период, уже «печатный».

От «Утра в лесу» и «Осени по Пушкину» я перешел незаметно к «собственному».

Случилось это, когда я кончил гимназию. Лето перед восьмым классом я провел на глухой речушке, на рыбной ловле. Попал на омут, у старой мельницы. Жил там глухой старик, мельница не работала. Пушкинская «Русалка» вспоминалась. Так меня восхитило запустенье,обрывы, бездонный омут «с сомом», побитые грозою, расщепленные ветлы, глухой старик - из «Князя Серебряногo» мельник!.. Как-то на ранней зорьке, ловя подлещиков, я тревожно почувствовал - что-то во мне забилось, заспешило, дышать мешало. Мелькнуло что-то неясное. И - прошло. Забыл. До глубокого сентября я ловил окуней, подлещиков. В ту осень была холера, и ученье было отложено. Что-то - не приходило. И вдруг, в самую подготовку на аттестат зрелости, среди упражнений с Гомером, Софоклом, Цезарем, Вергилием, Овидием Назоном... что-то опять явилось! Не Овидий ли натолкнул меня? не его ли «Метаморфозы» - чудо!

Я увидел мой омут, мельницу, разрытую плотину, глинистые обрывы, рябины, осыпанные кистями ягод, деда... Помню, - я отшвырнул все книги, задохнулся... и написал - за вечер - большой раесказ. Писал я «с маху». Правил и переписывал, - и правил. Переписывал отчетливо и крупно. Перечитал... - и почувствовал дрожь и радость. Заглавие? Оно явилось само, само очертилось в воздухе, зелено-красное, как рябина - там. Дрожащей рукой я вывел:
У мельницы

Это было мартовским вечером 1894 года. Но и теперь еще помню я первые строчки первого моего рассказа:

«Шум воды становился все отчетливей и громче: очевидно, я подходил к запруде. Вокруг рос молодой, густой осинник, и его серые стволики стояли передо мною, накрывая шумевшую неподалеку речку. С треском я пробирался чащей, спотыкался на остренькие пеньки осинового сухостои, получал неожиданные удары гибких ее веток...»

Рассказ был жуткий, с житейской драмой, от «я». Я сделал себя свидетелем развязки, так ярко, казалось, сделал, что поверил собственной выдумке. Но что же дальше? Литераторов я совсем не знал. В семье и среди знакомых было мало людей интеллигентных. Я не знал и «как это делается» - как и куда послать. Не с кем мне было посоветоваться: почему-то и стыдно было. Скажут еще: «Э, пустяками занимаешься!» Газет я еще не читал тогда, - «Московский листок» разве, но там было смешное только или про «Чуркина». Сказать по правде, я считал себя выше этого. «Нива» не пришла в голову. И вот вспомнилось мне, что где-то я видел вывесочку, узенькую совсем: «Русское обозрение», ежемесячный журнал. Буквы были - славянские? вспоминал-вспоминал... - и вспомнил, что на Тверской. Об этом журнале я ничего не знал. Восьмиклассник, почти студент, я не знал, что есть «Русская мысль», в Москве. С неделю я колебался: вспомню про «Русское обозрение» так и похолодею и обожгусь. Прочитаю «У мельницы» - ободрюсь. И вот я пустился на Тверскую искать «Русское обозрение». Не сказал никому ни слова.

Помню, прямо с уроков, с ранцем, в тяжелом ватном пальто, сильно повыгоревшем и пузырившемся к полям, - я его все донашивал, поджидая студенческого, чудесного! - приоткрыл огромную, под орех, дверь и сунул голову в щель, что-то проговорил кому-то. Там скучно крякнуло. Сердце во мне упало: крякнуло будто строго?.. Швейцар медленно шел ко мне.

Пожалуйте... желают вас сами видеть.

Чудесный был швейцар, с усами, бравый! Я сорвался с диванчика и, как был, - в грязных, тяжелых ботинках, с тяжелым ранцем, ремни которого волоклись со звоном, - все вдруг отяжелело! - вступил в святилище.

Огромный, очень высокий кабинет, огромные шкафы с книгами, огромный письменный стол, исполинская над ним пальма, груды бумаг и книг, а за столом, широкий, красивый, грузный и строгий - так показалось мне, - господин, профессор, с седеющими по плечам кудрями. Это был сам редактор, приват-доцент Московского университета Анатолий Александров. Он встретил меня мягко, но с усмешкой, хотя и ласково:

Ага, принесли рассказ?.. А в каком вы классе? Кончаете... Ну, что же... поглядим. Многонько написали... - взвесил он на руке тетрадку. - Ну, зайдите месяца через два...

Я зашел в самый разгар экзаменов. Оказалось, что надо «заглянуть месяца через два». Я не заглянул. Я уже стал студентом. Другое пришло к захватило - не писанье. О рассказе и позабыл, не верил. Пойти? Опять: «Месяца через два зайдите».

Уже в новом марте я подучил неожиданно конверт «Русское обозрение» - тем же полуцерковным шрифтом. Анатолий Александров просил меня «зайти переговорить». Уже юным студентом вошел я в чудесный кабинет. Редактор учтиво встал и через стол протянул мне руку, улыбаясь.

Поздравляю вас, ваш рассказ мне понравился. У вас довольно хороший диалог, живая русская речь. Вы чувствуете русскую природу. Пишите мне.

Я не сказал ни слова, ушел в тумане. И вскоре опять забыл. И совсем не думал, что стал писателем.

В первых числах июля 1895 года я получил по почте толстую книгу в зелено-голубой - ? - обложке - «Русское обозрение», июль. У меня тряслись руки, когда раскрывал ее. Долго не находил, - все прыгало. Вот оно: «У мельницы», - самое то, мое! Двадцать с чем-то страниц - и, кажется, ни одной поправки! ни пропуска! Радость? Не помню, нет... Как-то меня пришибло... поразило? Не верилось.

Счастлив я был - два дня. И - забыл. Новое приглашение редактора- «пожаловать». Я пошел, не зная, зачем я нужен.

Вы довольны? - спросил красивый профессор, предлагая кресло. - Ваш рассказ многим понравился. Будем рады дальнейшим опытам. А вот и ваш гонорар... Первый? Ну, очень рад.

Он вручил мне... во-семь-де-сят рублей! Это было великое богатство: за десять рублей в месяц я ходил на урок через всю Москву. Я растерянно сунул деньги за борт тужурки, не в силах промолвить ни слова.

Вы любите Тургенева? Чувствуется, у вас несомненное влияние «Записок охотника», но это пройдет. У вас и свое есть. Вы любите наш журнал?

Я что-то прошептал, смущенный. Я и не знал журнала: только «июль» и видел.
- Вы, конечно, читали нашего основателя, славного Константина Леонтьева... что-нибудь читали?..
- Нет, не пришлось еще, - проговорил я робко.
Редактор, помню, выпрямился и поглядел под пальму, - пожал плечами. Это его, кажется, смутило.
- Теперь... - посмотрел он грустно и ласково на меня, - вы обязаны его знать. Он откроет вам многое. Это, во-первых, большой писатель, большой художник... - Он стал говорить-говорить... - не помню уже подробности - что-то о «красоте», о Греции... - Он великий мыслитель наш, русский необычайный! - восторженно заявил он мне. - Видите - этот стол?.. Это его стол! - И он благоговейно погладил стол, показавшийся мне чудесным. - О, какой светлый дар, какие песни пела его душа! - нежно сказал он в пальму. И вспомнилось мне недавнее:

И эта пальма - его!

Я посмотрел на пальму, и она показалась мне особенно чудесной.
- Искусство, - продолжал говорить редактор, - прежде всего - благо-говение! Искусство... ис-кус! Искусство - молитвенная песнь. Основа его - религия. Это всегда, у всех. У нас - Христово слово! «И Бог бе слово». И я рад, что вы начинаете в его доме... в его журнале. Как-нибудь заходите, я буду давать вам его творения. Не во всякой они библиотеке... Ну-с, молодой писатель, до свидания. Желаю вам...

Я пожал ему руку, и так мне хотелось целовать его, послушать о нем, неведомом, сидеть и глядеть на стол. Он сам проводил меня.

Я ушел опьяненный новым, чувствуя смутно, что за всем этим моим - случайным? - есть что-то великое и священное, незнаемое мною, необычайно важное, к чему я только лишь прикоснулся.

Шел я как оглушенный. Что-то меня томило. Прошел Тверскую, вошел в Александровский сад, присел. Я - писатель. Ведь я же выдумал весь рассказ!.. Я обманул редактора, и за это мне дали деньги!.. Что я могу рассказывать? Ничего. А искусство - благоговение, молитва... А во мне ничего-то нет. Деньги, во-семь-десят рублей... за это!.. Долго сидел я так, в раздумье. И не с кем поговорить... У Каменного моста зашел в часовню, о чем-то помолился. Так бывало перед экзаменом.

Дома я вынул деньги, пересчитал. Во-семьдесят рублей... Взглянул на свою фамилию под рассказом, - как будто и не моя! Было в ней что-то новое, совсем другое. И я - другой. Я впервые тогда почувствовал, что - другой. Писатель? Это я не чувствовал, не верил, боялся думать. Только одно я чувствовал: что-то я должен сделать, многое узнать, читать, вглядываться и думать... - готовиться. Я - другой, другой.

Поразмышляем над прочитанным...

1. Рассказ назван «Как я стал писателем». Как вы думаете, к чему он ближе: к воспоминаниям, дневниковым записям или к обычному рассказу?

2. Что открывал главный герой в людях? Что ему нравилось в них? Какими виделись ему в детстве окружающие предметы?

3. Какой герой одного из рассказов А. Платонов a так же воспринимал Окружающий его мир и предметы? О каких чертях характера это свидетельствует?

4. Как пришло к И. Шмелеву умение писать? Чем заканчивается рассказ? Почему главный герой почувствовал, что он «другой»? Известны ли нам рассказы или повести о том, как человек становится писателем (например, у А. Чехов а, И. Бунина, М. Горького)?

5. В какое историческое время происходит становление писателя? По каким приметам мы можем об этом догадаться?

Развивайте дар слова

1. Пробовали ли вы сами создать оригинальный рассказ, очерк, басню, рецензию? Что вам в этом помогало?



Загрузка...
Top