Дочь Солнца пришла к Солнцу и пожаловалась:
- Сегодня меня обидел нарт Сослан.
Солнце очень рассердилось, оно позвало Колесо Барсага и велело ему:
- Мою дочь обидел нарт Сослан, пойди и отплати за нашу обиду.
Колесо Барсага сказало:
- Отплачу Сослану за вашу обиду. Только где мне его найти?

Солнце сказало:
- Я стану следить за ним, и, когда найду его в подходящем месте, скажу тебе.

Вот как-то раз нарт Сослан отправился в поход и уснул в одном месте. Увидело его Солнце спящим и сказало Колесу Барсага:
- Спит он в степи, так иди отплати за нашу обиду.

Колесо Барсага спустилось с небес на землю и покатилось. Приблизилось к Сослану и прокатилось по его голове. Колесо Барсага было из чистой стали, и от головы нарта Сослана посыпались искры. Крикнул вслед Колесу Сослан:
- Мерзкий прислужник, далеко тебе не уйти!

Принялся Сослан преследовать Колесо, и оно вкатилось в ольховую рощу. Кричит нарт Сослан роще:

Начала ольховая роща опутывать ветвями Колесо Барсага, но так и не смогла его удержать.

Нарт Сослан добежал до ольховой рощи, поблагодарил ольху и сказал:
- Да станут люди готовить из тебя краску!

Колесо Барсага вкатилось в буковую рощу. И опять крикнул Сослан роще:
- Задержи этого мерзкого прислужника!

Стал бук опутывать ветвями Колесо Барсага и чуть задержал его, но Колесо опять вырвалось. Добежал нарт Сослан до буковой рощи и поблагодарил бук:
- Да станешь ты приносить людям сладкие плоды - и с тех пор на буке растут орешки.

А Колесо Барсага вкатилось в ореховую рощу. И опять Сослан закричал роще:
- Задержи этого мерзкого прислужника!

Опутал ветвями Колесо Барсага орешник, и нарт Сослан стал догонять его, но Колесо Барсага опять вырвалось. Добежал нарт Сослан до орешника и поблагодарил его:
- Да станешь ты приносить людям вкусные орехи - и с тех пор растут на нем орехи.

Вкатилось Колесо Барсага в березовую рощу. И Сослан кричит березовой роще:
- Задержи этого мерзкого прислужника!

Березовая роща оплела Колесо гибкими ветвями, точно веревками, и задержала его. Нагнал нарт Сослан Колесо, подмял его под себя, придавил коленями, и у Колеса Барсага из горла хлынула кровь.

Испугалось Колесо Барсага, стало просить прощения у нарта Сослана:
- Никогда больше этого не сделаю, прости меня!

Нарт Сослан взял с него слово и отпустил.

Поблагодарил Сослан березовую рощу:
- Пусть даже на далекое расстояние ищут тебя люди на вертела для шашлыков, посвящаемых богу!

Нарт Сослан отправился домой, а Колесо Барсага поднялось на небеса. Поднялось на небеса, пришло к Солнцу и пожаловалось:
- Прокатилось я по голове нарта Сослана, но ничем ему не повредило.

Тогда Солнце сказало Колесу:
- Выше колен он из стали, и не сладить тебе с ним, если не прокатишься по его коленям.

И опять Солнце стало следить за Сосланом. Пошел Сослан в поход, долго ходил, а потом уснул где-то в степи, и Солнце опять велело Колесу Барсага:
- Уснул он в степи, иди к нему и на этот раз прокатись по его коленям Колесо Барсага спустилось с небес, нашло Сослана и прокатилось по его коленям. Обе ноги ему отрезало. Сослан успел еще открыть глаза, но подняться уже не смог. Лежит Сослан, сокрушается.

Прошло время, и явился волк. Завыл-запричитал волк:
- О наш постоянный кормилец, наш благодетель, ведь только благодаря тебе, нарт Сослан, мы и жили!
Сослан сказал ему:

ног.

Волк отказался, и за это Сослан поблагодарил его:
- Когда будешь нападать, пусть будет у тебя мое сердце, а когда будешь убегать, пусть оно будет подобно сердцу девицы.

Тут явилась лисица. И лисица тоже с воплем и плачем приблизилась к Сослану:
- О наш постоянный кормилец и благодетель, кто теперь нас будет кормить?

Нарт Сослан и ей сказал:
- Довольно горевать, подойди поближе и насыться мясом моих
ног.

Лисица тоже отказалась и, сокрушаясь, отошла в сторону. Поблагодарил и ее нарт Сослан:
- Да будешь ты самой умной среди зверей.

Нарт Сослан и ему сказал:
- Довольно горевать, подойди поближе и насыться мясом моих
ног.

И ворон отказался, и его поблагодарил нарт Сослан:
- Где бы на земле ни был твой корм, чтобы ты его видел с высоты.

Тут ворона прилетела. И она сокрушалась так, словно была огорчена. Сослан и ей говорит:
- Довольно горевать, подойди поближе и насыться мясом моих
ног.

Ворона приблизилась и стала клевать Сослановы ноги.
Тогда Сослан проклял ее:
- Да будет падаль твоим единственным кормом и чтобы люди тебя гнали прочь!

Похоронили Сослана в склепе, как он и велел. Каждый день его навещала жена.

Сырдон и нарт Сослан издавна враждовали между собой, и каждое утро Сырдон приносил в склеп ослиный помет и бросал Сослану, мол, вот тебе еда. Так вот и глумился над Сосланом.
Как-то жена опять навестила Сослана, и тот сказал ей:
- Сырдон не дает мне покоя, глумится надо мной, принеси-ка мне наш большой фыдис.

Жена принесла ему фыдис. И когда наутро Сырдон пришел глумиться над Сосланом, нарт Сослан ухватил его фыдисом и затащил к себе в склеп. А затащив, стал его давить и бить, и у Сырдона из горла пошла кровь. Испугался Сырдон и стал просить у Сослана прощение:
- Никогда больше не приду к тебе, отпусти меня!

Отпустил его Сослан. С тех пор Сырдон даже близко к склепу не подходил.

Нарт Сослан, хотя и умер, но, заслышав тревогу, даже в Стране мертвых не мог усидеть. Если в Нарте случалась тревога, Сослан выскакивал из склепа и спрашивал:
- Что за тревога? - и из Страны мертвых помогал нартам. Как-то пастушок мимо кладбища гнал телят и захотелось ему увидеть нарта Сослана. Возле склепа Сослана он закричал: - Тревога!
Выскочил Сослан из склепа и спрашивает: - Что за тревога? А пастушок отвечает:
- Хотел я тебя увидеть, вот и закричал, а тревоги никакой нет. Тогда Сослан сказал:
- Йе уаууай, даже пастушата стали надо мной глумиться, - и с того дня до этого дня больше не показывался.

Однако значение этой картины для понимания его творчества пока еще не получило должной оценки, поскольку она интерпретируется в традициях сугубо реалистических как буквальная иллюстрация богатырского духа нартов, их мощи и необузданного жизнелюбия. Между тем она, несомненно, должна трактоваться также и в метафизическом ключе, поскольку является последним из его крупных произведений, а потому по праву должна считаться завещанием мастера. Обращение к ней позволит не только лучше узнать его последнюю волю, но также должно приоткрыть завесу тайны, которая скрывает, в числе прочего, и загадку рождения Махарбека Сафаровича.

Несмотря на неизменный интерес к творчеству и личности этой исполинской фигуры осетинского "серебряного века", без ответа остается такой, казалось бы, незамысловатый вопрос его биографии, как дата рождения, относительно которой царит существенный разброс мнений. Путаница и значительные расхождения между известными на сегодня датами его рождения не могли остаться без внимания. Обычно это обстоятельство принято списывать на особенности времени, в которое он жил. Действительно, принадлежа к привилегированному сословию, он всегда опасался репрессий и поэтому старался окутать туманом все, что касалось его личной жизни. Так, например, получив европейское образование, он ходил в ватной телогрейке и кирзовых сапогах. Однако у этой проблемы есть и другая, не бытовая, а метафизическая сторона. Она-то и представляет наибольший интерес. Существуют три основные версии, разнящиеся между собой не столько степенью достоверности и надежности, сколько причастностью самого художника к их происхождению.

Так, первая из них принадлежит его сыну Энверу, который на поставленный ему вопрос о дате рождения отца сослался на утраченную к тому времени фотографию.

Согласно его воспоминаниям в семье хранилась фотография отца в возрасте трех лет. На ее оборотной стороне рукой его матери была сделана надпись: "Мой сын Махарбек Туганов родился 16 сентября 1881 года". Казалось, что этого достаточно, чтобы считать вопрос решенным, однако, к сожалению, эта фотография не сохранилась. Между тем, если она действительно существовала, то сам Туганов не мог не знать о ней, а значит, и об этой конкретной дате. Откуда же в этом случае в личном деле художника, хранящемся в Академии художеств, могла возникнуть другая дата – июнь 1881 года? Значение этого свидетельства трудно переоценить еще и потому, что личное дело не могло составляться без учета мнения художника.

Обратимся еще к одной версии, фольклорной по своей природе и женской по характеру. До нас также дошли воспоминания старой соседки семьи Тугановых по селению Дур-Дур Минат, память которой удержала для нас то, что "Махарбек родился ровно за одну ночь до отела черной коровы". Приведенное свидетельство примечательно по целому ряду причин, на каждой из которых можно остановиться более подробно. Подобная датировка является обычной для аграрной традиции. Мне известен случай, когда выходец из одного из горных сел Осетии на вопрос к своим близким о дате своего рождения услышал в ответ: "Дыккаг рувæнты" ("Во время второй прополки"). День рождения ребенка не был праздником, вместо этого традиция отмечала другие даты: авдæнбæттæн / укладывание в колыбель, номæвæрæн / наречение именем и пр. Многие из этих отмечаемых в народной обрядности событий были отображены Тугановым в его творчестве.

Далее следует заметить, что воспоминания были записаны после кончины художника, уже при жизни пользовавшегося заслуженным почетом и уважением сограждан. Тем самым применительно к нему фольклорный образ черной коровы оказывается более чем уместен не только в качестве собирателя и исследователя народной культуры, но также и как для состоявшейся личности. Приведенная датировка становится своеобразной развернутой метафорой всей его предстоящей жизни как сбывшееся предсказание, не обманувшее ожиданий, но, напротив, подтвердившее правоту народных примет. Своеобразная народная правда этого предвидения в том, что телята действительно чаще всего появляются на свет ночью, что их рождение ведет к богатым удоям молока, которых не бывает у стельной коровы. Черный же цвет в традиции служит оберегом, своеобразной защитой ребенку, которого для этого могли назвать и Саукуыдз (Черный Пес). И вновь цвет подтверждает свою охранительную способность, поскольку вопреки всем мыслимым и немыслимым перипетиям Махарбек выстоял и смог свершить то, ради чего пришел в этот мир – стал классиком современного осетинского изобразительного искусства, органично связав традицию с культурой европейского модерна.

С этой точки зрения получает объяснение и предпочтение июня сентябрю, потому что июнь – месяц летнего солнцестояния, или солнцеворота. День начинает идти на убыль, солнце, достигнув своего наибольшего могущества, начинает слабеть. В эпической традиции это месяц солярного героя Сослана, сила которого согласно эпическим сказаниям была наибольшей именно в солнцеворот (хурыхæтæны). Существует высокая вероятность того, что Махарбек Сафарович если и не отождествлял себя с ним, то наверняка соотносил, сопрягал. Иначе как можно объяснить, что именно Сослан стал главным героем его последнего шедевра, "Пира Нартов"?! Невозможность постичь всю глубину замысла художника нередко ведет к тому, что эту картину считают незавершенной, тогда как она настоятельно требует постижения смыслов, лежащих за ее внешней сюжетной канвой.

Сюжет картины воспроизводит кульминационный момент эпического сказания о танцевальном поединке между Сосланом и Челахсартагом. Согласно условиям состязания в случае победы Сослан получает в жены дочь Челахсартага – девушку необычайной красоты, руки которой безуспешно добивались самые именитые нарты. На картине изображен триумф Сослана, танец которого оказался безупречным: за его спиной стоит Шатана с почетным кубком, предназначенным победителю, на переднем плане изображена группа музыкантов, исполняющих, как представляется, подобающий в подобном случае гимн "Айс æй, аназ æй, ахуыпп æй кæ!" ("Прими (чашу), испей (из нее) все до последней капли!") Ликующие нарты, которые на стороне Сослана, поддерживают исполнение гимна во славу победителя ритмичными хлопками в ладоши. Справа от Сослана, опираясь на посох, стоит, понурив голову, Челахсартаг, вынужденный признать поражение и отдать ему свою дочь в жены. В конечном счете сюжет картины может считаться визуальным и в некотором роде подобием звуковой иллюстрации мифологемы "Священного брака" в осетинской традиции.

Вместе с тем главный посыл картины, не всегда очевидный для искусствоведов, также легко выводим из традиции. Без какой-либо натяжки он сводится к известному благопожеланию, произносившемуся прежде людьми как при встречах, так и при расставаниях, когда отмечались значимые для жизни социума разного рода радостные события. Обычно оно звучало так: "Куывдты æмæ чындзæхсæвты куыд ’мбæлæм!" ("Чтобы нам видеться друг с другом на свадьбах и пирах!") С этой точки зрения картина становится зрительным воплощением благопожелания, обращенного художником, уже собирающимся покинуть этот бренный мир, к любому из тех, у кого происходит встреча с его творчеством. Подобно эпическому Сослану, посетившему потусторонний мир в поисках листьев дерева Аза и благополучно затем вернувшемуся в мир живых, он хотел, вероятно, и после смерти присутствовать на земле. Однако сделать это хотел не так, как Сослан. Мы знаем, что по совету владыки загробного мира Барастыра Сослану пришлось переставить подковы своего коня задом наперед, чтобы оставляемый им след вел не наружу, а внутрь. Махарбек Туганов хотел быть среди живых благодаря своим полотнам, тоже своего рода листьям с чудесного дерева Аза.

Еще одно пожелание потомкам можно видеть в том, чтобы вопреки сложившейся в академической науке традиции исследователи не создавали искусственных непроходимых барьеров между так называемыми солярными, то есть солнечными, и грозовыми мифами. Далеко не случайно в осетинской обрядовой традиции летний солнцеворот прочно связан с праздником громовержца – Уацилла. Солярный же герой Сослан танцует на чаше, служащей воплощением мирового океана, в который погружается закатное солнце и который ясно соотносим с небесными коровами – тучами. Отсюда и его устойчивая связь с грозой, поскольку в осетинской традиции радуга зовется "Сослани æндурæ" ("Сосланов лук"). Если теперь в приведенное описание ввести эмоциональную составляющую, то мы невольно вспомним известную индейскую поговорку: "В душе того не будет радуги, чьи глаза не знали слез". Достойное завершение для жизненного пути художника, появившегося на свет за ночь до отела черной коровы…

Сказания о нартах. Осетинский эпос. Издание переработанное и дополненное. Перевод с осетинского Ю. Либединского. С вводной статьёй В. И. Абаева. М, «Советская Россия», 1978. Оглавление и скан в формате djvu »»

Нартовский эпос осетин

Статья В. И. Абаева

III. Миф и история в сказаниях о нартах

Народный эпос как особая форма отражения и поэтического преобразования объективной действительности в сознании людей подлежит истолкованию. Подлежит истолкованию и эпос о нартах. Что скрывается за его образами, мотивами, сюжетами? В прошлом веке возник спор между двумя направлениями в изучении народно-эпических произведений, в частности русских былин: мифологическим и историческим. Отзвуки этого спора слышатся и по сей день. Спор идет о том, что по преимуществу отражено в народных эпических сказаниях, мифы, то есть образно-поэтическое осмысление и «объяснение» явлений природы и народной жизни, или реальные исторические факты, события, личности. В другом месте, на материале древнеиранской религии и мифологии, мы попытались показать, что не существует такой альтернативы: либо миф, либо история. То и другое, и миф и история, сосуществуют как в религиозных системах, так и в народном эпосе .

Сочетание мифологического и исторического в эпосе — это не нечто случайное или эвентуальное. Оно закономерно и неизбежно. Оно является следствием того факта, что создатели эпоса — народные певцы и сказители — располагают, с одной стороны, известным инвентарем традиционных мифологических, фольклорных образов, сюжетных схем, мотивов; с другой стороны, они — дети своего века и своей национальной и социальной среды с ее конкретным историческим опытом, с ее конкретными событиями, конфликтами, бытовыми и психологическими реалиями. Эта действительность властно вторгается в мифы, и именно поэтому всякий народный эпос — это не только собрание мифов и сказок, но и ценный исторический источник. Конечно, отделить миф от истории не всегда просто. Можно иной раз принять историческое за миф или мифическое за историю. И тут возможны и разногласия и споры. Но это будут уже не принципиальные споры между двумя разными «школами», а второстепенные расхождения в истолковании отдельных элементов памятника.

Нартовский эпос дает благодарный, материал для двухаспектного комплексно-экзегетического подхода. В нем многообразно и причудливо сочетаются и переплетаются мифы и история.

При разборе отдельных циклов мы отмечали, что первооснову каждого из них составляет та или иная мифологема: тотемический и близнечный мифы в цикле Ахсара и Ахсартага; миф о первой человеческой паре в цикле Урузмага и Шатаны; миф о солнечном и культурном герое в цикле Сослана; грозовой миф в цикле Батраза; весенний (солнечный) миф в цикле Ацамаза. Сравнение с мифологией других народов, в частности индоиранских, скандинавских, кельтских, италийских, позволяет выявить мифологический субстрат и в тех случаях, где он был завуалирован позднейшими переосмыслениями и наслоениями.

Хороший пример — кровосмесительный брак Урузмага и Шатаны. Можно было бы усмотреть здесь отголосок эндогамных обычаев, существовавших в прошлом у некоторых народов, в том числе иранских. Однако привлечение сравнительного мифологического материала убеждает, что такое решение было бы слишком поспешным. В древнейшем религиозном и мифологическом памятнике индоиранских народов, Ригведе, брат и сестра, Йама и Йами, становятся родоначальниками людей. Сами они родились от божества Гандарвы и «водной женщины» (аруа yosa). Вспомним, что Урузмаг и Шатана также родились от «водной женщины», дочери владыки вод, Донбетра. Во всех вариантах сказания об Урузмаге и Шатане повторяется один мотив: Шатана активно добивается брака, Урузмаг сопротивляется. И то же самое в эпизоде с Йамой и Йами.

Если мифологическая основа нартовской эпопеи не вызывает сомнений, то столь же, бесспорна ее историчность. Мы видим на каждом шагу, как сквозь традиционные мифологические схемы, модели и мотивы проступают черты истории, конкретной истории конкретного народа.

Историчность нашего эпоса состоит, во-первых, в том, что в нем — в большинстве сказаний — отражен определенный общественный уклад. Нартовское общество еще не знает государства. Для него характерны черты родового строя (фамильная организация) с заметными пережитками матриархата (образ Шатаны). Страсть к военным походам в поисках добычи говорит в той стадии родового строя, которую Энгельс называл военной демократией. Мы знаем, что этот уклад был как раз характерен для сарматских племен.

Из конкретных событий аланской истории в эпосе ярко и драматично отразилась борьба между язычеством и христианством. По духу и содержанию своему наш эпос — эпос дохристианский, языческий. Хотя в нем фигурируют Уастырджи (св. Георгий), Уацилла (св. Илья) и другие христианские персонажи, но христианского в них — только имена, образы их идут из языческого мира. Вместе с тем в эпосе, как мы пытались показать, получила отражение борьба христианства с язычеством. Сослан, Батраз — это герои языческого мира, погибающие в борьбе с новым богом и его слугами. Капитуляция Батраза перед св. Софией (Софиайы зæппадз) — это капитуляция языческой Алании перед византийским христианством. Историческая эта капитуляция происходила, как известно, между V и X веками. В X веке христианство, во всяком случае номинально, восторжествовало во всей Алании, и была создана аланская епархия. В эпизодах смерти Батраза и Сослана нартовский эпос выступает как эпос «уходящего язычества».

Явственный отзвук нашли в нартовских сказаниях алано-монгольские отношения.

Сохранили ли сказания память о каких-либо конкретных исторических личностях?

Имя Батраз — Батыр-ас — «богатырь асский» представляет монгольский вариант грузинского Ос-Бакатар — «богатырь осский (осетинский)». Так называет грузинская хроника осетинского предводителя (XIII-XIV вв. н. э.), который воевал во время монголов с Грузией, и в частности взял крепость Гори, что в некоторых нартовских сказаниях приписывается именно Батразу. Как можно думать по некоторым осетинским преданиям, его настоящее имя было Алгуз. Почему эпос сохранил имя этого героя в монгольском оформлении? Вероятно, потому же, почему сербы своего национального героя Черного Георгия называли по-турецки: Карагеоргий; а испанцы героя борьбы с маврами Де Бивара — по-арабски: Сид.

Если от нартовских героев перейти к их врагам, то и тут распознаются некоторые реальные фигуры. О Сайнаг-алдаре, под которым скрывается монгольский Саин-хан, то есть Батый, мы уже говорили.

В цикле Батраза фигурирует некое чудовище Хъандзаргас, который держит в плену многих нартов, в том числе прадеда Батраза, Уархага. Весьма вероятно, что Хъандзаргас — это искаженное Хъан-Ченгес, то есть Чингисхан .

В названии враждебного нартам народа Агур распознается тюркский этнический термин Огур .

Говоря об историчности нартовского эпоса, нельзя обойти молчанием еще одну их особенность: реализм; реализм в изображении социальной и бытовой обстановки, в обрисовке характеров . Кажется странным говорить о реализме там, где мы не выходим из царства вымысла, фантастики. А между тем это так: нартовский эпос глубоко реалистичен. Трудно убедить простого горца в том, что нартов не существовало в действительности. Он готов согласиться, что многие подвиги и приключения нартовских героев — вымышлены. Но чтобы самих этих людей, — таких живых, таких рельефных, как бы высеченных из цельных глыб, можно было бы выдумать «из головы», — этого он никак не может допустить.

Живописными красками рисуют сказания картину быта и нравов нартовского общества.

Происходя в тотемическом плане от волка, в космическом плане — от солнца, нарты остаются верны своей двоякой природе: как дети волка они больше всего любят охоту, войны, набеги и походы за добычей, как дети солнца они любят буйную радость жизни, — пиры, песни, игры и пляски.

Пытаясь на основании сказаний определить, в каких занятиях по преимуществу проводили время нарты, мы приходим к выводу, что таких занятий было два: с одной стороны, охота и экспедиции за добычей, с другой — шумные и обильные пирушки с десятками зарезанных животных и с огромными котлами, полными ронга и пива, пирушки, обязательно сопровождаемые бурными плясками. Пляски упоминаются особенно часто и притом не как случайный, а как существеннейший элемент нартовского быта, как серьезное и важное занятие, которому нарты отдавались от всей души . Весьма возможно, что танец имел ритуальное значение. Иначе непонятно, как могли, например, нарты плясать, когда войско агуров окружило их и готово было уже ворваться в селение.

Что касается нартовских «балцов» и «хатанов», то относительно их характера заблуждаться не приходится: это были хищнические, «волчьи» походы, главная цель которых заключалась в том, чтобы угнать чужой скот, в особенности лошадей.

Виднейших нартов мы видим нередко озабоченными тем, не осталась ли где-нибудь не опустошенная ими область. Самый факт, что такая область где-либо сохранилась, был достаточным мотивом, чтобы отправиться туда в поход.

Этот своеобразный быт и психология, отраженные в древнейших слоях нартовского эпоса, не заключают в себе ничего случайного. Это — быт и психология той эпохи и того уклада жизни, в которых родился наш эпос. Нужно перенестись в это общество с его военно-дружинной организацией, с его вечно беспокойным и бурным образом жизни, с его постоянными межплеменными и межродовыми войнами и столкновениями, с его культом удальства и хищнических «подвигов», чтобы отнестись к нему с требуемой объективностью и определить его место в истории развития ранних общественных форм. Разумеется, ни гомеровское общество, ни общество Нибелунгов, ни русское былинное общество, где повсюду уже выступает государство как оформившийся институт, не могут быть поставлены в один исторический ряд с нартовским обществом. Из европейских эпосов только древнейшие ирландские саги дают нам картину, типологически близкую к обществу нартов.

Врагами нартов и объектами их удальства выступают, с одной стороны, великаны, «уайуги», с другой — алдары, малики, то есть князья, владетели, феодалы. Если первые идут из сказочного фольклора и символизируют, по-видимому, грубые и непокоренные силы природы, с которыми приходится бороться человеку культуротворцу, то борьба с алдарами хранит смутный отзвук каких-то реальных исторических событий. Противопоставление нартов алдарам, — это противопоставление военно-родовой демократии уже оформившимся феодальным порядкам у соседей.

Опустошая владения алдаров и угоняя их скот, нарты выступают, говоря современным языком, как экспроприаторы эксплуататоров.

Следы сословного деления, которые можно, по некоторым вариантам, усмотреть в самом нартовском обществе, надо отнести за счет позднейших наслоений, так как они плохо гармонируют со всем укладом жизни по древнейшим сказаниям. В некоторых случаях имеют место и очевидные недоразумения. Так два-три упоминания о рабах совершенно неосновательно выдвигаются как доказательство классового деления у нартов. Рабства, как социального института, мы в сказаниях не видим, а существование отдельных рабов из захваченных во время набегов пленных вполне совместимо с родовым строем . Имеется множество исторических свидетельств, что в чисто родовых обществах Осетии, Ингушетии и Чечни пленников нередко обращали в рабство, если не представлялось возможным выгодно их продать .

Если брать не отдельные, выхваченные там и сям упоминания, а общее впечатление, которое производит нартовский мир в наиболее архаичной части эпоса, то перед нами, несомненно, родовое общество, да еще с яркими пережитками матриархата. Народ в целом образует боевую дружину, внутри которой если и есть какая-либо иерархия, то это иерархия старшинства и военного опыта.

Из чисто военной, дружинной организации нартовского общества вытекает еще одна особенность нартовского быта: презрение к дряхлым старикам, неспособным уже участвовать в походах «балцах».

Презрение к старикам вытекало из убеждения, что нормальная смерть мужчины — это смерть в бою.

Материальная культура нартовских воителей вполне отвечает той эпохе, о которой сигнализирует их общественный и хозяйственный быт. Перед нами — железный век в его начальный, романтический период. Кузнечное дело окружено сияющим ореолом, так же как в гомеровской Греции, в скандинавской мифологии, в Калевале. Как все, что казалось прекрасным и священным, оно перенесено с земли на небо. Небесный кузнец Курдалагон, родной брат Гефест и и Вулкана, является одной из центральных фигур эпоса. Он не только кует героям оружие, он закаляет самих героев. Его отношения со смертными — и тут сказалась большая архаичность нашего эпоса — несравненно интимнее, проще и патриархальнее, чем у богов-кузнецов на Западе. Он частый участник нартовских пиршеств. Виднейшие нарты подолгу гостят у него: Батраз, Айсана, сын Урузмага и др.

Железо и сталь встречаются в сказаниях на каждом шагу. Железными оказываются не только оружие и орудия. Мы встречаем железнокрылых волков и ястребов с железными клювами. Железные ворота обычны, но есть даже целый замок из железа, построенный Сосланом для дочери Солнца. Наконец, стальными оказываются даже некоторые герои: Батрадз во всех вариантах, а некоторых также Хамыц и Сослан.

Наряду с железом весьма популярно золото. Оно фигурирует и как украшающий эпитет (золотые волосы, золотое солнце), и как материальный (золотое яблоко, золотые чаши, золотой «кумбул», то есть шишак).

Медь шла на котлы, а также служила, по уверению некоторых сказаний, материалом для починки разбитых в бою черепов в небесной кузнице. Серебро не популярно в эпосе.

Неоднократно упоминаются слоновая кость, перламутр, стекло.

Вооружение нартов составляют: меч (кард), цирхъ (разновидность меча или, может быть, секира), копьё (арц), лук (æрдын, сагъадахъ), стрелы (фат) , щит (уарт), кольчуга (згъæр), шлем (така). Упоминание в некоторых вариантах ружей и пушек лежит целиком на совести позднейших сказителей-модернизаторов. Оружие мыслится нередко, как одушевленное. От жажды боя оно испускает синее пламя. Знаменитый «Цереков панцырь» при крике «бой» сам выскакивает к герою.

Все материальные реалии, не связанные с боевыми подвигами, охотой и пиршествами, даны в эпосе очень смутно и бегло. Часто нарты выступают как пастухи, реже как земледельцы. Но в описании этих сторон хозяйственной жизни нартов нет той яркости и конкретности, как в вышеуказанных. Разводят нарты и мелкий и крупный рогатый скот, но особенно дорожат конскими табунами.

О земледелии у нартов еще меньше материала. В одном сказании юному Сослану, присутствующему на пиру богов, небожители дают дары: железный плуг, воду для вращения мельниц, ветер для веяния зерна. Здесь перед нами, очевидно, опыт мифологической интерпретации начатков земледелия.

Хлеб в сказаниях почти не упоминается. Фигурируют только традиционные три культовые медовые лепешки, которые Шатана приносит в жертву богам на священном холме Уаскупп, когда обращается к ним с молитвой. Но так как нарты — большие любители пива, то они, надо полагать, должны были (хотя бы с этой целью) доставать ячмень. Другой любимый напиток нартов — «ронг» изготовлялся из меда. Это, конечно, не означает, что нарты (аланы) занимались пчеловодством. Они могли получать мед путем обмена у соседних (славянских?) племен.

Много бытовых черт рассыпано в описании и истолковании судьбы людей в загробном мире (сказание «Сослан в царстве мертвых»), но относить их все к нартовской эпохе весьма рискованно, так как в эту картину откладывался, по-видимому, и последующий опыт, народа.

Если о трудовой деятельности нартов сказания дают очень мало материала, тем ярче, красочнее и богаче изображены в них досуги «детей солнца». Судя по сказаниям, эти досуги сплошь заполнены пиршествами, плясками и играми. По выражению одного сказания, «бог создал нартов для веселой и беззаботной жизни». Презрение к смерти как-то очень естественно и просто сочеталось у них с любовью к жизни и ее радостями. После тягот и опасностей войны, далеких набегов и охоты они всей душой отдавались разгульному веселью. Захватив богатую добычу, нарты ничего не откладывали на черный день. Весь добытый скот немедленно шел на всенародное угощение. Устраивать щедрые и обильные пирушки для всего народа было, по всей видимости, делом чести для виднейших нартов, которое они делали при всякой возможности. Неумение и нежелание делать запасы и откладывать на черный день приводило к тому, что нарты легко переходили от одной крайности к другой: за неумеренными всеобщими пирушками следовал нередко столь же всеобщий голод, доводивший «сынов солнца» до полного истощения. Сказаниям, описывающим нартовские пиры и веселье, противостоят другие сказания (таких не меньше), с описанием всеобщего голода и истощения. Нет, однако, никаких указаний, чтобы в период такой депрессии нарты падали духом или изменяли своим привычкам. При первой возможности, после первого же удачного «балца», эти неукротимые люди вновь предавались своему необузданному веселью.

О размахе предстоящего пиршества можно было судить уже по пригласительной формуле «крикуна» («фидиога»). Ни одна душа не могла уклониться от участия на пиру. «Способные ходить — приходите сами, — кричал фидиог, — кто ходить не может, того несите». Кормящим матерям рекомендовалось захватить с собой младенцев вместе с колыбелями. Столы тянулись на расстояние полета стрелы. Изобилие яств было истинно «фламандское». Под тяжестью мяса ломились столы. В громадных котлах ронг и пиво лились через край. Талантливый осетинский художник Махарбег Туганов в своей замечательной картине «Пир нартов» с тонким знанием реалий и блестящей интуицией передал, как должны были пировать нарты, эти фламандцы железного века.

Кульминации своей достигало пиршество, когда начинался знаменитый нартовский пляс — «симд». Этот старинный своеобразный и стильный массовый танец даже сейчас, при хорошем исполнении, производит впечатление внушительное. Помноженный на нечеловеческую мощь и темперамент нартовских титанов, он, по уверению сказаний, сотрясал землю и горы и являл из ряда вон выходящее зрелище. Даже боги с небес взирали на богатырский пляс с изумлением, к которому примешивалась изрядная доля страха.

Кроме хороводного симда, в сказаниях описываются сольные танцы, требовавшие от исполнителя виртуозного искусства и ловкости. Надо было проплясать по краям финга , не задев ничего из стоявших на нем яств и сосудов и не сронив с финга ни одной крошки. Надо было далее сплясать на краях большой чаши, наполненной пивом, без того чтобы чаша хоть чуть пошатнулась. Надо было, наконец, проплясать, имея на голове кубок, полный до краев ронга, и не пролить ни одной капли. Безупречное исполнение таких номеров было под силу только лучшим танцорам, состязание между которыми составляло одно из любимых зрелищ нартов. Состязание между двумя знаменитейшими танцорами, Сосланом и сыном Хиза, служит завязкой известного сказания о сокрушении крепости Хиз и женитьбе Сослана.

Наряду с пляской очень любили нарты то, что мы назвали бы теперь спортивными играми. Характер этих игр-состязаний был, разумеется, боевой, а размах — чисто нартовский. Стрельба из лука и испытание мечей были наиболее обычными из этих игр. Резвость коней испытывалась на славных нартовских скачках, в которых иногда принимал участие сам небожитель Уастырджи. Упоминается также игра в альчики.

Вообще одной из характернейших черт нартовских героев был настойчивый и беспокойный дух соревнования. Быть лучшим всегда и во всем — такова была idée fixe виднейших нартов. Несколько нартовских сюжетов имеют своей завязкой один и тот же постоянно волновавший всех вопрос: «Кто лучший среди нартов?» С этого вопроса начинается, по ряду вариантов, рассказ об Урузмаге и циклопе. Этот же вопрос стоит в центре внимания, когда красавица Акола (или Агунда, или Уадзафтауа и др.), выбирая себе жениха, последовательно отводит одного за другим всех претендентов, находя в каждом какой-нибудь недостаток, пока не останавливает свой выбор на Ацамазе (по одним вариантам), или Батразе (по другим). Вокруг этого же вопроса разгораются страсти во время спора нартов за чашу Уацамонга . Наконец, решению этого же вопроса посвящен известный рассказ о том, как старики нарты вынесли три нартовских сокровища, чтобы присудить их достойному.

В последнем рассказе пальма первенства достается Батразу. И очень интересно для суждения о народном идеале человеческого совершенства, какие именно качества обеспечили Батразу первое место среди нартов. Этих качеств было три: доблесть в бою, воздержанность в пище и уважение к женщине.

Другие сказания и варианты прибавляют еще ряд черт, дающих в совокупности представление об идеале нарта. Через весь эпос проходит прославление щедрости, гостеприимства и хлебосольства. Всякий удачный «балц» нартов неизбежно влечет за собой пиршество для всего нартовского народа. Ореол, которым окружена супружеская пара Урузмаг — Шатана, в значительной, огромной степени объясняется их неограниченным хлебосольством. До сих пор в устах осетина имена Урузмага и Шатаны являются синонимом высшего гостеприимства и хлебосольства. Нет большего комплимента, чем назвать хозяина дома Урузмагом, а хозяйку — Шатаной.

Высоко развито у нартов чувство родовой солидарности и чувство товарищества. Эти черты теснейшим образом связаны с военно-дружинной организацией нартовского общества и из нее вытекают. В условиях, когда род означает дружину, естественное чувство кровной близости между членами рода возрастает во много раз благодаря совместному участию в военных и охотничьих предприятиях с их опасностями. Ряд сказаний имеют сюжетом спасение одних нартов другими в минуту смертельной опасности.

Жажда подвигов и презрение к смерти — неотделимые качества истинного нарта. Когда бог предложил нартам на выбор вечную жизнь или вечную славу, они без колебания предпочли скорую гибель со славой вечному, но бесславному прозябанию.

Воссоздавая в эпосе о нартах некую идеальную эпоху своей собственной прошлой жизни, народ считал одной из особенных черт этой эпохи величайшую интимность, простоту и близость отношений между миром людей и мифом богов. Действительно, эти отношения отличаются в эпосе исключительной патриархальностью и непосредственностью.

Сказания не просто описывают случаи общения богов с людьми, а подчеркивают, что это общение было в порядке вещей, что оно было обыденным делом. «Нарты были сотрапезниками богов», — говорится в ряде сказаний. Один из вариантов сказания о гибели нартов начинается так: «Когда нарты были еще в полной силе, когда для них был открыт путь в небеса»… Открытый путь в небеса — вот мечта о золотом веке, воплощенная народом в нартовском эпосе. Нартовские боги — это то же люди, с той же психологией, с теми же слабостями. Они легко и часто обращаются с нартами, а виднейшие нарты подолгу гостят на небе.

Если, с одной стороны, нарты дружат с богами, то, с другой, они являются также большими друзьями природы, зверей, птиц, растений. Мир богов, мир людей и мир природы — три мира во времена нартов дышат еще одной жизнью и понимают язык друг друга. Мы помним, какое чудное действие оказывала на всю природу игра Ацамаза: звери пускались в пляс, птицы пели, травы и цветы являлись во всей пышной красе, глетчеры чаяли, реки выходили из берегов. Преследуя колесо Балсага, Сослан ведет разговор со всеми деревьями и благословляет березу и хмель за оказанную услугу. К умирающему Сослану сбегаются звери и слетаются птицы, и он дружески беседует с ними, предлагает им отведать его мяса. С трогательным благородством даже такие хищники, как ворон и волк, отказываются от предложения Сослана. Любимица нартов — ласточка служит постоянным посредником между ними и небожителями. Она же, по некоторым вариантам, летит к Сослану вестницей опасности, угрожающей его матери, а также приносит нартам весть о смерти Сослана. Много и других черточек, рисующих интимную близость и взаимопонимание между нартами и природой, рассыпано в нартовских сказаниях.

Вообще, когда мы в нашем многовековом эпосе отводим в сторону позднейшие наслоения и влияния, то восстанавливаемое в древнейшей части эпоса нартовское общество по своему быту, мировоззрению, идеалам производит впечатление цельное, и, в своей цельности, покоряющее.

Как живой встает перед нами нартовский мир, мир суровых воителей и беспечных плясунов, «детей Волка» и «детей Солнца», могучих, как титаны, и наивных, как дети, жестоких с врагом и бесконечно щедрых и расточительных дома, друзей богов и друзей природы. Как ни своеобразен и далек от нас этот мир, вступая в него, мы не можем противостоять впечатлению реальности, жизненности, которые сумел придать народный вымысел этому сказочному, фантастическому миру.

Нарты, это — образ чудесного легендарного мира, воссозданный с такой могучей простотой и пластической силой, что он становится нам близок и понятен, и мы отдаем невольную дань поэтическому гению создавшего его народа.

Вачар — «торговля».

Любопытно, что суждения о феодальной структуре нартовского общества основываются главным образом на записях братьев Шанаевых. Между тем относительно этих записей можно с несомненностью утверждать, что они неоднократно подвергались кабардинскому влиянию. Это влияние сказалось не только на содержании, но и на форме сказаний. Мы находим там совершенно не свойственные осетинским вариантам длинноты, чуждые осетинскому эпическому стилю эпитеты, как «снежнобородый», «железноглавый» и т. п.

Относительно нартовских стрел узнаем, что они имели трехгранные железные наконечники, æфсæн æрттигътæ (æрттигъ из æртæтигъ «трехгранный»), такой же формы были наконечники стрел у скифов. Типичное оружие находимое в позднескифских погребениях, — это длинные прямые железные мечи и железные трехгранные наконечники стрел.

«Взятый в целом нартовский эпос поражает богатством и разнообразием сюжетного материала. Если не считать античной мифологии и эпоса, то вряд ли где-либо еще можно найти такое богатство» (В.И.Абаев)

Предисловие

Многие народы Кавказа – осетины, адыги (кабардинцы, черкесы, адыгейцы и др.), абхазы, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы – ведут свое происхождение от мифического народа богатырей нартов. Соответственно, до сегодняшнего дня сохранились и различные варианты преданий о древних нартах, как в форме прозаических сказаний, так и в виде поэтических текстов. Ученые единодушно признают, что наиболее полные предания о нартах сохранили осетины. И сам термин «нарт» по их мнению вошел к другим народам Кавказа именно в осетинском оформлении.

По мнению исследователей осетинский комплекс сказаний о нартах начал формироваться примерно в 7-6 вв. до н.э. Естественно, что процесс трансформации этих преданий длился на протяжении многих веков, включая и христианскую эпоху. Кроме того, в нартском эпосе можно встретить и античные сюжеты и сюжеты, свойственные многим другим народам Ближнего Востока и Европы. В общих чертах, ученые считают, что «ядром нартского эпоса послужил древний аланский цикл, восходящий некоторыми элементами еще к скифской эпохе и непрерывно обогащавшийся за счет контактов с другими народами, в том числе с нардами Кавказа». Однако, вопросы генезиса нартского эпоса не являются темой данного эссе.

Любой древний эпос рассматривается наукой как мифологизированное восприятие народом своей истории вплоть до рождения этого народа и происхождения мира. Но какой бы мифологизации и культурной трансформации не подвергался бы эпос, он все равно продолжает оставаться историческим источником, а не сказкой, порождением народной фантазии. Главный вопрос заключается в том, насколько много (или мало) в данном конкретном эпосе можно выделить исторических «зерен», отделив их от «плевел». В данном эссе я и пытаюсь найти в нартском эпосе такие «зерна», но относящиеся не к официальной истории аланов, осетин, а к проблематике альтернативной истории.

Из-за недостатка времени я не стал анализировать весь комплекс преданий о нартах, сохранившихся у разных народов Кавказа. Тот, кого данная тематика заинтересует, сам может продолжить более полноценное исследование. Я лишь остановился на двух темах очень популярных на форуме ЛАИ. Для работы я воспользовался наиболее полным сводом сказаний о нартах, а именно осетинским эпосом. Он изложен в издании «Сказания о нартах. Осетинский эпос», М., «Советская Россия», 1978. Перевод Ю.Лебединского (электронную версию можно найти ). При цитировании текста в скобках приводится название конкретного сказания, использованное в указанном издании.

Небожители и «технологии богов»

О комплексе религиозных верований древних нартов однозначно судить сложно, именно в силу его составного характера. В тотемическом плане нарты вели свое происхождения от волка, в плане космическом считали себя сыновьями Солнца. В историческом (мифологическом) аспекте среди прародителей нартов были и подводные люди донбеттыры (о них ниже). В пантеоне нартов присутствуют и христианские святые: Елиа (св.Илья), Уастырджы (св.Георгий), Йонон (св.Иоанн). Причем эти небожители появляются уже в самых ранних сказаниях, сюжеты которых относятся к до-христианской эпохе. Т.е. это следы явной трансформации таких сказаний в более поздние уже христианские времена.

В различных сказаниях можно встретит обращение героя к Богу или к Богу богов. Есть и некоторые варианты такого обращения:

«Сослан, раньше чем приступить к еде, сказал по обычаю: – Жив Бог» («Сослан и гумский человек» ).

Но не этот вопрос заинтересовал меня в первую очередь. Помимо безымянного бога в нартском эпосе присутствуют небожители – «дауджыта», которые являются такими же постоянными героями сказаний, как и нарты. В их пантеон входят: Сафа, покровитель домашнего очага (можно предположить, что это аналог славянского Рода, поскольку он явно старший среди небожителей), повелитель громов Уацилла, одноглазый Афсати, властитель благородных зверей, Фалвар, властитель домашних животных, небесный кузнец Курдалагон, повелитель ветров Галагон, владыка вод Донбеттыр. К небожителям также относятся и аналоги христианских святых. Как и в античной мифологии, эти небожители такие же как люди. Но их взаимоотношения с нартами гораздо более простые, зачастую даже панибратские.

« У нарта Урызмага родился сын, и раскатом грома дошла эта весть до небесного Сафа.

– Кто устроит пир в честь новорожденного, тот может взять его на воспитание! И немедля Сафа привел на шелковой бечеве белого вола в селение нартов . К дому Урызмага подошел он и крикнул:

– Долгих лет желаю я новорожденному! Право воспитать его принадлежит мне!

И он немедля зарезал вола и устроил пир для нартов. Мальчика назвали Айсаной. После пира Сафа взял его к себе в небесное жилище ». Стал Айсана подрастать. Друзья Сафа пришли любоваться на него. Вместе пришли Уастырджи и Афсати, вместе – Тутыр и Уацилла. Ногбон пришел вместе с Елиа. Выбежал к ним навстречу мальчик и по старшинству помог гостям слезть с коней».

«И сказал Урызмаг: «…Пусть долго живет на свете друг мой Сафа , который воспитал для нартов такого отважного юношу»! («Айсана» )

«Вместе с небожителями Никкола и Уастырджи не раз гостил Афсати у нарта Аца, и поклялись тогда в вечной дружбе нарт Аца и небожитель Афсати . Много подарков предлагал Афсати своему другу. От всего отказывался Аца, и только золотую вечную свирель принял от друга . Теперь эта свирель была в руках Ацамаза». («Ацамаз и красавица Агунда»)

И подобные формулировки встречаются в нартском эпосе неоднократно. Более того, в паре сказаний есть конкретный временной показатель, который используется для того чтобы подчеркнуть древность эпохи:

«В те давние времена, когда нарты были в полной славе, когда море было им по щиколотку и широко была открыта им дорога на небо , жил в почете нарт по имени Дзылы». («Нарт Дзылы и его сын» )

В то время нарты с небожителями ели и пили за одним столом. Позвала Шатана к себе в дом Курдалагона, он быстро явился на зов ее. («Как рожден был Сослан и как его закалили» )

Кстати, небесный кузнец Курдалагон из всех небожителей является наиболее общительным. Более того, он постоянно помогает нартам, используя свое кузнечное мастерство. Чаще всего эта помощь выражается в создании различных магических артефактов: чудесной свирели, выкованной из небесной стали фатыг (свирель играет сама), колокольчиков и бубенцов, звенящих на разные голоса, обладающие магическими свойствами оружие – меч, стрелы и т.п. Все эти артефакты вручаются именитым нартам, героям и переходят, как правило по наследству.

Самой вершиной кузнечного мастерства Курдалагона стала операция по «закаливанию» Сослана, т.е. превращение поверхности его тела в стальной панцирь («Как Сослан закалил себя »). В результате этого Сослан становится самым могущественным из всех нартов. Он по первому зову приходит на помощь своим сородичам, он несокрушим в битвах. И здесь нужно отметить одну техническую особенность. Во время боя стальной панцирь Батрадза так накаляется, что он вынужден прыгать в море или другой водоем, чтобы остудить тело и только после этого продолжает схватку. Эта слабость и сыграла в конце концов роль «ахиллесовой пяты» в гибели Батрадза. Следствием такой операции стало и то, что Батрадз после этого, вероятно, не смог оставаться на земле. Хотя в эпосе причина этогоуказана не конкретно:

«Возмужал Батрадз, и таким доблестным мужем он стал, что пребывал на небе и долгие годы не показывался в нартском селении».(«Батрадз и Тхыфырт Мукара» )

Кстати, в сказании «Как Батрадз закалил себя » нарт ведет себя по отношению к небесному кузнецу Курдалагону просто фамильярно. Он запросто появляется в его небесной кузне и требует закалить свое тело. А после «операции» вместо благодарности проявляет хамство:

«А Батрадз поднялся к Курдалагону и сказал ему: – Если ты как следует не закалил меня, горе твоему очагу! Я голову сорву с твоих плеч! – И тут Батрадз положил ногу свою на наковальню Курдалагона и ударил по ней молотом: по стальному звону узнал Батрадз о том, что он закален хорошо…»

Возможно, такой характер взаимоотношений между нартами и некоторыми небожителями не более чем отражение национальных черт характера кавказских народов и на это не следует обращать особого внимания. Тем не менее, за тканью сказочных эпизодов иногда можно различить и любопытнейшие детали. Так в одном из сказаний упоминается способ, которым Курдалагон путешествовал между своим небесным жилищем и землей:

« Семь дней и семь ночей пировали гости Уархага, а когда кончился пир, вскочил Курдалагон на гребень огненной бури и, словно крылатый Пакундза, умчался в небеса. («Рождение Ахсара и Ахсартага» )

Правда, знакомое описание «колесницы богов», которое можно встретить и у других народов мира. Однако, это не самое интересное описание летательного аппарата в нартском эпосе. Есть и более детальное в сказании «Как Сослан женился на Косер». Там есть несколько очень любопытных и именно технических моментов, поэтому я привожу здесь достаточно обширную выборку из текста этого сказания.

«Вошла в свою летающую башню красавица Косер. Поднялась она на башне в небо. Тогда собрались нарты, чтобы посмотреть на это диво, и она такое слово сказала им:

И опустила красавица Косер свою башню на землю, к людям.

– Тот, чьи это стрелы, пусть подойдет сюда, – сказала Косер. – Он будет моим суженым.

Обрадовался Сослан, рванул двери башни и вошел в нее.

– Подожди, безумец, подожди! – закричала Косер. – Не сумеешь ты управлять моей башней!

Но не послушал ее Сослан. Рассердилась Косер. Послала вверх свою башню , а сама выскочила из нее на землю. Сослан же не заметил, что Косер выскочила из башни, обежал он всю башню и нигде не нашел ее.

«Значит, обманула эта коварная», – в гневе подумал Сослан. А башня все летит вверх и уносит Сослана.Долетела башня до самого неба и остановилась . Что делать тут Сослану? Разгневался он и спрыгнул с вершины башни на землю. Камнем полетел он вниз – чем ближе к земле, тем быстрее. Достиг земли и со всей силы своего полета стремительно пробил ее насквозь».

« А Косер, пока Сослан был в преисподней, находилась на земле. Дошел слух до нее, что вернулся Сослан, и подумала она: «Кто его знает, может быть, он обиделся на меня?» Велела она своей башне спуститься вниз, вошла в нее – и опять повисла башня между землей и небом.

« И там же, наверху, между землей и небом, помирились нарт Сослан и красавица Косер. А потом велели они башне крутиться и спустили ее вниз на землю.

Сколько пожили они среди нартов, никто не знает, но красавица Косер привыкла жить одна в своей летающей башне между небом и землей и никак не могла ужиться с нартами. … Так разошлись Сослан и красавица Косер. Красавица Косер села в свою башню и поднялась в небесное лоно, а Сослан остался жить с нартами».

Согласитесь, для народной сказочки слишком много технических деталей, вплоть до знакомства с законом ускорения свободного падения.

И еще на одной принципиальной теме, отраженной в нартском эпосе хотелось бы остановится, а именно, на происхождении производящего хозяйства и металлургии. Этот сюжет, пусть и в сильно мифологизированном виде, описан в сказании «Чем небожители одарили Сослана ». Сослан был воспитанником Сафы. Вот Сафа созвал на пир небожителей, а Сослан на нем присутствовал и им прислуживал. И небожители по своей доброй воле решили одарить юного нарта. И вот что получил он в качестве даров: от Уастырджи меч фаринк, изготовленный Курдалагоном, домашний скот от небесного покровителя скота Фалвара, хлебные зерна от повелителя громов Уациллы, соху от Курдалагона, осенний ветер от повелителя ветров Галагона (т.е. технику обработки зерна) и водяную мельницу от повелителя вод Донбеттыра. Т.е. достаточно полный набор земледельческих технологий и скотоводства. И еще в одном сказании («Нарт Дзылы и его сын »), еще в более аллегорической сказочной форме развивается сюжет о том, что нарты получают от небожителей зерно и скот.

Есть в нартском эпосе еще один очень интересный момент, о котором хотелось бы упомянуть. Речь идет о подводных жителях донбеттырах, владыка которых сам Донбеттыр относится к небожителям. Достаточно насыщенный информацией сюжет приведен в сказании «Меч Ахсара »:

«Быценаги (подводные жители) охотились, а тут вдруг на небе раскрылись ворота, и упал оттуда обломок небесной руды прямо на голову старшего из быценагов и пробил ее насквозь. Быценаги унесли этот обломок небесной руды к себе под воду. Ахсар узнал об этом и задумал отобрать у них этот обломок».

«…братья же Ахсар и Ахсартаг разыскали ту кладовую, где быценаги хранили свою руду. Нашли они обломок небесной руды, спрятанный быценагом, и отнесли небесному кузнецу Курдалагону. Из этого обломка сделал себе Ахсар обоюдоострый меч – такой, что от удара его любой камень, любой металл пополам распадались, а сам меч не тупился».

После этого Ахсар истребил быценагов. Причем ему помог советом один из донбеттыров. Т.о. в эпосе четко различаются подводные жители быценаги (их природа из сказания не ясна) и подводные люди донбеттыры. Более того, в следующих двух сказаниях «Яблоко нартов » и «Красавица Дзерасса » описывается как брат-близнец Ахсара Ахсартаг попал в подводный мир. Он опустился на дно моря и оказался в подземном жилище донбеттыров. «Стены дома – из перламутра, полы – из голубого хрусталя, и утренняя звезда светит с потолка». («Красавица Дзерасса »). Вполне конкретное описание помещения с искусственным покрытием стен и прозрачным (хрусталь) полом и источником искусственного же освещения. Здесь в подводном жилище Ахсартаг женится на дочери владыки Донбеттыра красавице Дзерассе.

Впоследствии Дзерасса волшебным образом (после смерти и в результате непорочного зачатия!!!) рождает Шатану. Образ Шатаны – самый яркий женский образ в нартском эпосе. Она и самая мудрая из женщин, к которой за советом и помощью обращаются все нарты. Она обладательница сильнейших магических способностей и владелица магических артефактов. Шатана является матерью Сослана. Аналогичное описание жилища донбеттыров есть в другом предании, где Урызмаг (сын Асхартага) спускается в подводное жилища, расположенное внутри скалы на небольшом островке в море. «Сел Урызмаг, огляделся и видит, что пол под его ногами из голубого стекла, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке». («Безымянный сын Урузмага »)

Т.о. в мире нартов, помимо них и других народов, живет еще одна человеческая раса, во много раз превосходящая тех же нартов в уровне технического развития. Эта раса «дауджыта» имеет свои поселения как в воздушном, так и в подводном пространстве. «Дауджыта» благоволят к нартам, обеспечивают их культурно-экономическое развитие, постоянно покровительствуют, снабжают отдельными техническими изделиями (как правило, очень могущественными), берут изредка мальчиков на воспитание и в отдельных случаях даже вступают в брак с нартами. Владелица летающей башни красавица Косер, бывшая недолгое время женой Сослана, вероятно, тоже относилась к этой расе. Хоть в эпосе об этом прямо и не говорится, но указывается, что «красавица Косер привыкла жить одна в своей летающей башне между небом и землей и никак не могла ужиться с нартами». Кстати, исследователи отмечали, что нарты никогда не вступали в противоборство с «дауджыта». Конфликты происходили только с христианизированными небожителями: Елия, Уастырджы, Ойноном. И причиной гибели нартов послужило то, что они решили померяться силами с Богом (но не «дауджыта», вспомним, что Батрадз даже угрожал небесному кузнецу Курдалагону).

Здесь уже упоминались разные артефакты изготовленные небожителями и поступившие в распоряжение нартов. Таких образцов «технологий богов» в эпосе упоминается достаточно много. Например, Шатана владела магическим зеркалом, способным передавать информацию не только о событиях, происходящих за многие километры, но и о событиях недавнего прошлого. Есть в эпосе упоминания боевых артефактов, имевших автоматизированную (кибернетическую?) природу. Например, неуязвимый шлем Бидаса, который перед боем сам одевался на голову воина. Или непробиваемый панцирь Церека, принадлежавший мифическому богатырю Цереку. Он также сам одевался на тело в случае боевой тревоги. Хотя про самого Церека упоминаний в «Сказаниях о нартах» нет.

Есть описания и других волшебных предметов: «Есть здесь, в пещере Кандзаргаса, волшебная кожа. На ней можно уложить все богатства мира. Есть у него волшебная веревка – что ни обернешь ею, все теряет тяжесть и делается легким, как мотылек. Обладает еще Кандзаргас двумя пружинными крыльями. Что ни положишь на них – все унесут они через горы и леса туда, куда ты захочешь» («Симд нартов »).

В нескольких сказаниях упоминается, что предки нартов говорили на хатиагском языке. Почти все его забыли. Но у Шатаны сохранился железный сундук с сокровищами предком. Открыть его можно лишь обратившись к нему на хатиагском языке. Это легко сделал Батрадз (а он рос и воспитывался на дне моря у донбеттыров). Такой же сундук имел и семиглавый крылатый великан Кандзаргас. Его Батрадз открыл тем же способом («Симд нартов »). Можно, конечно, все это отнести на счет богатой народной фантазии. Но, как говорится, «сказка ложь…».

Нарты и великаны

Один из самых распространенных сюжетов осетинского эпоса – борьба нартских героев с великанами, в которой нарты, естественно, выходят победителями. Как уже упоминалось, нартский эпос – произведение «многослойное». Он неоднократно перерабатывался и адаптировался в течение всего периода своего существования. Поэтому и образы великанов в эпосе не очень конкретизированы. Я попытался провести простейшую классификацию персонажей великанов по материалам «Сказания о нартах».

Общее название для великанов в нартском эпосе – «уаиги». Но этим словом обозначали разных человеческих существ огромного роста. При первом приближении можно выделить три типа великанов – уаигов:

– фантастические великаны,

– мифические великаны,

– исторические гиганты (племена и отдельные рода и семьи).

Я специально использовал два синонима (великаны и гиганты) для разделения, прежде всего, по хронологическому признаку. Т.е. под великанами я подразумеваю более древних и более крупных существ. Еще раз подчеркну: разделение очень условное и не претендующее на какое-либо методологическое обоснование.

Первый тип персонажей – фантастические великаны, самый немногочисленный, они присутствуют всего в паре сказаний. Фантастическими я их назвал потому, что они в эпосе отображены как многоголовые существа. Так В сказании «Симд нартов » упоминается: «Много лет назад семиглавый крылатый уаиг Кандзаргас за дальние горы унес одного из предков твоих по имени Уон и сделал его своим пастухом». В сказании «Доля старшего и доля младшего » упоминаются 9-ти и 12-тиглавые уаиги. Но они скорее являются аллегорическими изображениями препятствий. Т.е. герой должен победить этих чудищ (преодолеть препятствия), охраняющих мост или ущелье, чтобы достичь своей цели. Можно предположить, что данный тип уаигов является сильно мифологизированным воспоминанием об очень древних временах, когда на земле жили люди огромного роста. И развитие этого сюжета можно обнаружить в сказаниях, где встречается второй тип уаигов.

Это мифические великаны и они представлены в эпосе более многочисленными образами. В сказании «Сослан ищет того, кто сильнее его » герой встречается с семьей великанов людоедов. «Пошел Сослан по берегу реки и пришел к какому-то дому. Переступил через порог Сослан и видит: сидит у очага женщина, и так она велика, что между зубами ее ласточка свила гнездо ». Здесь же упоминается и уаиг-пахарь, одноглазый и однорукий, который и спасает Сослана, спрятав у себя во рту. Естественно, это очень гиперболизированный образ уаига. Однако от фантастических великанов он отличается тем, что эти мифические великаны показаны как ведущие такой же образ жизни как и обычные люди. Иногда даже этих великанов привязывают к конкретной местности: «Спустился Сослан по кровавому следу вниз, в ущелье, и видит – лежит на дне ущелья убитый олень, а возле него стоит человек. А человек этот ростом не меньше башни». И был он родом из страны Гум («Сослан и гумский человек »). Локализовать сегодня географическое положение земли Гум вряд ли возможно, но для древних сказителей она наверняка имела определенное место в известном им мире. Название местности встречается и в сказании «Сослан и сыновья Тара ». Сослан опять встречается с огромными великанами, которые живут в стране Балга на берегу моря и богатой степными пастбищами . «Но вот приблизилась к нему туча, и увидел он, что это не туча, а всадник скачет к нему. Конь под всадником ростом с гору, а сам всадник на коне – как стог на горе. От дыхания всадника и коня его туман поднимается над степью. Глубокую борозду по земле оставляет его сабля. И то не вороны над тучей, а комья земли и куски дерна взлетают над головой всадника из-под копыт его коня. «Так вот каков Мукара, сын Тара! – подумал Сослан». Мукара в эпосе тоже называют термином «уаиг».

Сравнительный рост мифических уаигов показан также в сказании «Нарт Сослан и уаиг Бызгуана »: «Уаиг Бызгуана вскочил со своей постели, выскочил во двор и увидел Сослана. А Сослан ростом ему по щиколотку ». Конечно, такую информацию не следует воспринимать как всерьез описывающую рост древних великанов. Но на мой взгляд, это отраженное в народной памяти воспоминание о тех древнейших временах, когда на земле существовали великаны, чей рост был несравнимо большим (не 2,5 – 3 метра), чем у обычных людей.

И в подтверждение этого предположения я приведу достаточно обширный отрывок из одного любопытного сказания «Нарты и кости Уадмера ». В нем говориться, что двенадцать именитых нартов поехали на охоту. На какой-то равнине они заночевали в пещере. Утром оказалось, что это череп. А вокруг во множестве разбросаны кости. «Здесь и огромные человеческие, и лошадиные, и собачьи, и кабаньи…». «Соскочил Сослан со своего коня, выбрал человеческие кости, потом собрал лошадиные и тоже положил их отдельно, подобрал и собачьи кости, и кости кабана. Из человеческих костей сложил он скелет великана и сказал:

– А теперь я буду просить Бога, чтобы предстало перед нами это чудесное существо таким, каким оно было в свое время!»

«И он стал просить: – О Бог богов! Оживи этого человека, только чтобы не было у него ног ниже колен и чтобы глаза его ничего не видели. Сразу после этих слов череп заколебался, потом приросли, к нему все остальные кости, покрылись они мясом и кожей, и человек ожил. Только не было у него ног ниже колен – потому не мог он ходить, и не было глаз – и потому он ничего не видел. Зашевелился великан, сел, потянулся». Начали нарты общаться с великаном. Вот отрывок из этого диалога:

«– Жалкая у вас участь, если вы живете такой никчемной пищей! Скоро, видно, ваша погибель придет. Огонь у вас есть?

– Есть,– ответил Сослан и спросил:– А вы чем кормились?

– Мы кормились охотой и соком земли , – ответил великан.

– А как же вы добывали сок земли?

Засучил тут великан свой рукав до самого плеча и запустил руку в землю. Выгреб он полную горсть земли и сказал Сослану:

– Подставь свою ладонь.

– Подставил Сослан свою ладонь, сжал великан в кулаке землю, и жирный сок земли закапал в ладони Сослана и сразу наполнил их». Сослан вылизал то, что наполнило его ладони, – и сок земли, подобно жирному мясу, сразу ударил в его сердце. И так насытился сразу Сослан, что показалось ему, будто он объелся.

– Теперь тебе не захочется есть целую неделю, – сказал великан.

– Только пить будешь время от времени. Сослан спросил великана:

– А ты из какого людского рода?

– Я из уадмеров, – ответил великан ».

« Тогда снова помолились нарты. – О, Бог богов! Преврати его снова в то, чем он был. – И тут же исчез уадмер, только череп его величиной с большую пещеру остался лежать посредине равнины».

Из этого сказания видно, что для древних великанов огромного роста существовало даже отдельное наименование, отличное от термина «уаиг». Возможно, древние жители Кавказа находили в земле человеческие черепа, во много раз превышающие их собственные. И это послужило причиной формирования таких вот мифов.

И заканчивая пассаж о мифологических великанах следует упомянуть о наличии в нартском эпосе хорошо нам знакомого сюжета о циклопе. В сказании «Урызмаг и кривой уаиг » рассказана история совершенно аналогичная истории об Одиссее и циклопе Полифеме. Впрочем в этом как раз нет ничего удивительного, поскольку нам хорошо известно о существовании тесных культурно-экономических связей между Кавказом и античным миром.

И, наконец, третий тип уаигов, который я назвал историческими гигантами. Причиной этому послужило предположение о том, что судя по сведениям, приведенным в нартском эпосе, эти уаиги жили рядом с людьми уже в исторические, а не в незапамятные времена. Сюжеты о них являются самыми многочисленными в «Сказаниях о нартах». Чтобы не утруждать читателя многочисленными цитатами, я приведу лишь ряд умозаключений, к которым можно прийти при знакомстве с этим источником.

Во-первых, можно предположить, что рост этих уаигов был не столь огромен как у мифических великанов. Скорее всего, в среднем он достигал 3 метров. Прямых указаний в эпосе на это нет. Но по косвенным данным, (например, то что нарты сидели с уаигами за одним столом и т.п.), такое предположение мне кажется вполне вероятным. Основная масса уаигов жила довольно далеко от земель нартов. Несколько раз упоминается, что нарты, отправляясь в поход на уаигов, проводили в пути дни, а то и недели. В одном сказании «Нарт Урадз и уаиг Ахсуалы » говориться, что уаиг Ахсуалы похитил красавицу и унес ее в страну Сеха (Сехские степи), где был его замок . Там он заточил ее в высокую башню. Сам уаиг жил охотой. В другом сказании «Нарт Сидамон » упоминается уаиг Схуалы, который убил на горе Уарпп нарта Бцега. Нарты отправились в поход, чтобы отомстить. Уаиг жил очень далеко, только на восьмой день нарты достигли степей Кирмыза , где бились уаиг и Бцега. Схуалы имел свои стада, но время проводил на охоте. Обычной смерти он не боялся. Этот фактор свойственен многим сильным уаигам и упоминается в других сказаниях. У Схуалы была жена и богатырский конь.

В сказании «Нарты и черноголовые уаиги » говорится о целом племени гигантов: «Черноголовые уаиги были могучими насильниками . Это, беспощадное и здоровое племя победило всех людей, что жили по соседству с ними. Непобежденными остались одни только нарты – удалой народ». Когда старших нартов не было в селении, уаиги напали, разграбили нартские дома и башни и увели в плен их девушек. Когда старшие нарты вернулись и узнали о несчастье, они отправились в ответный поход. И, опять-таки, в неблизкий: «Разгневались нарты и снарядили большой поход в Страну черноголовых уаигов. Ехали день, ехали два, неделю, две недели». Они напали на укрепленное селение уаигов и семь дней сражались, но не могли их победить, поскольку убитые уаиги утром оживали. Здесь мы опять сталкиваемся с приписыванием гигантам волшебных свойств. Победить нартам помог небожитель Уастырджи.

С другой стороны, в разных сказаниях упоминается об отдельных семьях уаигов, которые жили по соседству с нартам, иногда даже на ближайшей горе («Батрадз и заносчивый сын уаига Афсарона »). В этих сказаниях приводятся основные, так сказать, характеристики уаигов. Отмечается их огромная сила и, одновременно, глупость. Впрочем, такие характеристики гигантов можно встретить в мифах разных народов мира. Равно как и еще одну черту, то что гиганты были каннибалами. В сказании «Как Батрадз спас именитых нартов » рассказывается как именитые нарты отправились на охоту. Погнались за оленем, который увел их за семь гор (что, в общем-то не рядом). Там они наткнулись на башню, «сложенную из огромных валунов». В ней жили семеро уаигов. «Услышав зов нартов, выбежали они и обрадовались: горная мелкота, как называли они людей, сама явилась к ним. Пригласили они нартов в свое жилище, усадили их в ряд возле очага, сами же переглянулись, и трое принялись строгать шампуры, а четверо начали разводить огонь». И еще одна цитата из того же сказания: «А другой уаиг ему ответил: – … Наши старшие и раньше лакомились мясом горных человечков»…

Т.е. можно сделать такое заключение: еще в исторические времена на одних территориях (и на соседних тоже) рядом с обычными людьми обитали племена и отдельные семьи людей гигантского роста. С людьми они находились чаще всего в состоянии вооруженного нейтралитета. Но при первой же возможности нападали и грабили. Кончилось это тем, что более многочисленные и лучше организованные люди победили и истребили племена гигантов. Об этом прямо говорится в сказании «Гибель нартов»: «Всю жизнь провели в битвах доблестные нарты. Силу многих насильников сломили они. Уаигов истребили до последнего и даже вступили в борьбу с духами земными и небесными».

Вместо послесловия

«Сказания о нартах», как и любой другой древний эпос, может быть богатейшим источником информации о древнейшем прошлом человечества. Ветхий завет, по мнению ученых, начал формироваться как единый эпос в 14-12 вв. до н.э. Но события, описанные в «Книге Бытия» начинаются от сотворения мира. Большинство событий нартского эпоса укладываются, по сути дела, в период жизни четырех поколений основных героев. Но было бы наивным предполагать, что в таком историческом эпосе отражена жизнь народа на протяжении всего лишь пары веков в лучшем случае. Можно смело предполагать, что такая картина является результатом формализации разновременных преданий. И осколки информации о событиях стародавних времен просто вписываются в канву канона произведения и сопрягаются с главными персонажами. Это, как я полагаю, результат недостаточной сохранности информации о далеком прошлом, имевшейся в распоряжении к моменту формализации эпоса. Например, в сказании небожители одаривают Сослана зерном и домашними животными, земледельческими технологиями. А ведь Сослан относится уже к четвертому поколению нартских героев. И предыдущие поколения имеют и домашний скот и земледельческую культура и орудия из металла. Т.е. попытки установления какой-либо научно обоснованной хронологической шкалы на основе эпоса совершенно бесперспективны. Эпос предоставляет нам отдельные крупицы информации о событиях древности, неопределенных во времени, а порой и в пространстве. Однако, такие крупицы бывают порой чрезвычайно интересными.

И в конце этого маленького эссе я хотел бы упомянуть некоторые из них. Так, например, В сказании «Батрадз и чаша нартов Уацамонга » есть странный эпизод: «Шесть колосьев произрастало до этого времени на стебле ячменя ». Но владыка хлебов Хор-алдар из мести за своего сына Бур-хор-али, убитого Батрадзом оставил «на ячмене только один колос, а пять колосьев уничтожил навеки». Это произошло только потому, что в защиту ячменя выступил Уастырджи. Что может означать такая странная фраза, только ли мифическую аллегорию?

В сказании «Как Хамыц женился » описывается народ карликов, ведущих свой род от донбеттыров. «–Происходим мы от донбеттыров , – сказал маленький охотник. –Принадлежу я к роду Быцента, и живем мы постоянно под землей ».

« – Это хорошо, – сказал маленький охотник. – Мы бы тоже охотно породнились с нартами. Но должен ты знать: мы вспыльчивы и нетерпеливы и беспощадно мстим за обиды. Всего две пяди наш рост , а в обхват и того меньше, но наша сила, наше мужество и другие наши достоинства в испытаниях не нуждаются. Есть у меня сестра, и мы бы выдали ее за тебя замуж, но вы, нарты, любите надо всем насмехаться, мы же от насмешек заболеваем, а от упреков умираем».

Кстати, невеста Хамыца оказалась в облике лягушки, которая только ночью возвращалась в человеческий облик и обладала волшебными способностями. Весьма знакомый сюжет, но причем здесь карлики?

«Часто уходил в походы нарт Урызмаг. И вот однажды был он долго в отъезде и не встретил никого и не нашел ничего» («Урызмаг и Харан-Хуаг »). Т.е. земля была не густо заселена!? Тогда, по идее, это должно относится ко времени после потопа.

«Унесли Саууая и бросили в расщелину ледника. Подобрали его волки, и волчица выкормила его своим молоком. Не по дням и часам, а по мгновеньям вырастал Саууай, и вот скоро стал он охотиться» («Саууай »). Саууай как бы выпадает из основной последовательности нартского эпоса. Тем не менее, как мы знаем, некоторые современные народы Кавказа (те же чеченцы) до сих пор связывают свое мифологическое происхождения с волком. К тому же данный мотив имеет прямую аналогию с древнеримской мифологией.

И напоследок, хотелось бы отметить пару интересных моментов, связанных с представлениями нартов о Боге. В сказании («Смерть Батрадза ») говорится: «После того как зло нартов – Сырдон – натравил Батрадза на духов земных и небесных, начал с ними Батрадз жестокую войну. Где только ни настигал он их, там уничтожал и калечил. Собрались тут все духи и дауаги и пришли жаловаться Богу:

– Нет нам житья от Хамыцева сына Батрадза! Пошли на него погибель! Или пусть останется он, а нас не станет. А если останемся мы, пусть погибнет он.

– Не знаю я, как вам помочь, – ответил Бог. – Помимо моей воли появился он на свет, и нет в моих руках погибели для него ».

И подтверждение такой странной «слабости» Бога мы встречаем в сказании «Гибель нартов», где указывается причина гибели этого народа. Из-за своей гордыни они перестали молиться Богу и бросили ему вызов. Бог предложил им несколько выборов. Первый – искоренить их род или оставить плохое потомство. Нарты выбрали первое. Второй – вечная жизнь или вечная слава. Нарты выбрали второе. Но Бог их не уничтожил, они сами легли в могилы, чтобы подтвердить свой выбор. И в этом сказании есть интересный эпизод: «Когда перестали они поминать Бога, прислал он к ним ласточку:

– Лети от меня к нартам и спроси их, чем они обижены. Прилетела ласточка, села на молодое деревцо, что росло на нартском нихасе, и защебетала по-хатиагски :

– Я к вам как посредник прислана. Человек, которому вы поклонялись , прислал меня, чтобы спросить вас: «Что я сделал, нарты, такое, из-за чего вы обиделись?»

Древний язык, который нарты почти все забыли, является языком Бога? А сам Бог также имеет человеческую природу? Однако, это уже вопрос теологический и упомянул я эти эпизоды лишь для того, чтобы еще раз подчеркнуть, насколько удивительная информация содержится в древних эпических сказаниях.

P.S. Приношу свои извинения за возможные неточности в вопросах истории нартского эпоса. Как я уже оговаривался, эссе писал буквально «на бегу», но, надеюсь, читатели не окажутся разочарованы.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Самая известная и большая картина осетинского художника Махарбека Тугаева, который являлся исследователем уникального памятника устного народного творчества осетин - нартовского эпоса. М. Бугаев создал цикл иллюстраций к эпосу, в которых отразил основополагающие архетипы самосознания осетин. Полотно "Пир нартов" - самая известная и масштабная из этих иллюстраций, находится в худ.музее М.Туганова во Владикавказе. Художник создает эту работу приблизительно в 1925 году, и уже на склоне лет возвращается к этому сюжету и дорабатывает картину. По мнению художника В.Цагараева, в картине "Пир Нартов" изображена модель мифологического мира и зашифрован код гармоничного развития народа. " Махарбек Туганов в первой половине ХХ века осознал и заложил, как тайнопись, в свою картину идею всенародной гармонии, актуальную и сегодня". В нашей коллекции представлена мастерски выполненная копия этого уникального полотна (масло, холст). Автор - осетинский художник Вадим Пухаев.