Культурная жизнь России в 90-е годы XX – начале XXI в.
Развитие отечественной культуры осуществлялось в новых условиях. Частное предпринимательство занимало все более прочные позиции в сфере культуры. Перестала существовать централизованная система управления культурной жизнью. Исчезли жесткий идеологический диктат и директивы ʼʼсверхуʼʼ. Была отменена цензура печати. Задачи государственной культурной политики заключались в поддержке различных отраслей культуры, в сохранении преемственности и лучших традиций литературы и искусства.
Социально-экономические реформы вызвали перемены в сфере отечественного образования. Окрепла возникшая в годы перестройки альтернативная образовательная система. Наряду с государственными учебными заведениями действовали негосударственные школы, лицеи, гимназии, колледжи. В первые годы нового столетия в Российской Федерации насчитывалось около 700 негосударственных общеобразовательных школ, что составляло немногим более 1% от общего их числа. Наиболее широкое распространение альтернативная форма школьного обучения получила в крупных городах – в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске. Школы и вузы постепенно отходили от унифицированной системы преподавания, от единых учебников по изучаемым дисциплинам. Разрабатывались новые программы, создавались многочисленные учебники, пособия, прежде всего по общественным наукам.
Увеличилась сеть негосударственных высших учебных заведений. В начале XXI в. они составляли 27–28% от общего числа вузов, в них обучались 8–12% всех студентов. Политические и экономические сдвиги вызвали перемены в структуре высшего образования. В соответствии с потребностями общества вузы увеличили подготовку специалистов в сфере менеджмента. Увеличивалось число выпускников, пополняющих ряды экономистов, биржевиков, менеджеров, банкиров. Модернизация отечественного образования имела противоречивые последствия. Нехватка квалифицированных преподавательских кадров в негосударственных школах и вузах приводила в ряде случаев к падению качества образовательной подготовки.
Значительные трудности в своем развитии переживала отечественная наука. Российская Академия наук (преемница АН СССР) испытывала острую нехватку финансов для поддержки фундаментальных исследований. Были прерваны контакты с научными учреждениями бывших советских республик и стран Восточной Европы. Слабая материально-техническая база отечественной науки, низкая оплата труда заставили многих ученых покинуть страну и продолжить работу за рубежом. В таких нелегких условиях ученые РАН трудились над реализацией ранее составленных планов, участвовали в разработке новых, в т.ч. международных научных программ. Продолжались исследования космоса. С середины 80-х годов на околоземной орбите действовала международная космическая станция ʼʼМирʼʼ.
С конца 90-х годов положение дел в науке стало меняться к лучшему. Увеличились государственные ассигнования, направленные на нужды всех её отраслей. Началась модернизация материально-технической базы исследований. Ежегодно присуждались государственные премии Российской Федерации за выдающиеся работы в сфере науки и техники. Достижения отечественной науки получили высокую оценку мировой общественности. В начале нового столетия лауреатами Нобелевской премии по физике стали отечественные ученые Ж.С. Алферов, В.Л. Гинзбург и А.А. Абрикосов. Открылись новые возможности для развития общественных наук – философии, истории. Так, исследователи получили доступ к документам по истории России, хранящимся в закрытых ранее архивах страны.
Культурная жизнь России в 90-е годы XX – начале XXI в. - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Культурная жизнь России в 90-е годы XX – начале XXI в." 2015, 2017-2018.
Если мы говорим, что 90-м годам предшествовал период дальнейшего углубления противостояния двух непримиримых между собой миров социально-экономических
Политических и идеологических систем, что создавало значительные препятствия на пути культурного прогресса (а это неоспоримо так), то что можно сказать в свя связи с поражением одной из этих систем, т.е. коммунистически советской, поражением СССР в "холодной войне", развалом социалистического лагеря, роспуском СССР и КПСС и образованием вместо ряда самостоятельных, суверенных независимых государств?
Это не рядовое событие - пал Вавилон Состоялось третье по своей исторической значимости (после Первой и Второй мировых войн с их кризисными и сногсшибательными последствиями) потрясения XX века. На рубеже 80 - 90-х годов из причин тоталитаризма, милитаризма, идеологизации принципов демократии, пренебрежения к фундаментальным законам экономики, других не менее антиприродная факторов в ряде стран наступил крах социалистического строя и начались процессы политической и экономической трансформации в направлении введения законов рыночной экономики и демократизации. Отношение к этому историческому повороту имеют деструктивные и творческие силы обоих миров, в том числе, и особенно, в сфере духовной культуры.
И если Запад продолжал идти своим капиталистическим путем и сумел защитить свой статус-кво, свою демократию, свою духовность и свои капиталы, то этого не скажешь о социализме. Он остался на перепутье, точнее - на бездорожье. И теперь остатки его приверженцев, которые вслед за своими отцами и дедами, прообразами Чесноков и галушек, которые неплохо чувствовали своего режима, не знают, куда опять броситься, который еще "изм" демагогически навязать для продолжения эксперимента на своих и чужих простолюдинах лет этак с 75.1 идут вперед Кумачовом с постоянно повернутой назад головой, ностальгически вздыхая не по ста дням Парижской коммуны, не за два-три года за Ленина, а по целым веком (без четверти), которое составило эпоху деспотизма, страха, нищеты, равнодушия, зябкости своих покорных, которых, как овец на бойню, гнали на "доблестный труд", а они только жалобно блеяли и блеяли.
Как происходил этот культурный процесс в новой ситуации, кратко и расскажем в этом разделе.
История неоднократно подтверждала, что духовная культура в своей глубинной внутренней сути не подпадает под прямой кардинальное влияние су-совместно-политических и даже экономических катаклизмов и разительных перемен и не ограничивается рамками мира, войны, государственных переворотов, принятия конституций, решений съездов и т.п.. Трудно установить с этими факторами какие-то водоразделы или какую-то периодизацию, связанную и с техническими, и зелеными революциями или религиозными течениями - за исключением отдельных формальностей, количественных упадков или подъемов, которые однако своей качественной основы не меняют, а если и бывают какие-то изменения в этом плане, то лишь весьма длительным эволюционным или спонтанным путем.
Но как бы там ни было, в течение длительного времени господствовали тоталитарная, элитарная и массовая культуры, перешагнувших и в 90-е годы, и в XXI в. Поскольку действительно та же тоталитарная культура не сходит со сцены, а лишь меняет формы, окраски, интенсивность воздействия и влияния. Именно благодаря ей состоялась дегуманизация общества. И люди к этому привыкают, принимают за норму поведения и становятся трусливо-беспринципными, неспособными серьезно и честно мыслить, а тем более действовать, и прибегают скорее к капризности и оправданий своим поступкам, нежели соблюдают элементарных морально-гуманных принципов. И таким образом сами служат основой воспроизводства тоталитарной культуры и самого режима.
Массовая культура, несмотря на ее зародыши еще в античную эпоху, в частности в зрелищных действах Римской империи, период господства христианства, во времена возникновения научно-технической революции, все же окончательно сформировалась в конце XX века в США, впоследствии распространившись на высшее образование, кино, рекламу, журналистику. В Англии, например, организуются специальные курсы, содержащие материалы из кино, научной фантастики и даже футбола.
В отличие от элитарной, массовая культура, предоставляя всем своим элементам системы однородности, абсолютного сходства и неприхотливости под видом нейтральности относительно политики, идеологии, идейности, делает ставку на зрелищность, стереотипы сознания, стандартные штампы, не требует от человека много затрат умственной энергии, чувств, воли, знаний, утонченных вкусов, т.е. всего того, без чего не может существовать серьезное, благородное, художественная литература и искусство вообще.
Массовая культура пропагандирует рассудительность (для отдыха), натуральное насилие, секс, освобождая от чувств настоящей любви, труда думать, проявления воли, чувство ответственности, и наоборот, наклоняет к восприятию имиджа, иллюзий, вымыслов, несу светящихся фантазий и мифов, которые в лучшем случае забавляют, отвлекают. В литературе, например, наряду с массовой культурой употребляется постмодернизм, который тяготеет скорее к коммерции, бизнеса, чем к художественному совершенству, правдивого отражения жизни и призывов, творение добра, справедливости, борьбы со злом.
Эта культура, хотя и рассчитана на тотальность, охват широких слоев населения, но опирается не на содержательность, а на формальное количественное признак, ее эффективность. А известно из многих выводов, что массовость - это еще не народность, всего-всего количественный способ и показатель производства и потребления, как водка, пиво, курение и, конечно, наркотики.
Вполне естественно, что такое положение в культуре вызывает противодействие. Выступим со своей контркультурой, якобы возникает из естественной потребности противостояния и возникает в определенных контрформах культуры.
Это своего рода даже радикальная культура, левая идеология протеста, вы-токи которой достаточно разнородные и эклектичные: здесь можно встретить философские концепции экзистенциализма, фрейдизма, на романтизм, отдельные традиции утопической мысли, гуманизма и просвещения, элементы раннего христианства, авангардные идеи дадаизма и сюрреализма.
Такой дорогой идут модернизм, постмодернизм и их инновационные сородичей. Но все же стремление к мировому господству гегемонизма решили гонку вооружений, способствовали проникновению в космос, подтолкнули технический прогресс, который переродился в техницизм (технократизм), своеобразный культ техники как один из наследников классического позитивизма, как говорят философы, радуясь своему открытию: на одном полюсе во главе с учеными-естествоиспытателями, техниками, на втором - отколотая от технократизма "гуманистическая" культура во главе с художественной интеллигенцией, которая в последнее время берет верх, потому что лучше, эмоциональнее влияет на массы, даже при абсолютизации материально-вещественных ценностей в ущерб духовно-творческим и нравственным.
Эти направления в литературе объединяет на Западе главный герой, который выступает не как характерная лицо, типаж, образ, а только как словесный портрет, форма, затеняет содержание произведения, если он там хоть какой-то есть, как пластическая или акварельная конструкция в изобразительном искусстве, оригинальность звука какого-то инструмента или вокала в музыке.
Известно, основой основ культуры любого народа является образование. В области образования теперь трудно найти на Земле какой-то населенный пункт, где бы этой задаче не предоставлялась первоочередность. Ведь в системе культуры знания призваны формировать человека, и должны давать образование, воспитание, выработка навыков. Системы учебно-воспитательных мероприятий, заведений и учреждений у разных народов и государств различны, хотя и базируются на основополагающих программных сообществах мира, особенно в наше время интенсивной коммуникабельности.
Дело еще и в том, что образование, по сравнению с другими гуманитарными областями культурного развития, больше не терпит фальшивости, конъюнктурности, тоталитарности, еще говорят "неточности", как по технико-естественных наук. Это касается не только знаний, навыков, умений, но и в-тания, т.е. педагогического подхода. Современная западная педагогика основана на католической философии неотомизма, родоначальником которой был средневековый схоласт Фома Аквинский; свою главную задачу в культурной сфере сторонники неотомизма видят в том, чтобы доказать божественное источник прекрасного и взаимосвязь педагогической, художественного творчества с утопической перспективой религиозно-нравственного "обновление буржуазной культуры, которая находится в состоянии противоречия и кризисы. Истина, красота и благо - три главные определения Божественного бытия в религиозно-идеалистической философии неотомизма.
Нынешняя идеалистическая педагогика опирается также на философию экзистенциализма ирационалистичного направления, возникшего в начале XX ст. в России (Л. Шестов, Бердяев) и распространился в Западной Европе, всего в Германии, Франции, а также в США.
Вместе с тем в условиях научно-технической революции изменилось отношение к образованию, педагогики, их системы, из которой выходят те, кто двигает науку, и те, кто на разных уровнях работы и управления реализует ее достижения ради продвижения к высокой цивилизации и цивилизованности. В условиях научно-технической революции отношение к образованию, педагогики в высокоразвитых странах не однозначное. Имеют свои системы и свое лицо все национальности и меньшинства, хотя существует и много общего, в частности в плане постепенности и изменчивости. За рубежом образование все развивается в науки и производства, срастается с ними. А еще в 20-х годах, когда Запад с удивлением смотрел на советский Восток и перенимал себе его достижение. Нарком просвещения АВ. Луначарский говорил: ни одного часа не должно быть занятий в школе или практических навыков, когда в этом процессе человек не становится более знающим, более способным, более ловкой и умелой, а следовательно и полезной для общества.
Приобретает популярность концепция непрерывности осовиты, что делает выбор, изменение профессии, специальности по своим вкусам и относительно требований времени или изменения ситуации. И это должно происходить в течение всей жизни. Капиталистическая система хорошо усвоила, что ей надо высокообразованные и умелые специалисты, мастера производства материальных благ, чтобы их реализовывать.
В последнее время в развитых странах высшая школа ставит акценты, предоставляет приоритетности не узкоспециальным профессии, а общенаучной и общегуманитарных подготовке специалистов, способных не только для исполнительских функций, но и к организации и управления производственными процессами, в прогнозирование гуманитарно ориентированная образование учит студентов мыслить основательно, творчески, отстаивать свое мнение, а не заполнять свою память многочисленной информации, чтобы потом ее воспроизводить. По тотальной компьютеризации необходимость в этом отпадает. Лекционная система заменяется консультативной и контрольной с усиленной требовательностью к усвоенных знаний. Такая подготовка способствует воспитанию самостоятельности, ответственности и свободы.
Из всех искусств или не самой влиятельной является художественная литература, которая наилучшим образом способствует формированию человечности, эстетических, художественных, нравственных, идейных и познавательных ценностей. В этом деле, конечно наибольшим авторитетом выступает реалистическая литература, которая в последние десятилетия усилила свое внимание к источникам человеческого самосознания, культурной памяти, масштабного охвата проблем жизни, судьбы современного мира, поскольку над ним нависла угроза существованию человечества вообще. И сегодня можно с уверенностью заявить, что глобальных теме духовной культуры тема выживания человечества на Земле, и вряд ли она когда-нибудь потеряет свою злобу или актуальность, исходя из того, что сейчас происходит в мире.
На смену реализму, который крепко держится традиций художественной литературы, произошли изменения в самой тенденции новых поисков. Ведь известно, что литература и цивилизация - это родные сестры, "это постоянные открытия, которые осуществляет на каждом шагу, идя вперед, человеческий разум, отсюда и само слово" прогресс ". О народах судят по их литературой" (В. Гюго).
Возьмем кино в общей культуре. Вызывают большой интерес у обычного зрителя и высокую оценку в Голливуде такие ленты, как "Гладиатор", выкроенный по традиционным голливудским стандартом; китайский (тайваньская) картина "Бегущая тигр, невидимый дракон", которая очаровывает красивой восточной сказке о любви и предательстве. Как и "Гладиатор", картина получила 5 «Оскаров», в том числе "За лучший фильм на иностранном языке", "За лучшую музыку" и "За лучшую операторскую работу". Наряду стала и картина о наркомании "Траффик", которая принесла ее режиссеру - независимом шведу, хорошо адаптировался в Голливуде, С. Содсбергу, звание "лучшего режиссера", ему же принадлежит фильм "Ерин Брокович", где "лучшую женскую роль» сыграла на уровне "Оскара" Джулия Робертс. Праздничные "ярмарки тщеславия" на этом не заканчиваются, не говоря о таких эффективные голливудские киноленты, как "Терминатор", "Матрица", "Титаник" и др..
На сегодня популярным представителем эстрадной музыки выступает немецкая рок-группа "Скорпионс", которая гастролировала и в национальном дворце "Украина". Кстати, Киев слушал в себя и Брайана Адамса и Джо Кокера, и Монтсеррат Кабалье и Хосе Каррерас, и "Дюран-Дюран" и "Металлика". А сколько еще элитарных знаменитостей стремятся дать концерт в украинской столице! Любители утверждают, что композиции "скорпионов" способны одна ¬ ково растрогать как профессора консерватории, так и слесаря ЖЭКа, так романтика их творчества созвучна постсоветской души.
Участник "Скорпионс" Рудольф Шенкер гласит: "Мы не политическая группа, мы не поем песен протеста. Наша задача - заразить слушателей положительной энергией, энергией творчества". Но им не чужды человеческие проблемы - просто им кажется, что решить их можно полюбовно. Поп ¬ лярнисть "скорпионов" с 30-летним стажем возрастает еще и потому, что они нежданно-негаданно в 1999 г. обратились к классическим инструментам, аранжувавшы свои лучшие композиции для исполнения с симфоническим оркестром, как это сделали в апреле 2001 г. в Киеве, где дирижером выступал идейный отец программы, знаменитый Кристиан Колоновиц. Подобного явления в Украине еще не было.
Именно эти и другие прогрессивные тенденции зарубежного образования, литературы, кинематографии, телевидения и других видов искусств побудили усилить взаимосвязи между Украиной и зарубежьем, развивать обмен студенческими, преподавательскими контингентами в переподготовке, прохождении практики, стажировки, программами, пособиями и учебниками. Стало актуальным заимствовать и передавать свое, что есть лучшего в искусстве, творческих коллективах. Особенно значительную роль в этом важном деле играют украинская диаспора, конгрессы творческой интеллигенции, межправительственные контакты и общение.
Это лишь некоторые выборочные штрихи современной культуры Запада, которые характеризуются и своим высоким уровнем, и своими противоречиями в нашем таком калейдоскопически сложном мире.
Восьмидесятые годы – время сосредоточения художественной культуры вокруг идеи покаяния. Мотив всеобщего греха, плахи заставляет художников прибегать к таким формам художественно-образного мышления, как притча, миф, символ. В свою очередь, познакомившись с романом «Плаха» Ч. Айтматова и фильмом «Покаяние» Т. Абуладзе читатель и зритель рассуждали, спорили, вырабатывали собственную гражданскую позицию.
Важнейшей особенностью художественной ситуации восьмидесятых годов является наметившаяся тенденция давать новую концепцию человека мира, где общечеловеческое гуманистическое значимее, чем социально-историческое. По многообразию творческих стилей, эстетических концепций, пристрастий к той или иной художественной традиции, культура конца 80-х, начала 90-х годов напоминает ХIХ века в русской культуре. Отечественная культура как бы добирает несостоявшийся естественный момент своего развития (спокойно пройденный западно-европейской культурой ХХ века) и насильственно остановленный известными социально-политическими событиями у нас в стране.
В советское время параллельно с официальной культурой развивалась, так называемая, независимая культура, которая восприняла образцы западного постмодерна и воспроизвела их на российской основе.
То, что характерно для западной культуры, сегодня становиться достоянием России. В качестве примера можно сослаться на творчество И. Кабанова 1970-1990 гг. Убогие предметы советского коммунального быта, запечатленные в монументальных формах и масштабах, «музей мусора» - гибрид свалки и усыпальницы – являют собой эксперименты, призванные подтвердить исчезновение иерархических структур и бинарных оппозиций. Значительное и пустяковое, умное и глупое, нормальное и патологическое, возвышенное и низменное – все это обесценено, лишено устойчивости и значимости. Все равноценно и нет ничего святого.
Э. Булатов строит свои композиции по принципу подчеркнуто несовместимых друг с другом предметов, изображений, надписей, соединенных в одном, якобы реальном (эмпирическом) пространстве. Отделить «правильное» и «неправильное», «возможное» и «невозможное», «хорошее и плохое» друг от друга в принципе невозможно. Художник изображает мир перепутанных смыслов, уравненных в своей обесцененности.
Для параллельной независимой культуры, особенно в сфере живописи, характерно столкновение разных смыслов в одном пространстве, при полной невозможности привести их к одному знаменателю, логике, здравому смыслу. Таковы «мифологические» сюиты картин Звездочетова и Филиппова, изображающие алогичные «реалии» и «бредовую историю».
Стертость грани между разумом и безумием - это один из главных принципов искусства неоконцептуалов – таких, как группы «Медгерменевтика» и «Перцы».
Рассматривая основные тенденции и устремление независимой культуры, можно обнаружить ее влияние на ключевые разделы советской художественной культуры второй половины конца ХХ века.
В творчестве распутина, в некоторых произведениях Айтматова рисуется своего рода потерянный мир и населяющие его люди, утратившие свое «Я» вместе с той иерархической и бинарной картиной мира, которая распалась у них на глазах.
На этом фоне особенно заметен Ф. Искандер. В его философской притче «Кролики и удавы» отношения между жертвами и палачами рассмотрены столь неожиданным образом, что их известный антагонизм оказывается сомнительным. Правые и виноватые, добыча и охотник, добрый и злой нуждаются друг в друге и, в известном смысле, составляют единое целое.
Этот же прием использует В. Войнович, изображая парадоксальное «единство противоположностей». Традиции фольклора в соединении с ирреальной реальностью поражают безумную логику: слабый оказывается сильным, умный – глупым, невиновный – злейшим преступником.
Сходные идеи и приемы используются в кино. В творчестве Тарковского, Абуладзе, Абдрашитова, Сокурова, Муратовой предлагаются нашему вниманию некие метафизические загадки со многими, либо же, что то же самое, с никакими отгадками. Творчество этих блестящих кинематографистов запечатлевает мятущихся, потерянных людей, странствующих по свету и пытающихся обрести ясность и определенность среди всеобщего помрачения, утраты ценностей и размывания всех устоев бытия, когда человек уже не знает, не помнит, где – смысл, где – бессмыслица, где – добро, где зло.
Итак, признаки постмодернистской культуры Запада (уклончивость смыслов, их разорванность, алогичность) четко прослеживаются в советской и постсоветской независимой культуре.
Однако очень сходные следствия имеют разные причинные основания. В России не было ни западного политического плюрализма, ни открытого общества, ни потребительского изобилия, ни информационного бума, ни электронного преобразования жизни и психики людей.
Причины постмодернистских новаций в современной отечественной культуре достаточно разнообразны. Исследователи культуры выделяют следующие. Одной из главных, на которую указывали ещё Достоевский и Бердяев, является «неприкаянность» русского национального характера, тотальная бесприютность, в которой теряют смысл категории реального и нереального, факта и фикции.
В. Кормер ищет причины в специфических особенностях сознания людей советской эпохи. Он фиксирует такое явление, которое назвал «двойным мышлением». Смысл этого явления в том, что советский человек приучен самим способом своего бытия забывать о логике, о здравом смысле и ориентироваться на идеи и понятия, которые исключают друг друга. В качестве аргумента В. Кормер приводит такое наблюдение: советская интеллигенция чаще всего относилась резко негативно к политической и общественной системе своей страны, что не мешало ей в основном поддерживать эту систему. Такое «двойное мышление», по-видимому, означает, что для его носителей различие между «плохим» и «хорошим» не представляется чем-то важным.
М. Кантор, известный художник и философ, в качестве одной из причин указывает на «комплекс Иуды», т.е. на психологию предательского компромисса с совестью.
Делаются попытки объяснить данный феномен с точки зрения социальной психологии.
Л. Ржевский разработал концепцию «ювенальности» советский психики, т.е. описал явление неустойчивости и нечеткости жизненных установок по аналогии с детской и юношеской психикой. Иными словами, он рассматривал тот тип личности, который характеризуется утратой способности различать и противопоставлять смысловые оппозиции. Тёмное и светлое, хорошее и дурное, разумное и неразумное становится неразличимым или плохо различимым. Сумеречное сознание, «личность без свойств» - таковы результаты этой эволюции человеческого существа.
Параллельная независимая культура имеет своего носителя. Этот носитель и есть то общее, что роднит западный постмодерн и советскую неофициальную культуру. По их носителю – маргиналу, эту культуру можно назвать культурой маргинального человека.
Маргинальный человек, или маргинал, - это человек, вырванный из своей прежней социальной, национальной, культурной среды, но неспособный радикально приспособиться к другой среде и, следовательно, пребывает в некотором промежуточной измерении. Это серьезная проблема для всех развитых стран. Советский Союз, а затем и Россия не являются исключением. Число маргиналов резко возрастает в связи с драматическими катаклизмами происходившими в течение многих десятилетий в советским и постсоветском обществе.
Крупные города, переполненные выходцами из сельской местности, которые не вполне приспособились к городской цивилизации, разнообразные профессии и занятия, в которых доминируют новички, малоопытные люди, не принадлежащие к этой профессии с самого начала и целиком, сфера культуры, где, в основном, такие же «пришельцы», выходцы их иных социальных сфер, непричастные к культуре изначально, появившиеся лавины эмигрантов, которые на Западе называют «неокочевниками», - все это почва и контингент новой культуры.
Социальная, культурная, национальная маргинальность стала предметом отражения в произведениях Айтматова и Пикуля, Каримова и Пригова, Муратовой и Балаяна.
А. Якимович вскрывает еще одно общее, лежащее в основном подобие между независимым искусством в советском и постсоветском обществе и западным постмодернизмом. Он пишет: «Для «постмодернистского» сознания тоталитарен, по сути, весь мир. Тоталитарен изначально и в своей основе: в жесткой ли форме «реального социализма»; в либеральном ли облике пост-индустриального Запада».
Поэтому поиск смысла сам предстает изначальной бессмыслицей: самопознание жизни убивает жизнь. Отсюда, распад – как господствующий мотив независимого искусства. Постмодерн освобождает силы распада.
И хотелось бы солидаризироваться с А. Якимовичем, надеющимся, что: «В грядущем «распаде распада» и родится, будем надеяться, нечто новое, что даст ответ на сегодняшние проблемы».
С середины 80-х гг. коммунистическая идеология, составлявшая прежде основу мировоззрения большинства общества, вступила в полосу серьезного кризиса. Официальные идеологи не могли объяснить процессы и явления, происходящие в своей стране и в мире. На фоне распада мировой системы социализма, а затем и СССР коммунистическая идея перестала быть популярной. Люди попытались осознать свое место в мире при помощи иных идейных, религиозных и философских концепций.
«Революция сверху», начавшаяся в России в 1991 г., сопровождалась отказом не только от коммунистических идей, но и от многих традиционных, веками формировавшихся ценностей, обычаев, традиций. Широкое использование зарубежных экономических и политических моделей неизбежно привело и к заимствованию западных (преимущественно либеральных) духовных ценностей, основанных не на традиционном коллективизме, а на индивидуализме, на приоритете не духовного, а материального начала.
Изменились и общественные ожидания. Если до перестройки значительная часть населения все же верила официальной пропаганде и идее построения в конечной перспективе коммунизма, то с начала 90-х гг. эта вера сменилась ожиданием построения обещанного в короткий срок властями «народного капитализма». По мере неудач в экономической политике и нарастания проблем в межнациональных отношениях общественные настроения стали вновь меняться.
Либеральные идеи воспринимались значительной частью общества как чуждые. Постепенно возвращался интерес к национальной культуре, традиционным духовным ценностям, старым фильмам, песням, народным традициям. На этой основе особо популярными для части населения становились идеи национализма. Правда, общественное сознание не вернулось на путь поддержки даже обновленной коммунистической идеологии. Оно оказалось готово воспринять скорее национально-либеральную идеологическую концепцию.
Одной из главных особенностей духовной жизни общества в 90-е гг. стал реальный идейный плюрализм: законодательно были сняты все запреты и ограничения на любые идейные учения (кроме тех, что призывали к насилию, социальной и национальной вражде).
ИЗ ПОСЛАНИЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОМУ СОБРАНИЮ «РОССИЯ НА РУБЕЖЕ ЭПОХ» (1999):
Мы убедили людей в том, что процесс преобразований пройдет легко и быстро. И в результате сформировали избыточные ожидания от самих реформ. В итоге - разочарование и то, что принято называть «синдром поражения».
Влияние религии и церкви на общественное сознание
Кризис общественных идеалов и сложившейся системы ценностей всегда сопровождался обращением людей к вере. Также и кризис коммунистической идеологии на рубеже 80-90-х гг. вызвал бурный всплеск религиозных настроений в обществе. К середине 90-х гг., по данным социологических опросов, до 34% взрослого населения страны считало себя верующими, а еще 35% колебалось между верой и неверием.
По всей стране развернулось восстановление и строительство храмов, мечетей, синагог, дацанов. В Москве всего за 5 лет был восстановлен храм Христа Спасителя, построенный в XIX в. на деньги миллионов простых людей в память о великой победе в Отечественной войне 1812 г. Теперь он стал символом духовного возрождения России. Большим спросом стала пользоваться религиозная литература, издающаяся большими тиражами.
Вместе с тем распад СССР повлек за собой тяжелые последствия и для церкви. В Прибалтике власти потребовали передачи приходов и имущества РПЦ под управление Константинопольского патриархата. На Украине небольшая группа церковного руководства объявила об автокефалии (независимости) Украинской православной церкви. Это вызвало раскол православия на Украине, которое к тому же испытывает агрессивный напор со стороны униатской церкви. При поддержке властей униаты силой захватили практически все православные церкви в западных областях Украины.
Возобновились массовые паломничества православных христиан в Иерусалим, мусульман в Мекку.
Однако демократизация политической и духовной жизни, с одной стороны, и религиозная неграмотность вчерашних атеистов - с другой, привели к экспансии в Россию самых разных религиозных сект и течений, в том числе радикальных. Традиционным религиозным конфессиям впервые пришлось заботиться о сохранении своих позиций в борьбе за умы верующих.
Литература и искусство
На развитие отечественной культуры в 90-е гг. оказали значительное влияние три основных внешних фактора: снятие ограничений на свободу творчества; резкое сокращение государственных ассигнований на развитие учреждений культуры; серьезное снижение общекультурного уровня населения.
«Закон маятника» привел к тому, что метод социалистического реализма оказался быстро забыт еще в конце 80-х гг. Многие деятели культуры устремились к утверждению непривычного и казавшегося им заманчивым концептуализма, постмодернизма, неоавангардизма, других художественных направлений. Однако это привело к «элитаризации» искусства, интересного в большинстве своем узкому кругу специалистов и почитателей. Те произведения литературы и искусства, которые в 90-е гг. получили международное признание, были созданы в традиционном, реалистическом ключе. Так, в 1995 г. премии «Оскар» американской киноакадемии был удостоен фильм Н. Михалкова «Утомленные солнцем», а в 1996 г. специальным призом Каннского кинофестиваля был отмечен фильм С. Бодрова «Кавказский пленник». Рост интереса к истории и традициям народа нашел отражение в другом фильме Н. Михалкова - «Сибирский цирюльник» (1999). Новые, непривычные явления жизни, характерные для 90-х гг., получили воплощение в фильмах В. Тодоровского «Страна глухих», А. Балабанова «Брат» и «Брат-2», А. Хотиненко «Мусульманин» и др. Возродилась традиция проведения Международных московских кинофестивалей. Ежегодно стал проводиться и Всероссийский кинофестиваль «Кинотавр» в Сочи. Однако число фильмов, выпускаемых киностудиями страны, заметно сократилось.
Новые явления имели место и в российской литературе. Творческим кризисом было отмечено мастерство тех литераторов, которые в прошлые годы выступали апологетами советской системы.
Для большинства писателей советского времени характерным стало создание публицистических произведений, в большинстве которых они подвергали критике характер начавшихся в 90-е гг. общественных преобразований. Об этом говорилось, в частности, в сборнике статей известного писателя-диссидента В. Максимова «Самоистребление», публицистических статьях А. Солженицына, Л. Бородина, В. Белова, стихах-размышлениях С. Викулова «Мой народ» (1993) и др.
Литераторы пережили в 90-е гг. и кризис идентичности в условиях распада единого государства (повесть Ф. Искандера «Пшада» и др.). Новые обстоятельства жизни и ее герои («новые русские», безработные, беженцы, бездомные и др.) нашли отражение в повести 3. Богуславской «Окнами на юг: Эскиз к портрету «новых русских». Ностальгическая печаль по уходящему образу жизни, тоска по идеалу чистоты и непорочности патриархальной России звучали в творчестве В. Распутина. Характерно, что в 90-е гг. он стал одним из родоначальников нового направления в российской литературе - «постдеревенской прозы». В центре внимания его новых работ («В одном сибирском городе», «Россия молодая» и др.) оказались проблемы городской жизни, идеалов городской интеллигенции. Плодом многолетней духовной эволюции Л. Леонова стал его последний роман «Пирамида» (1994), в котором автор говорит о противоречиях прогресса, своем отношении к православию и церкви. В своем романе «Прокляты и убиты» В. Астафьев подводил итог своим многолетним раздумьям о героизме, дегероизации и пацифизме, показывал войну с самой неприглядной стороны, сделав акцент на невыносимых условиях ратного труда и быта.
В книге В. Аксенова «Новый сладостный стиль» (1998) выражено отношение писателя к внешнему и внутреннему состоянию современного человека.
90-е годы характерны появлением множества новых имен в российской литературе. Одним из наиболее популярных молодых писателей стал Виктор Пелевин, известный двумя своими романами «Чапаев и пустота» и «Generation П», характерной чертой которых выступают не только фантастические сюжеты, но и философски-метафизическое, иронично-гротескное отношение ко всему советскому. Свежим взглядом на окружающий мир и необычным сочетанием современной тематики и жанрового стиля сказания отличалось творчество Юрия Буйды («Люди на Острове», «Дон Домино»). В рамках постмодернистских подходов создавал свои стихи Дмитрий Пригов (сборник «Пятьдесят капелек крови»). Премии им. Аполлона Григорьева в 2000 г. была удостоена книга стихов поэта-авангардиста Виктора Сосноры «Куда пошел? И где окно?». Признанными лидерами метафорической поэзии 90-х гг. стали Александр Еременко («Громадный том листали наугад…») и Иван Жданов («Пророк»).
Основной чертой новых литературных произведений стали ирония над советским прошлым и поиск необычных форм самовыражения авторов.
Переход к рыночным отношениям поставил представителей творческой интеллигенции в необычные для них условия: с одной стороны, государство впервые сняло все запреты на творчество, но с другой - оно практически прекратило прежнее финансирование творческой деятельности.
«Открытие Запада» обернулось не только знакомством с лучшими сторонами его культуры, но и хлынувшим в страну потоком низкопробных подделок. Это не могло не привести к размыванию многих черт традиционной для россиян морали, падению нравов, росту преступности.
Таким образом, развитие отечественной науки и культуры в 90-е гг. носило такой же противоречивый характер, как и в других сферах жизни: с одной стороны, творческая интеллигенция получила полную свободу самовыражения, но с другой - лишенная финансовой поддержки государства в условиях рынка и резкого падения стремления большей части населения к приобщению к культурным ценностям была не в состоянии реализовать свой потенциал в полной мере.
Мы продолжаем публикацию материалов проекта «Глоссарий», подготовленного совместно с порталом «Твоя история» . В рамках проекта ведущие российские ученые, предприниматели, деятели культуры и общественные деятели попытались дать свое определение основным терминам и понятиям, в которых Россия осознает себя в последние четверть века.
Марина Давыдова, театральный критик и театровед, главный редактор журнала "Театр". Театр 90-х
90-е годы в «интеллигентской» среде принято вспоминать с ностальгией. Казалось бы, применительно к театру ностальгия должна быть особой. Действительно, это было десятилетие свободы, когда можно было творить, придумывать, пробовать, все было разрешено, цензура пала, казалось, что перед театром открываются какие-то удивительные горизонты.
Парадоксальным образом, по крайней мере, у меня такое ощущение, что 90-е годы стали провальным десятилетием для российского театра. Оказавшись в новых предлагаемых обстоятельствах, он завис между прошлым и настоящим, даже не между прошлым и будущим. Было видно, как он мучительно пытается найти какие-то свои пути. С одной стороны, вроде бы возникла идея театральной антрепризы - она возникла в 90-е годы, когда вдруг появилась идея о самоокупаемости театра, какие-то лекала, схемы, заимствованные на Западе, в основном, в Америке. Почему-то у нас Запад ассоциируется с Америкой. И когда потом попадаешь в любую европейскую страну, когда оказываешься в европейской реальности, то понимаешь, насколько европейская реальность отличается культурной сфере от американской. И это был такой период дикого капитализма в театре.
С другой стороны, уже тогда стали очевидны все недостатки того, что называется «русской репертуарной системой» - это большие, неповоротливые театральные коллективы, с раздутым штатом, с худруком, сидящим до скончания жизни, с невозможностью обновления, без новой крови.
В третьих, в 90-е годы - я вспоминаю их именно так, может быть, сгущаю краски - русский театр стал парадоксальным образом самым асоциальным театром за всю новейшую историю самого российского театра!
Если мы возьмем 60-е оттепельные годы, 70-е - Россия же была «театроцентричной» страной, театр очень многое определял здесь. Он стал субститутом церкви, гражданского общества, свободной прессы, он заменил собой очень многие отсутствующие в российской реальности вещи. Это происходило именно потому, что реальность была немного неестественной. А когда все это изменилось, когда появилась и свободная пресса, и парламент - плохой или хороший, но он появился! - какие-то общественные дебаты и Церковь начала заявлять свои права - миссионерская роль театра и то, что он заменял собой какие-то другие вещи - это улетучилось естественным образом, а он сам как-то не очень понимал, что ему делать, чем ему быть.
Он привык, что «поэт в России больше, чем поэт», театр - больше, чем театр. Он привык существовать в каких-то таких предлагаемых обстоятельствах, а они радикально изменились. И в общем и целом эта институция стала существовать как будто под каким-то куполом, отгородилась от реальности. Если европейский театр в те же годы всегда был частью гражданского общества, там всегда существовала очень прямая связь между реальностью и тем, что происходило на сцене, истоки жизни как таковой всегда пронизывали театральную жизнь, то у нас театр стал восприниматься обществом как место для эскапизма. 90-е годы были непростыми, многим приходилось просто выживать, и театр стал местом, куда прятались от реальности. И он себя таким и осознал: да, это - волшебный мир прекрасного.
Какое это «прекрасное», как оно подается - это уже другой вопрос, но в целом концепция театра как места, куда надо убегать от реальности, сложилась именно в 90-е годы. И она на самом деле для театра - с моей точки зрения - крайне опасна и вредна, вообще говоря.
У нас были богатые театральные традиции, были просто крупные личности, которые никуда не делись и продолжали творить - не могу сказать, что 90-е годы были абсолютным провалом в истории российского театра, совсем нет: я считаю, что Лев Абрамович Додин свои лучшие спектакли поставил именно в 90-е. Правда, за них российские критики его и «долбали», говорили, что он как-то неправильно представляет российскую реальность. А он как раз одним из первых попытался навести мосты между простой реальностью и театральной. В эти же годы случился прорыв, и курс ГИТиСа Фоменко стал фактически новым театром, и это была такая отрада для театральной Москвы. Хотя для меня как раз Фоменко, может быть, в самом прекрасном варианте, и воплощал идею «эскапистксого» театра, побега от реальности. Очень интересные эксперименты делал Анатолий Васильев, продолжали творить Кама Гинкас, Гета Яновская - нельзя сказать, что ничего не происходило, происходило много интересного. Но в целом было ощущение - во всяком случае, для меня - какой-то стагнации.
Не было никакой новой крови, потому что театр определяется не только мэтрами, которые продолжают в нем работать, но и тем, как часто появляются какие-то новые имена, новые тренды. В нормальном варианте вновь приходящее поколение должно существовать в каком-то полемическом задоре с предшествующим, «сбрасывать с парохода современности» его, ведь потом сбросят и их! Это нормально. Но ничего этого не происходило. Реальность была зафиксирована в каких-то границах, и она так более-менее существовала. Я помню, что, когда в самом конце 90-х - начале 2000-х, стали появляться первые спектакли Кирилла Серебренникова, «Центр драматургии и режиссуры», а потом стали уже этих молодых режиссеров ждать крупные театры столицы, казалось - ну, это случилось, произошло!
Свой первый фестиваль NET мы сделали в 1998-м году. Тогда же мы проводили конференцию с молодыми режиссерами Европы. Молодым людям, которые приехали к нам, было по 25-30 лет, они были уже людьми с каким-то послужным списком, с какими-то постановками за плечами на крупных сценах своих стран. Причем это были люди из самых разных стран, от Германии до Болгарии. А у нас самым молодым режиссером считался Сергей Женовач 40 лет! За ним вообще никого не существовало. Не было возможности поступления новой крови. И в том же 98-м году эти приехавшие люди спрашивали: «А у вас есть хоть один спектакль, посвященный чеченской войне?» И я помню свою внутреннюю реакцию, потому что не решались сказать это вслух: «Какой глупый и нелепый вопрос?! Зачем делать спектакли про чеченскую войну? Есть же газеты, журналы, телевидение - они про это расскажут. Но - театр? Он же не должен интересоваться такими сиюминутными вещами, он же про возвышенное, про духовное!» И дальше в моей личной жизни произошло вхождение в европейскую театральную реальность.
С одной стороны, она стала появляться здесь в виде театральных фестивальных спектаклей. С другой стороны - открылись границы во всех смыслах, мы сами стали много ездить, мы увидели, что, например, великая Ариана Мнушкина совершенно не брезгует этими «сиюминутными проблемами», и это не мешает ей делать великие спектакли вроде «Последнего караван-сарая».
Так что я считаю, что возникли какие-то отрадные тенденции - именно тенденции, потому что отдельные талантливые личности могут появляться в любой стране во все времена. А если говорить о трендах, то все отрадные тренды в театре стали появляться в начале нулевых годов. Для театра очень важно «среднее» поколение, поколение сорокалетних людей. Если вы перелистаете историю театра в 90-е годы, вы увидите, что это поколение было «вымыто». С одной стороны, не было совсем «молодых», но и поколение сорокалетних, если не считать Сережу Женовача, куда-то сгинуло. Кто-то эмигрировал, как Володя Мирзоев, потом вернулся, но кто-то вообще исчез в неизвестном для меня направлении, вроде Володи Космачевского. Кто-то, как Клим, пытался существовать в андеграунде, но российская реальность ему такой возможности не давала, потому что ничего кроме крупных репертуарных театров в нашей жизни не предполагалось. И эти люди, которые, на мой взгляд, могли как-то изменить театральный климат, исчезли. Потом некоторые из них попытались вернуться, но это была уже другая страница театральной истории.
А 90-е годы я все же вспоминаю в театральном смысле с какой-то печалью, хотя, повторяю, отдельные театральные «гурманские удовольствия» вроде «Шести персонажей в поисках автора», спектакля Анатолия Васильева, конечно же, тогда появлялись. Так что поразительным образом театр шел в противофазе со страной. В целом это было время свободы, открытости, каких-то поисков, инноваций, а в театре это было время такого затишья, нашего театрального застоя, время ожидания. Потом, по счастью, это все прорвалось, взорвалось начинаниями, но это было уже в начале нулевых, это была уже другая история.
Загрузка...